Давид Малкин - Король Шаул
Вся ватага встретила Давида сразу за Хевроном, расспрашивала, пересказывала новости. Последнее время не было сообщений о каких-нибудь приготовлениях королевской армии к походу на юг. Герои предлагали наказать предателей-зифян, но Давид ответил, что не желает пролития крови сыновей Якова, а рвущимся в бой теперь будет с кем воевать. Он стал рассказывать про переговоры в Яффо и когда дошёл до передачи ему Ахишем селения Циклаг, вокруг началось буйное веселье. Давид не представлял, что его люди так истосковались по оседлой жизни. Колотя пятками ослов, они поскакали по пустыне, торопясь принести в семьи такую добрую весть. Глядя на своих ликующих товарищей, Давид думал, что никто из них не обратил внимания на его обещание воевать за Ахиша.
Давида встречал маленький Амнон. Он был уверен, что получит подарок, и не ошибся. Давид посадила его к себе на осла, обнял и протянул горсть ракушек и мешочек с сушёными дикими яблоками. Когда подъехали к пещерам, Амнон соскочил с ослика на землю и побежал к матери.
Давид и Ахитофел обошли все семьи, раздавая подарки и приглашая вечером к большому костру. Едва солнце село, все пришли и расселись. Пальмовый лист с указом Ахиша пошёл по кругу, хотя никто не умел его прочитать. Каждый высказался за Циклаг, несмотря на то, что к этому моменту вернулась разведка Асаэля с вестью, что место голое, а там, где у филистимлян стояли дома – одни головешки.
– Что ж, – сказал Давид. – Построим, как строят дети Яакова, и останется это селение за иврим навеки.
Циклаг вырастал быстро. Глину для домов замешивали, используя запасы дождевой воды в ямах, выравнивали землю под фундамент, отрывали колодцы. Вокруг селения соорудили из камней и земли стену с башнями по углам, и с них установили непрерывное наблюдение за пустыней. Построили жертвенник, микву, под тремя сохранившимися пальмами стали учить детей Закону, чтению и письму. Давид назначил левитов следить за жертвоприношениями, за чистотой колодцев и за помощью больным и престарелым. Общей гордостью стали ворота в стене, выкованные из бронзовых листов. Возле этих ворот теперь собиралось население Циклага, и раз в месяц Давид устраивал суд: разбирал ссоры между семьями, объяснял обычаи, рассказывал о планах походов по кочевьям. Герои по-прежнему собирались возле его дома каждое новолуние и разводили большой костёр. Все главные решения принимались здесь.
Гад делился с Давидом тем, чему сам успел научиться у Шмуэля.
– Необходимо точно указывать, за что наложено наказание, – говорил он. – Например, люди узнали, что ты осудил двух женщин, дав разные наказания. Скажи ясно, что одна осуждена за беспутство, а другая ела неспелые плоды седьмого года. Тогда люди поймут, почему наказание этих женщин – разное.
Строили дома, расчищали от камней почву, сеяли, собирали первый урожай. Давид радовался, глядя на своих людей: нет, они не разучились и мирным делам!
Ни один человек не вложил столько души в Циклаг, сколько жена Давида Авигаил. Ни одна забота не миновала её, но никто ни разу не видел её недовольной. Она ещё находила силы устраивать и своё жильё: ни один дом не был так хорош, как дом Давида.
А он приходил усталый и удивлялся её всегда лёгкому и радостному настроению.
И раньше люди со всей Земли Израиля прибывали к Давиду, пополняли его отряд: одни поссорились со старейшинами своих селений, другим нечем было заплатить долг, третьи просто искали вольной жизни. Теперь, когда стало известно о Циклаге, о том, что Давид находится в полной безопасности во владениях басилевса, иврим, желающих присоединиться к нему, стало ещё больше. Новичкам помогали построить дом, и многие оставались в Циклаге насовсем, хотя были и такие беглецы от тяжёлой руки короля, кто уходил от Давида, разочарованные его решительным отказом мстить Шаулу.
В весенние месяцы селение казалось стоящим не на песке и камнях, а на цветах и травах. Тогда Авигаил отправлялась с детьми заготовлять целебные растения. Иногда к ним присоединялся Хелец, объясняя свойства цветов и показывая места, где растёт та или иная трава.
Едва они успели закончить первые постройки, в селение прибыл из Гата посланец Ахиша со свитой: басилевс велел ему выяснить, что происходит в Циклаге и напомнить иврим, что, по договору, они должны нападать на короля Шаула и доставлять отбитую добычу в Филистию.
Посланец был удивлён видом селения и, пробыв в Циклаге несколько дней, отбыл в Гат с обещанием Давида вскоре пойти в поход на Шаула.
