Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

— Жизнь у нас только одна. Но она непрерывно переходит от одного существа к другому. Кто не желает понять этот универсальный закон, тот обычно ставит себя в центр мироздания, хочет распоряжаться всем и вся и безумствует, если это не удается.

Я рассердилась. Моя деятельная, практичная натура восстала.

— Я не могу пассивно воспринимать несчастья. Я хочу бороться! — с пылом возразила я. — И я не верю в рок. Свою судьбу мы создаем сами, собственными руками.

— Но когда выходишь из себя от зависти, то ровным счетом ничего не создаешь, — заметила Виргилия.

Я оторопела.

Виргилия шла медленно, иногда оборачиваясь ко мне.

— Ты смогла бы постоянно жить вон на том острове, как живу тут я? — неожиданно спросила колдунья.

Вопрос застал меня врасплох. Нет, разумеется, хотела ответить я, иначе сошла бы с ума! Я — известная журналистка, много путешествую, пишу романы, нахожусь в центре международных событий, у меня много друзей в разных странах. Как же я могла бы заточить себя на этом крохотном утесе?

Думая так, я подыскивала слова, чтобы не обидеть Виргилию. Разумеется, я не посмела бы сказать ей, что такое никак невозможно, потому что моя жизнь важнее ее.

Но мне ничего не пришлось говорить. Она сама ответила за меня:

— Нет, не могла бы, потому что сейчас тебе поручена миссия в ином месте. У тебя совсем другая задача, и если не сумеешь хорошо выполнить ее, твой мозг помутится. Однако наступит день — попробуй представить себе такое, — и твоя миссия закончится. И тогда ты сама охотно приедешь сюда насовсем. И решение это не составит для тебя большого труда.

Виргилия говорила спокойно, убедительно. Я почувствовала себя ребенком, которого застали, когда он тайком уплетал лакомство. Вспомнив, что произошло со мной на утренней прогулке, я рассказала об этом Виргилии.

— Сегодня утром, — разъяснила Виргилия, — твоя душа поначалу оставалась чистой и открытой, поэтому ты многое увидела и поняла, но потом тебя снова захватило настоящее, и ты потерялась, заплутала. А чтобы найти самих себя, нужно заблудиться иначе, забыть свое «я» и собственную гордость. Мы должны согласиться стать другим существом. Никто не собирается лишать тебя твоей индивидуальности, полностью изменять тебя. Но ты станешь действительно сильной, только если сознательно станешь другим человеком. Если согласишься быть матерью, потерявшей дочь, сумеешь представить себя такой же несчастной, больной и старой женщиной, живущей на острове, как я, согласишься умереть, а потом возродиться в другом теле. Сегодня твоя жизнь приняла одну форму, завтра обретет другое обличье. И согласиться с этим вовсе не означает проявить смирение. Это означает понять сущность жизни, сущность мироздания. Мироздание — это уникальное единство всего живого. Оно чувствует в целом, думает и видит одинаковыми глазами — твоими, моими, глазами вот этой чайки.

Слова Виргилии не допускали возражения. Я чувствовала себя ничтожеством.

Стены крепости на острове озарились золотистым светом заката. Однако все небо закрывали огромные тучи, и только на самом горизонте вдруг проглянуло солнце. Помню, в детстве, когда такое случалось, мы говорили: солнце возвратилось к нам. Громадные скопления облаков переливались всеми оттенками — от золотистого до темно-синего, почти черного, густого фиолетового.

Сколько тысячелетий подряд повторялась эта удивительная картина!

Я чувствовала себя крохотной частицей необъятного мира света, крупицей вечности. Виргиния двинулась в обратный путь. Душа моя словно возродилась к свету и счастью. И я последовала за пророчицей.

ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ

ИСПРАВЛЕНИЕ ОШИБОК

Маркиза Россоманни завтракала, когда в дверях гостиной появился Джузеппе и сообщил, что управляющий с двумя молодыми пастухами старается укротить двух белых лошадей. Они не из конюшни маркизы, а принадлежат ему самому. Их прислали ему в подарок, добавил дворецкий, от какого-то барона из Васто.

— Двух белых лошадей? — с удивлением переспросила маркиза.

