Николай Гейнце - Князь Тавриды
Эта приятельница была умнейшая женщина описываемого времени времени — Дашкова.
Княгиня Зинаида Сергеевна успокоилась с этим объяснением.
XV
ЖЕНЩИНА-ПРЕЗИДЕНТ
Упомянутая нами приятельница княгини Святозаровой княгиня Екатерина Романовна Дашкова является, как мы уже сказали, одной из выдающихся женщин Екатерининского времени и вполне заслуживает отдельной характеристики, хотя и играет в нашем повествовании второстепенную роль.
Дочь генерал-аншефа графа Романа Ларионовича Воронцова, она родилась в 1743 году, следовательно в момент нашего рассказа ей было под сорок лет.
Не выдающаяся красотой, она еще в ранней молодости обнаружила замечательный ум и живое воображение.
На пятнадцатом году она вышла замуж за молодого князя Дашкова, но брак этот не был счастлив.
При восшествии на престол императрицы Екатерины она оказала ей много важных услуг, за что и получила звание статс-дамы ордена святой Екатерины и пользовалась некоторое время нежной дружбой государыни.
В описываемое нами время эти отношения ее ко двору были порваны, вследствие ее гордого и чересчур честолюбивого характера.
Она только временно наезжала в Петербург, и жила все время за границей, где занималась образованием своего единственного сына.
Во время катастрофы с князем Святозаровым, она только что прибыла из заграницы и, проведя в столице несколько месяцев, много способствовала смягчению тяжести обрушившегося на княгиню Зинаиду Сергеевну несчастья.
Екатерина Романовна уехала уже тогда, когда княгиня почти совершенно успокоилась.
— О, как мне жаль расставаться с тобой! — воскликнула княгиня Святозарова, прощаясь с Дашковой. — Если бы ты вернулась сюда совсем…
— Может быть… может быть… — утешила ее княгиня Екатерина Романовна.
Дашкова действительно вернулась совсем через три года.
В то время княгиня Зинаида Сергеевна уже жила вся одною любовью к своему сыну Васе, молодому, блестящему гвардейскому офицеру.
Прошлое было забыто — время излечивает всякое горе.
С разъясненным Дашковой смыслом посмертной записки мужа княгиня Зинаида Сергеевна согласилась совершенно, — она на самом деле нашла утешение в сыне, заставившее забыть ее безвременную и страшную кончину мужа.
В судьбе же княгини Екатерины Романовны произошел тоже поворот к лучшему.
Она снова вошла в милость у императрицы.
Наступил 1782 год.
Императрица, высоко ценя замечательные дарования и литературные труды Дашковой, решила назначить ее директором императорской академии наук.
На одном из придворных балов государыня высказала Екатерине Романовне это свое решение.
Княгиня была поражена необычайностью для женщины такого назначения и не ответила ничего.
Императрица повторила ей свое предложение занять это место, причем отозвалась об ее трудах и дарованиях в самых лестных выражениях.
— Простите меня, ваше величество, — отвечала Екатерина Романовна, — но я не должна принимать на себя такой обязанности, которую не в состоянии исполнить.
— Почему же не в состоянии… Ах, я и забыла, ты ведь гордячка…
— Причем тут гордость, ваше величество?
— А разве ты забыла изречение: уничижение паче гордости…
— Тут этого нет, ваше величество, тут только есть искреннее сознание своей непригодности к такому ответственному посту…
— Пустяки, я тебя знаю лучше, чем ты сама, и надеюсь на тебя более, чем на себя…
— Назначьте меня директором над прачками, ваше величество, — заметила серьезно княгиня Дашкова, — и вы увидите, с какою ревностью я буду вам служить. Я не посвящена в тайны этого ремесла, но ошибка, могущая произойти от этого, ничего не значит в сравнении с теми вредными последствиями, которые повлечет за собою каждый промах, сделанный директором академии наук…
— Повторяю, пустяки… Сколько директоров академии наук были гораздо менее способными и достойными занимать эту должность, чем ты.
— Тем хуже для этих господ, — возразила Екатерина Романовна, — они так мало уважали самих себя, что взялись за дело, которое выполнить не могли…
— Хорошо, хорошо, — сказала императрица, — оставим теперь этот разговор; впрочем, твой отказ еще больше убедил меня, что лучшего выбора я не могла сделать.
