Жеральд Мессадье - Человек, ставший Богом. Мессия
– Иоканаан, да как ты смеешь так говорить о них?! Точно так же думают саддукеи и фарисеи из Храма! Я вижу, что ты намерен остаться здесь до тех пор, пока твои кости не смешаются с камнями пустыни!
Иоканаан закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул.
– Я люблю тебя и знаю, что и ты меня любишь, – сказал Иоканаан, овладев своими чувствами. – Но у твоей любви есть привкус горечи. Я не заставлял тебя приходить в Кумран. Ты пришел, чтобы быть с нами или же чтобы заставить меня уйти отсюда? Почему ты так резок со мной? Ты не хочешь знать, какие невыносимые страдания меня терзают…
– Страдания?
– Я жду Мессию, но придет ли он до моей смерти?
– А если он не придет?
– Это хуже, чем смерть, – прошептал Иоканаан, весь покрывшийся потом из-за охватившей его жгучей тревоги. – Послушай, – сказал он наконец, с трудом подбирая слова. – Разве мы не осознали, что усилия зелотов ни к чему не приведут? Неужели ты веришь, что мы здесь готовим вооруженное восстание? Веришь или нет? Веришь, что это могло бы оказаться полезным или действенным? Неужели ты думаешь, что мы собираемся объявить войну священникам? Их защищают римляне. Это было бы все равно что напасть на самих римлян. Мы должны спасать то, что можно спасти. Надо, чтобы несколько праведников избавили Содом от небесного огня. Что ты будешь делать в другом месте? Подумал ли ты о том, что останешься в одиночестве? А здесь разве я не с тобой?
Иисус закрыл глаза. Маленькая комнатка, где они вели спор, превратилась в пограничный пункт, разделявший бесчестье и ожидание конца света. Конечно, лучше еще раз не спеша, тщательно все обдумать. Но конец света! Иисус не был уверен, что он наступит. Он вспомнил, как после встречи с Досифаем не мог спать несколько ночей, обуреваемый сомнениями. Конец света стал бы концом Бога. Но Иисус не мог сказать об этом Иоканаану. Он даже не мог поделиться с ним и малой долей подобного богохульства. Он устал. Пустыня загнала его в столь тесный угол, что он не мог выбраться оттуда, не покалечившись.
– Я остаюсь, – сказал Иисус, не осмелившись добавить «на некоторое время».
На пороге комнаты показались двое мужчин. Иоканаан повернулся к ним.
– Этот человек – мой родственник, и зовут его Иисус. Он пришел, чтобы присоединиться к нам. Отведите его на заседание Совета.
И Иоканаан вышел.
– Меня зовут Езекия, – сказал один из мужчин.
Это был настоящий красавец атлетического телосложения, и Иисус сразу ощутил бесполезность этой красоты.
– Пойдем со мной.
Они пересекли внутренний двор, в центре которого возвышалась башня. Именно ее-то и видел Иисус издалека. Езекия открыл какую-то дверь, и они вошли в залу. Мужчины, сидевшие на каменных скамьях, склонились над каменными же столами. Одни читали свитки, другие что-то исправляли в них. Неужели они переписывали Книги? Тишину нарушало лишь легкое поскрипывание перьев, кружившихся в незатейливом танце над свежим пергаментом, да жужжание отчаянной мухи, проникшей в это суровое место через одно из окон, выходивших во внешний двор. Один из писцов поднял голову, схватил мухоловку и стал ждать, когда насекомое прервет свой полет и где-нибудь сядет, что в конце концов и случилось. Точным ударом он убил муху, мыском сандалии передвинул мертвую муху на мухоловку и выбросил ее за дверь. Вернувшись на свое место, он бросил беглый взгляд на Иисуса, потом внимательно посмотрел на Езекию, стоявшего перед его столом. В глазах писца светилось непонятное нетерпение. В конце концов он взял ермолку из корзины, стоявшей позади него, и протянул ее Езекии, с трудом надевшему на себя этот головной убор. Затем писец принялся за работу, словно ничего не произошло. Езекия наклонился над ним и прошептал несколько слов. Писец устало поднял голову и жестом пригласил Езекию сесть рядом. Они стали о чем-то шептаться. На этот раз писец посмотрел на Иисуса более пристально и покачал головой. Езекия встал, постучал в дверь, открыл ее и сделал Иисусу знак следовать за ним.
В комнате, куда они вошли, находились всего двое мужчин, но сама комната была значительно меньше предыдущей. Эти мужчины тоже склонились над свитком. Один показывал пальцем другому на какую-то строку. Вероятно, появление Иисуса и Езекии застало мужчину врасплох – его палец застыл неподвижно. Белая борода резко контрастировала с загорелой кожей совершенно лысой головы. Смотревшие на вошедших глаза, хотя и слезились из-за довольно преклонного возраста, были полны огня, как глаза ласки. У второго мужчины, уже начавшего седеть, были невыразительные глаза и сонный вид.