— Да, синьора маркиза, две белые лошади. Я как только увидел их с террасы, помчался посмотреть. И просто оторопел, такие они породистые. Подумал, может, вы недавно купили и я еще не знаю об этом. Но управляющий, ужасно гордый, сказал, что их прислали ему, что это его собственность. И он хочет подарить их своим сыновьям, когда те пойдут на военную службу.

— Две белые лошади, говоришь? Ты уверен, Джузеппе?

— Да, синьора маркиза, я же видел их собственными глазами, вблизи. Они точь-в-точь такие же, как ваш белый конь. И такая же коричневая звезда во лбу. Помните, синьора маркиза?

— Еще бы не помнить! Да, мой белый конь, которого я одолжила управляющему, когда он поехал… Помнишь, Миранда?

Горничная вошла, чтобы забрать поднос, но видя, что Джузеппе так возбужден, задержалась.

— Да, синьора маркиза, помню.

— Сколько прошло с тех пор?

— Да, пожалуй, около трех лет.

— Джузеппе, сколько, по-твоему, новым лошадям?

— Около двух будет.

Маркиза резко поднялась с кресла и принялась ходить взад и вперед по комнате.

— Гнусный негодяй! — воскликнула она. — Это он все выдумал, будто мой конь охромел и потому его пришлось пристрелить. Еще бы, заставил его проделать такой путь! А может, специально увел из конюшни как племенного жеребца для кобыл этого сельского помещика, разбогатевшего невесть как. Готова поклясться, что весьма подозрительными коммерциями. И шлет в подарок управляющему двух белых лошадей! Моих лошадей!

Джузеппе растерянно мялся на пороге, комкая в руках шапку, испуганно смотрел то на маркизу, то на Миранду. Он пожалел, что пришел с докладом о лошадях. Он страшился гнева хозяйки. Она, несомненно, уволит управляющего. Но он-то, Джузеппе, только рад будет. За несколько лет этот тип немало поживился. Купил дом в Санникар-до и ферму. Столько наворовал у маркизы! А он, Джузеппе, ничего не приобрел, хотя вот уже сорок лет в услужении у семьи Россоманни. Его пригласил сам маркиз. И приехал он в этот дом еще раньше маркизы. Это верно, она позаботилась о приданом для его дочери и помогла устроить на военную службу сына, ничего не скажешь. Жаловаться ему не на что, у него ни в чем нет недостатка, живет в хорошем доме. И не променял бы свою жизнь на крестьянскую. Только вот терпеть не может управляющего, этого спесивца и вора.

— Джузеппе, что стоишь как вкопанный? Приготовь коляску, поеду посмотрю.

— Слушаюсь, синьора маркиза.

Миранда поставила поднос и с тревогой спросила:

— А что вы надумали делать?

— Наказать его!

— Но, синьора…

— С каких это пор ты обсуждаешь мои поступки? Приготовь костюм для верховой езды! И помоги одеться!

— Прикажете белый льняной?

— Нет, брюки, шляпу и мужской пиджак. Как одевался мой муж. Да вели Джузеппе оседлать моего коня. Отправишься с ним в коляске, а я поскачу верхом. Разберусь на месте с этим обманщиком. Едем в село!

— Но, синьора маркиза, неужели вы прогоните его?

— Делай, что приказано!

— Слушаюсь, синьора.

Перепуганная горничная выскочила из комнаты. Вскоре она села в коляску, а Джузеппе занял место на козлах. Карло, конюх, помог маркизе подняться в седло, сам тоже сел на лошадь и последовал за ней.

Маркиза пришпорила коня и помчалась галопом, но не по извилистой дороге, что шла через долину, а кратчайшим путем — через лес и оливковую рощу прямо к загону на берегу озера Варано.

Увидев, как маркиза несется галопом, управляющий встревожился. На этот раз его застали врасплох — не успел придумать правдоподобную историю про подаренных лошадей. Обрадовался. как мальчишка, и вот тебе… Ему самому надо было бы поговорить с маркизой о лошадях, понять ее настроение и привести коней в загон. Конский топот и хлыст, занесенный маркизой, настолько напугали управляющего, что у него едва ноги не подкосились. Он растерялся и выбежал за ограду навстречу хозяйке, снял шляпу, поклонился и, не смея взглянуть на нее, пробормотал: