Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны
Но скоро облетѣли цвѣты, догорѣли огни и этой радостной мечты, оказавшейся иллюзіей. Какихъ-нибудь 4 мѣсяца пробыли на югѣ союзники и, вдругъ, эта неожиданная эвакуація. Кромѣ союзныхъ и, отчасти, русскихъ войскъ, эвакуировалось сравнительно немного народа (нѣсколько сотъ человѣкъ). На большомъ французскомъ парохотѣ "Caucase" собрались эвакуировавшіеся военные чины — преимущественно штабные, — представители администраціи, общественные и политическіе дѣятели. «Кавказъ» былъ, по выходѣ въ море, объявленъ на военномъ положеніи, всюду были разставлены часовые, послѣдовали назначенія комендантовъ отдѣльныхъ трюмовъ и другихъ частей парохода. Мѣры эти, вызванныя необходимостью охраны судовыхъ машинъ отъ покушеній большевистскихъ агентовъ, легко имѣвшихъ возможность проникнутъ на «Кавказъ», были проведены съ чрезмѣрнымъ рвеніемъ и формализмомъ. Всю ночь на пароходѣ раздавались окрик часовыхъ, смѣна патрулей, громкія переклички, вызовы и т. д. Къ всеобщему удивленію, ген. Шварцъ счелъ возможнымъ собирать на удалявшемся отъ Одессы пароходѣ засѣданія возглавлявшагося имъ совѣта обороны Одессы. Этотъ совѣтъ обороны часто собирался—порою, даже, въ ночные часы, — что-то обсуждалъ, выносилъ какія-то постановленія, не относящіяся, правда, къ оборонѣ оставленнаго города, а къ вопросамъ, по большей части, матеріальнаго свойства, относящимся къ эвакуированнымъ. Этого же типа дѣятельность «совѣта обороны Одессы» продолжалась нѣкоторое время и по прибытіи «оборонителей» на о. Халки, причемъ до конца продолжалась выдача суточныхъ членамъ «совѣта обороны». Тутъ же, на «Кавказѣ» началъ производиться размѣнъ украинскихъ карбованцевъ на австрійскія кроны, которыя удалось вывезти изъ одесской конторы государственнаго банка. Размѣнъ этотъ производился такъ, что нареканіямъ не было конца, жаловались на неравномѣрность и «протекціонностъ» выдачъ, на «сбываніе» рваныхъ кредитныхъ билетовъ непривиллегированнымъ и т. д. Вообще, на «Кавказѣ» нареканіямъ, обвиненіямъ и недоразумѣніямъ не было конца. Казалось бы, всѣхъ этихъ людей, скученныхъ на пароходѣ въ самыхъ неудобныхъ условіяхъ, переживающихъ большую національную и личную передрягу, должно было бы объединять единое чувство солидарности и содружества, но не тутъ-то было. Всюду виталъ духъ озлобленности, вражды, ненависти. И это — на параходѣ, увозившемъ взрослыхъ людей, объединенныхъ общимъ признакомъ: нежеланіемъ склониться передъ большевиками!..
На пароходѣ раньше всего обозначилась своя «аристократія» и «демократія». Молодые генеральскіе адъютанты и сопровождавшія ихъ пѣвички имѣли отдѣльныя каюты, а заслуженные и немолодые дѣятели, по скромности не предъявлявшіе претензій, — ютились на трюмныхъ нарахъ. Составъ эвакуируемыхъ скоро разбился на группы и партіи, остро между собою враждующія. Задавали «тонъ» чины шварцевской арміи, скромно держали себя добровольцы, шумливо проявляли себя хлѣборобско-украинскія группы съ Андро во главѣ, затравленными глядѣли политическіе дѣятели. Случилось такъ, что въ томъ же трюмѣ, на сосѣднихъ нарахъ оказались чины стараго охраннаго отдѣленія, гетманской и добровольческой контръ-развѣдки — и рядъ соціалистовъ революціонеровъ, убѣгавшихъ отъ большевиковъ, но, не взирая на это, подвергавшихся грубой травлѣ обнаглѣвшихъ охранниковъ. Молодой одесскій мировой судья с.-р. С-къ нервно заявлялъ, что онъ не можетъ больше выносить «шуточекъ» по своему и своихъ сотоварищей адресу и предпочитаетъ броситься въ воду, чѣмъ продолжать подобную пытку. Багажъ и саквояжи нѣсколькихъ банкировъ и купцовъ служили предметомъ открытаго вождѣленія, кое-чего потомъ и не досчитались. Кому-то все время угрожали «спустить въ воду», кто-то хватался за револьверъ, и т. д. Среди пассажировъ было и нѣсколько евреевъ, и этого было достаточно, чтобы нависалъ призракъ погрома. Все это создавало атмосферу нервную, грозовую и нездоровую.
По прибытіи къ Константинополю, стало извѣстно, что французское командованіе настаиваетъ на отправкѣ военнообязанныхъ въ Новороссійскъ, на фронтъ. Началась паника, иные буквально прятались подъ нары, другіе старались не попадаться на глаза. Многіе неожиданно возгорѣлись симпатіей къ адм. Колчаку и стали настаивать на отправкѣ на сибирскій — болѣе далекій — фронтъ, куда ѣхать надо было — до Владивостока — чуть ли не 2 мѣсяца, а до Новороссійска было — рукой подать. Другіе — преимущественно «хлѣборобы» съ Андро во главѣ — воспылали славянофильскими чувствами и стали устремляться въ славянофильскія страны, якобы для организаціи тамъ анти-большевистскихъ отрядовъ. Одни только добровольческіе офицеры сразу стали «грузиться» на пароходъ, отправляющійся въ Новороссійскъ. Но количество этихъ вѣрныхъ своему воинскому долгу людей оказалось недостаточнымъ, французы настаивали на доведеніи хотя бы до нормы въ 500-600 человѣкъ. Рѣшившіе ѣхать во Владивостокъ или въ туманныя «славянскія земли» не поддавались ни уговариваніямъ, ни приказамъ выдѣлить изъ своего состава группу соглашающихся отправиться въ Новороссійскъ. Дошло до того, что въ поздній ночной часъ въ одинъ изъ трюмовъ явился нѣкій генералъ и громогласно заявилъ, что французы, въ виду недостиженія назначенной ими минимальной нормы отправки въ Новороссійскъ, съ согласія ген. Шварца, рѣшили пополнитъ ряды отправляющихся гражданскими лицами. Началась суета и крики, прекратившіеся заявленіемъ П. М. Рутенберга, что никто подобнаго распоряженія не отдавалъ и, конечно, отдавать не могъ. Двѣнадцать дней длился этотъ кошмаръ, пока, наконецъ, «Кавказъ» съ его 107 генералами, нѣсколькими десятками полковниковъ, со своимъ «совѣтомъ обороны», комендантами трюмовъ, суточными, размѣнами, раздачами пособій, протекціями, интригами, нелѣпѣйшей борьбой партій и т. д., не высадилъ бѣженцевъ-эмигрантовъ на о. Халки.
Нѣсколько мѣсяцевъ послѣ эпопеи «Кавказа» П. М. Рутенбергъ печатно (на столбцахъ «Общаго Дѣла») предъявилъ рядъ конкретныхъ обвиненій по адресу г. Андро, которому инкриминировалась безконтрольная трата казенныхъ денегъ, не сдача отчетности и т. д. Г. Андро въ отвѣть на эти обвиненія печатно же заявилъ, что докажетъ ихъ клеветническій характеръ... въ русскомъ судѣ, по возвращеніи въ Россію, такъ какъ, де, неудобно россійскимъ подданнымъ ликвидировать на чужбинѣ, передъ иностранцами, возникшую между ними тяжбу. Самую же отчетность по израсходованію находившихся у него казенныхъ суммъ г. Андро обѣщалъ сдать на храненіе одному изъ россійскихъ дипломатическихъ представителей для дальнѣйшей передачи контрольному органу будущей законной общероссійской власти.
Судьбѣ, однако, было угодно, чтобы меньше года спустя часть — правда, очень незначительная — злополучныхъ пассажировъ «Кавказа» вторично продѣлала эвакуаціонный крестный путь отъ той же Одессы до того же Константинополя. Добровольческая армія въ концѣ 1919 г. повсюду отступала, уступая мѣсто большевикамъ. Въ январѣ 1920 г. дошла очередь и до Одессы. Въ Одессѣ на этотъ разъ французовъ не было, но стояли въ порту англійскія суда, а въ городѣ находилась англійская военная миссія. Англійскіе офицеры, не удерживавшіеся отъ публичнаго, на банкетѣ, иронизированія по адресу французовъ, такъ поспѣшно эвакуировавшихъ годъ назадъ Одессу, заявляли, что, въ случаѣ нужды, они возьмутъ руководство эвакуаціей на себя и докажутъ, что вывезутъ всѣхъ желающихъ. Въ Одессѣ было около 50 тысячъ офицеровъ, были уже сформированныя части, но командующій войсками ген. Шиллингъ оказался никуда негоднымъ организаторомъ и абсолютно не умѣлъ организовать защиты города. Замерзаніе рѣки Бугъ въ разгаръ зимы «не было предвидѣно», большевики, перейдя Бугъ и занявъ Вознесенскъ, имѣли свободнымъ и незащищеннымъ путь на Одессу. Одесса была погружена въ маразмъ, безтолковщину и всеобщую растерянность. Воскресли щедринскіе нравы и помпадурскіе пріемы: въ день взятія большевиками Вознесенска чины штаба округа во главѣ съ ген. Шиллингомъ изволили посѣтить концертъ цыганской пѣвицы Степовой, ради какого концерта неожиданно, послѣ большого антракта, дали электрическую энергію въ тотъ кварталъ, въ которомъ помѣщался концертный залъ, удостоенный генеральскаго посѣщенія; буквально за 2-3 дня до оставленія ген. Шиллингомъ Одессы, появившаяся въ «Одесскомъ Листкѣ» хроникерская замѣтка о закрытіи градоначальникомъ какого-то клуба вызвала появленіе въ редакціи офицеровъ-текинцевъ, арестовавшихъ и увезшихъ съ собою 2 сотрудниковъ, «обвинявшихся» въ «допущеніи» замѣтки... непріятной дамѣ сердца нѣкоего вліятельнаго генерала. Немудрено, что въ подобной обстановкѣ оборона Одессы впередъ не подвигалась, но зато, все ближе надвигался призракъ эвакуаціи. Видя все это и предчувствуя неизбѣжное, англійская военная миссія объявила о томъ, что ею берется на себя эвакуація желающихъ выѣхать лицъ гражданскаго населенія непризывного возраста. Военнообязанныхъ и лицъ призывного возраста англичане отказались категорически вывозитъ, все еще надѣясь добиться организаціи обороны города, использовывая наличный громадный резервуаръ живой силы. Англійскіе офицеры поддерживали связь со штабомъ обороны, англійскіе инструкторы были прикомандированы къ формировавшимся различнымъ организаціямъ и отрядамъ, англійскіе пулеметчики обучали слушателей пулеметныхъ курсовъ, отрядъ англійской морской пѣхоты, во главѣ съ оркестромъ музыки, прошелъ по центральнымъ улицамъ города. Одновременно англійская миссія слала заниматься организаціей эвакуаціи, устанавливались очереди сообразно возрасту, полу, служебному положенію, степени политической скомпрометированности передъ большевиками. Очереди выѣзда и мѣста на пароходѣ обозначались отдѣльными литерами, проставлявшимися при выдачѣ визы. Первые пароходы подъ англійскимъ флагомъ вывезли уже обладателей съ литерами А и В.
