Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны
Прибывъ, наконецъ, въ Константинополь, одесскіе бѣженцы застали въ русскихъ кругахъ подавленное настроеніе. Положеніе на фронтѣ все ухудшалось, усилились и стали выливаться наружу нелады между отдѣльными представителями высшаго военнаго командованія. Въ Константинополь начали прибывать первые бѣженцы изъ Новороссійска. Изъ Крыма, гдѣ воцарился одесскій Шиллингъ, доходили свѣдѣнія о начинающемся и тамъ развалѣ. Въ Константинополь прибылъ опальный ген. Врангель и его начальникъ штаба ген. Шатиловъ. Въ это время еще не получило огласки и не ходило въ копіи по рукамъ письмо ген. Врангеля ген. Деникину съ рѣзкой критикой и обличеніями послѣдняго. Генералы Врангель и Шатиловъ, зная, что я ѣду въ Парижъ и связанъ съ тамошними литературными и политическими кругами, детально изложили мнѣ исторію взаимоотношеній Врангеля и Деникина. Запись бесѣды съ ген. Шатиловымъ у меня сохранилась, но воспроизводить ее нѣтъ смысла, такъ какъ сообщенное ген. Шатиловымъ совпадаетъ съ сущностью опубликованнаго впослѣдствіи письма Врангеля Деникину. Приближенные Врангеля въ Константинополѣ усиленно «будировали» противъ Деникина, обвиняя его въ семи смертныхъ грѣхахъ, причемъ въ обвиненіяхъ этихъ было очень много и чисто личнаго. Какъ все это похоже и почти буквально совпадаетъ съ раздавшимся полгода спустя въ томъ же Константинополѣ «Требую суда общества и гласности», филиппикой по адресу ген. Врангеля, героя обороны Крыма въ 1919 г., перебѣжавшаго въ концѣ 1921 г. къ большевикамъ — ген. Слащева.
Событія стали развиваться съ кинематографической быстротой. Новороссійскъ палъ, оттуда прибыла масса бѣженцевъ. Ген. Деникинъ отрекся отъ главнаго командованія, его преемникомъ сталъ ген. Врангель. Немедленно, уволенные по приказу ген. Деникина, «врангеліанцы» — ген. Шатиловъ, ген. Лукомскій и другіе, назначаются ген. Врангелемъ на отвѣтственные посты. Ген. Врангель берется за реорганизацію крымской арміи, командируя своего помощника ген. Шатилова въ Константинополь для переговоровъ съ англійскимъ командованіемъ. Сущность этихъ переговоровъ держится въ тайнѣ, но ген. Шатиловъ посвящаетъ меня въ ихъ сущность, обязуя держать въ секретѣ сообщенное, увѣдомивъ о немъ лишь парижскіе русскіе круги. Оказывается, англійское правительство считало нужнымъ сдѣлать предупрежденіе, что оно крымской арміи оказывать поддержку больше не будетъ, не гарантируетъ ей эвакуаціи въ случаѣ продолженія борьбы съ большевиками. Явно дѣлался намекъ на то, что лучше-де прекратить борьбу, причемъ въ этомъ случаѣ англичане не прочь были бы явиться посредниками въ переговорахъ «бѣлаго» командованія съ большевистскимъ. Ген. Шатиловъ изложилъ представителямъ англійскаго командованія въ Константинополѣ совокупность мотивовъ, по которымъ невозможно стать на путь, рекомендуемый Лондономъ, причемъ находившіеся въ Константинополѣ англійскіе генералы и адмиралы не безъ сочувствія отнеслись къ аргументаціи ген. Шатилова, еще разъ подтверждая то обстоятельство, что англійскіе представители, непосредственно и близко соприкасающіеся съ русскими дѣлами и дѣятелями, обычно гораздо болѣе сочувственно относятся къ русской точкѣ зрѣнія, чѣмъ сидящіе въ Лондонѣ сэры и милорды. Имѣлъ же мѣсто случай, когда одинъ изъ ближневосточныхъ англійскихъ военно-начальниковъ, получивъ приказъ изъ Лондона отъ Ллойдъ-Джорджа прекратить доставку снарядовъ изъ англійскихъ запасовъ русскимъ анти-большевикамъ, прекратилъ помощь изъ англійскихъ запасовъ, начавъ оказывать ее изъ запасовъ турецкихъ, находящихся въ его же распоряженіи ...
Въ Константинополь пріѣзжаетъ ген. Деникинъ и въ день его пріѣзда происходитъ убійство въ зданіи русскаго посольства ген. Романовскаго. Этотъ самосудъ съ находящимся уже не у дѣлъ, направлявшимся къ семьѣ, генераломъ, произвелъ тяжелое, гнетущее впечатлѣніе. Выстрѣлъ въ зданіи русскаго посольства взбудоражилъ союзные круги Константинополя, приняты были мѣры къ розыску убійцъ, ничего, однако, не давшія. Послѣ убійства, въ зданіе посольства были введены англійскіе солдаты, и за это допущеніе нарушенія принципа экстерриторіальности былъ устраненъ отъ должности ген. Врангелемъ россійскій дипломатическій представитель г. Щербацкій. Уволенъ былъ также и военный представитель ген. Агапѣевъ, не принявшій должныхъ мѣръ охраны. Вообще, ген. Врангель подчеркивалъ своими распоряженіями все свое несочувствіе убійству своего противника — ген. Романовскаго. Англійская полиція стала производить регистрацію всѣхъ находившихся въ Константинополѣ русскихъ офицеровъ, причемъ одной изъ цѣлей этой регистраціи было желаніе набрести на слѣдъ убійцъ ген. Романовскаго. Увѣренность же въ томъ, что убійца былъ изъ круговъ офицерства, была въ Константинополѣ очень велика, базируясь на остро-непріязненномъ отношеніи, которое проявляли къ ген. Романовскому нѣкоторые офицерскіе группы и кружки. Послѣ убійства ген. Романовскаго, охрану обитавшихъ въ зданіи посольства временно взяли на себя англійскіе сиппаи, ген. же Деникинъ переѣхалъ на Англійское судно, увезшее его скоро въ Лондонъ, гдѣ ген. Деникинъ, впрочемъ, пробылъ не долго, предпочтя Лондону, столицѣ Ллойдъ-Джорджа и возрождающихся биконсфильдовскихъ традицій, сперва — Бельгію, а потомъ — Венгрію...
XIV. Національный вопросъ
Революція застала русское общество въ состояніи изряднаго невѣжества въ области національнаго вопроса. Въ либеральныхъ и соціалистическихъ кругахъ было принято отстаивать полноправіе и равноправіе «инородцевъ», а также самоуправленіе окраинъ. Среди правыхъ процвѣтала политика «бараньяго рога» и насильственной руссификаціи. Революція отбросила правые рецепты и въ отношеніи разрѣшенія вопроса о національностяхъ, населяющъхъ Россію, но среди дѣятелей революціи мало, кто давалъ себѣ ясный отчетъ въ конкретныхъ очертаніяхъ требованій и пожеланій отдѣльныхъ національностей. Формулы о «національно-территоріальной автономіи» о «полномъ національномъ и культурномъ самоопредѣленіи», о «правѣ національностей на распоряженіе своей судьбой» были туманны и для большинства — лишены конкретнаго содержанія. Средній интеллигентъ не зналъ, чего, собственно, хочетъ каждая національность и каждая окраина, не былъ знакомъ съ равнодѣйствующей пожеланій національностей. Какъ наслѣдіе системы централизма, и при желаніи осуществлять децентрализацію подходили со слишкомъ общимъ и единымъ мѣриломъ, со слишкомъ единообразными формулами. Вмѣсто болѣе или менѣе точныхъ знаній, вмѣсто углубленія различныхъ частностей существеннаго характера — пробавлялись розовой водицей идеалистической «симпатіи» ко всѣмъ требованіямъ національныхъ группъ, откуда-бы они не исходили, кѣмъ и чѣмъ они не были-бы продиктованы. Долгое время не вѣрили въ нѣмецкую подоплеку едва-ли не большинства сепаратистическихъ движеній. Департаментомъ полиціи стараго режима враждебныя Россіи тенденціи иныхъ представителей нѣкоторыхъ изъ окраинъ чрезмѣрно обобщались и раздувались, онѣ, даже, питались глупой политикой, механической и насильственной русификаціей и полицейскимъ гоненіемъ на мѣстную культуру, но — не было дыма безъ огня. Въ частности, правильны были указанія на близкое участіе Австріи и австрійскихъ агентовъ за кулисами украинскаго самостійничества. Облыжно было наименовать всѣхъ украинскихъ націоналистовъ «мазепинцами», но наивно было и отрицаніе связей съ Австріей гг. Грушевскихъ, Винниченко, Донцовыхъ и т. д. Обѣлять ихъ было-бы просто нелѣпо, когда документально извѣстна роль во время войны «союза вызволенья Украйны», пропаганда среди военно-плѣнныхъ, попавшихъ въ Австрію и Германію, клеветническія противъ Россіи кампаніи Скоропись-Іолтуховскихъ, украинскихъ бюро въ Швейцаріи, уніатскихъ пропагандистовъ съ митрополитомъ гр. Шептицкимъ во главѣ. Революція, къ сожалѣнію, не выбила почвы изъ подъ ногъ и у крайнихъ дѣятелей національнаго движенія. Не была парализована работа по разложенію Россіи, производившаяся сперва Германіей, а потомъ Англіей, не было понято самостійничество защитнаго отъ большевиковъ цвѣта ряда окраинъ, не была подана рука помощи умѣреннымъ элементамъ, добивавшимся уже не автономіи, а федераціи. Этоть ростъ требованій умѣренныхъ группировокъ былъ въ прямой зависимости отъ «щедрости» большевиковъ, легко и свободно соглашавшихся на полное отдѣленіе отъ Россіи «всѣхъ, всѣхъ, всѣхъ». Большевики заигрывали съ сепаратистами-руссофобами, нужно было поддержать среднее теченіе, принявшее федералистическую окраску. У насъ же упорно твердили объ единой и недѣлимой, дразнили и раздражали фразами о «Прибалтійскомъ краѣ», о «малороссахъ», о кавказскихъ «человѣкахъ» и т. д. Слово «федерація» стало на югѣ Россіи уподобляться «жупелу» и «металу» купчихъ изъ пьесъ Островскаго: его боялись, его обходили, имъ пугали. Въ особомъ совѣщаніи при Главнокомандующемъ вооруженными силами Юга Россіи два профессора-государствовѣда заставляли предавать федералистовъ чуть-ли не анаѳемѣ.