– Могу ли я попросить разрешения прервать вас? – спросил Езекия. – Наш брат Илия позволил мне представить вам чужеземца, который хочет присоединиться к нашему сообществу. Это родственник нашего брата Иоканаана. Его зовут Иисус.
Мужчины неуверенно кивнули. В течение нескольких минут они рассматривали Иисуса с головы до пят. Иисус же скользил взглядом по полкам, заваленным свитками, которые отличались один от другого только степенью потертости и, следовательно, количеством засаленных мест, оставленных пальцами.
– Когда ты пришел? – спросил более пожилой из них.
– Между восемью и девятью часами.
– Откуда ты пришел и кто твой отец?
Иисус ответил двумя фразами.
– Какой Иосиф из Давидова колена был твоим отцом? – вновь спросил более пожилой. – Я хорошо знаю Вифлеем, поскольку родился там. В городе жил Иосиф, сын Иакова. Он был фарисеем, священником и главным поставщиком древесины для строительства Храма. Я знал его. Но он был очень старым.
– Это мой отец.
– Значит, ты сын священника, – заметил более молодой. – Но почему же ты пришел сюда из Галилеи, если твой отец был приписан к Храму? Ты образованный человек?
Еще две фразы.
– Иосиф был назореем, – заметил более пожилой.
– Он заставил тебя принять обет?
– Нет.
Они сели.
– Что вынудило тебя прийти сюда?
Иисус признался, что и сам не знает. И вообще, эти бесконечные экзамены…
– Иоканаан, – сказал он, помолчав, махнул рукой и, понизив голос, добавил: – Надежда. Отчаяние.
– Надежда? – переспросил более пожилой.
Если они не знали, что можно не терять надежды, то что им ответить?
– А еще? – настаивал более пожилой.
– Надежда и отчаяние – эти две стороны одной медали. Более молодой священник как будто стряхнул с себя сонное оцепенение.
– Почему мой отец умер в печали? – заговорил Иисус. – Потому что духовенство Иерусалима продало римлянам и их прихвостням Закон за несколько милостей.
Более пожилой уставился в потолок и сказал:
– Никто не нуждается в священниках, чтобы соблюдать Закон.
– Для чего нужен одинокий пшеничный колосок в опустевшем поле? – возразил Иисус.
– В какой Книге это написано? – поинтересовался более молодой.
– Ни в какой.
Они продолжали его расспрашивать.
– Где твоя мать? – спросил более пожилой.
– В Галилее, вместе с моими братьями.
– Ты женат?
– Нет.
– Но как молодой и здоровый человек может рассуждать столь страстно?
– В этом нет моей заслуги. Просто моя голова не оставляет мне времени для безделья.
– Но разве в Книгах не написано, что мужчина должен взять жену и родить детей?
– Поступит ли разумно сеятель, если засеет пшеничными зернами солончаки?
– В какой Книге… – начал более молодой, но вовремя остановился.
– В наше сообщество не так легко вступить, – сказал более пожилой, не глядя на Иисуса. – Нам нет необходимости бесконечно пополнять свои ряды. Мы нуждаемся лишь в тех, кто сам нуждается в нас. Скажу откровенно: мы нуждаемся в лучших из них. Мы не зелоты и не собираемся создавать армию. Ни одна армия в мире не в состоянии отсрочить конец света хотя бы на мгновение.
Он скрестил руки и выдержал паузу.
– Сегодня вечером, после трапезы, тебе вновь станут задавать вопросы. Но на этот раз тебя будет спрашивать Совет Двенадцати. Если твои ответы нас удовлетворят, ты станешь новообращенным. Это испытание длится два года. И только в том случае, если сумеешь выдержать его с честью, ты будешь принят в наше сообщество. Малейшая оплошность – и мы будем вынуждены изгнать тебя из наших рядов, временно или окончательно. Готов ли ты подчиниться нашей дисциплине?
– Дисциплину нельзя нарушать до тех пор, пока она справедлива.
– Прекрасно, – сказал более молодой раввин, вставая, чтобы проводить гостя.
Однако Иисус всем своим видом показывал, что не намеревается уходить. Он внимательно наблюдал за обоими раввинами. Те, в свою очередь, тоже пристально смотрели на него.
– Ты что-то хочешь сказать? – наконец спросил более молодой.
– А иудеи за пределами пустыни? – спросил Иисус. – Разве можно бросать их на произвол судьбы?
Более пожилой откинулся на спинку стула и принялся разглядывать потолок, а более молодой недовольно нахмурил брови.
– Никто не возделывает моря, – сказал он. – Даже если бы все пророки вернулись на землю и разошлись по всем городам Израиля, они не сумели бы спасти ни единого человека. Свиток времени развернут. Осталось прочитать всего лишь несколько слов. Когда будет прочитано последнее слово, Господь отправит своего посланца, и тот провозгласит скончание веков. Нечестивцы будут повержены в последней битве. Мы можем лишь готовиться, чтобы достойно встретить этот день.