Задержался посланец потому, что хотел увидеть, как веселятся эти странные иврим.
...И поднимался Давид и люди его, и нападали на гешурян и на гезриян, и на амалекитян, которые населяли издревле эту страну до дороги в Шур и до земли Египетской. И поражал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец и волов, и верблюдов, и одежду и приходил к Ахишу.
И спрашивал Ахиш:
– На кого нападали вы нынче?
И отвечал ему Давид?
– На юг Йеѓуды и на юг земли Еразмеэльцев, и на юг земли Кенийцев.
И ни мужчин, ни женщин не оставлял Давид в живых, так как говорил: «Иначе они расскажут о нас: "Так поступал Давид во все дни пребывания его в земле филистимской".
И стал доверять Ахиш Давиду, говоря: «Он сделал себя ненавистным народу своему и будет рабом моим всегда».
За год произошёл только один случай, угрожавший изменить расположение Ахиша к Давиду. Случилось это в день, когда караван с данью из Циклага привёл в Гат один из самых спокойных людей в давидовом отряде – Бная бен-Иояда. Этот воин не выглядел необычным силачом, но после того, как Бная на севере убил льва, в войске иврим установилось к нему уважение.
Но то – иврим.
Бная привёл караван к сокровищницам Ахиша, велел слугам распрягать верблюдов, а сам пошёл искать писца, чтобы тот сделал опись привезённого добра. Тишина на площади удивила Бнаю. Как потом выяснилось, перед самым прибытием каравана из Циклага здесь появился буйный Саф – родич Голиафа, такой же огромный и задиристый. В тот вечер он нанюхался цветущего камыша, сжигаемого на побережье, и стал крушить всё подряд и молотить кулачищами всякого, кто попадался ему навстречу. Народ убегал и прятался по домам. Саф вломился на постоялый двор, вылакал половину меха вина, свалился на земляной пол и захрапел. Только тогда вспомнили, что нужно послать за городской стражей.
Но прежде, чем та прибыла, на площади загрохотали повозки обоза с данью из Циклага. Саф поднялся, вышел с постоялого двора и навалился животом на невысокого растерянного иври.
Жители Гата высунулись из-за ближайших домов. Заметив зрителей, Саф вдруг заулыбался, обнял Бнаю и предложил:
– Эй, пастух! Давай стукнем друг друга по разику!
Видя, что туземец не понимает, Саф знаками стал показывать Бнае, что хочет, чтобы тот ударил его, а потом он, Саф, стукнет пастуха. Бная, тоже знаками, стал отговаривать филистимлянина, прикладывал к щеке сложенные ладони – мол, поди поспи и успокойся. Но Саф настаивал, свирепея на глазах. Он уже без улыбки толкал Бнаю и пытался дёрнуть его за бороду.
– Ну, что ж, – смиренно принял Бная бен-Иояда. – Видно, так угодно Богу.
И он без замаха ударил филистимлянина.
Наутро Сафа похоронили.
Бная провёл ночь в тюрьме, куда его препроводили явившиеся наконец на площадь стражники. Утром, когда басилевс рассматривал привезённую дань, ему рассказали о вчерашней драке на площади. Допросив свидетелей, Ахиш велел отпустить Бнаю.
– Когда буду набирать новых телохранителей, напомни мне про этого иври, – приказал он толстому вельможе.
Куда идти в поход, Давид и его советники определяли по рассказам иврим, прибегавших с жалобами на налёты из пустыни. Отряд нападал на кочевников всегда неожиданно – может, поэтому в Циклаг все воины возвращались живыми. Но раненые бывали. Их укладывали в палатке, где всегда находился кто-нибудь покалеченный быком, ужаленный скорпионом или просто больной, и первой спешила к раненым Авигаил. Под её низкий голос они засыпали, получив лекарственный отвар, накормленные и напоенные из её рук.
Авигаил часто звали помочь роженицам, с ней советовался лекарь – она никому не отказывала, ни разу не пожаловалась на усталость и, улыбаясь, появлялась всюду, где её ждали.
Так в Циклаге прошёл год и четыре месяца – лучшие дни в жизни Авигаил.
Глава 6Всего восемь дней, как она родила, думала Мейрав, глядя на спящую Рицпу, – а уже опять худая. Не то, что я!
Мейрав сидела на шкуре рядом со свернувшейся калачиком Рицпой и ждала, когда та проснётся. В соседней комнате под присмотром служанок спали мальчики: её, Мейрав, и два сына Рицпы от Шаула – годовалый Армони и Мефибошет, на чьё обрезание собрались сегодня гости со всего Кнаана. Мейрав попросила, чтобы гости не заходили и не тревожили Рицпу, но шум пиршества доносился и в эту комнату.