Княгиня, сильно взволнованная, едва дождавшись окончания бала, поспешила домой и тотчас же села писать императрице.
Надеясь на великодушие государыни, Екатерина Романовна в своей записке высказала, между прочим, следующие мысли:
«Частная жизнь коронованной особы может и не появляться на страницах истории; но такой небывалый еще выбор лица для государственной должности непременно подвергнет ее осуждению: сама природа, сотворив княгиню женщиной, в то же время отказала ей в возможности сделаться директором академии наук. Чувствуя свою неспособность, она сама не захочет быть членом какого-либо ученого общества, даже и в Риме, где можно приобрести это достоинство за несколько дукатов».
Пробило полночь, когда записка была готова.
Императрицу, конечно, нельзя было тревожить в такое позднее время, но Екатерина Романовна нашла невозможным провести ночь в таком несносном положении, и отправилась к Григорию Александровичу Потемкину, у которого никогда прежде не бывала.
Князь был в постели, но княгиня настойчиво потребовала, чтобы ему о ней доложили, так как она приехала по неотложно важному делу.
Григорий Александрович встал, оделся и очень любезно принял неожиданную гостью.
Екатерина Романовна передала ему свой разговор с императрицей.
— Я уже слышал об этом от ее величества, — сказал Потемкин, — и знаю хорошо ее намерение. Она решила непременно поставить академию наук под ваше руководство.
— Принять на себя такую должность, — перебила княгиня, — значило бы с моей стороны поступить против совести. Вот письмо к ее величеству, заключающее в себе решительный отказ. Прочтите, князь, я хочу потом запечатать его и передать в ваши руки с тем, чтобы завтра по утру вы вручили его государыне.
Григорий Александрович пробежал бумагу и, не отвечая ни слова, разорвал ее на мелкие куски. Екатерина Романовна вспыхнула.
— Это уж слишком, ваша светлость! Как осмелились вы разорвать письмо, адресованное на высочайшее имя.
— Успокойтесь, княгиня, — сказал светлейший, — и выслушайте меня. Никто не сомневается в вашей преданности императрице. Почему же вы хотите огорчить ее и заставить отказаться от плана, которым она исключительно и с любовью занимается в последнее время. Если вы непременно хотите остаться при своем намерении, в таком случае, вот перо, бумага и чернила, — описываемый разговор происходил в кабинете князя, — напишите тоже самое еще раз. Но, поверьте мне, поступая против вашего желания, я, однако, действую как человек, который заботится о ваших интересах. Скажу более, ее величество, предлагая вам эту должность, может быть иметь ввиду удержать вас в Петербурге и доставить повод к более частым и непосредственным сношениям с нею.
Григорий Александрович сумел искусно затронуть самолюбие Екатерины Романовны.
Она обещала написать более умеренное письмо и прислать его со своим камердинером к князю, который дал слово на следующее утро передать его государыне.
Вернувшись домой, княгиня Дашкова снова принялась за письмо.
Оно было готово к шести часам утра и отправлено к Потемкину.
В то же утро княгиня получила чрезвычайно любезную записку императрицы и копию с указа, уже посланного в сенат, о назначении ее директором академии наук.
Выбор императрицы оказался на самом деле чрезвычайно удачным.
Екатерина Романовна Дашкова много сделала для русской науки, писала оригинальные и переводные статьи и издавала в 1783 году журнал под названием «Собеседник любителей русского слова».
Вскоре после назначения директором академии наук, княгиня Дашкова выработала план российской академии, энергично принялась за ее устройство и сделана была ее президентом.
Такова была чуть ли не единственная приятельница княгини Святозаровой.
Дружба между Святозаровой и Дашковой объяснялась сходством характеров обеих женщин.
Княгиня Зинаида Сергеевна в лице Дашковой преклонялась перед своим идеалом гордой, самостоятельной женщины, а Екатерина Романовна видела в ней друга, с полуслова понимающего ее взгляды и мнения.
Екатерина Романовна отдыхала душой около княгини Зинаиды Сергеевны, и за это платила ей сердечным сочувствием.
Княгиня же Святозарова нашла в Дашковой друга, которому открыла свою наболевшую душу.
Она рассказала ей всю свою жизнь, не скрывая ничего.
Княгине Дашковой были известны и юношеский роман ее подруги с Потемкиным, гнусная интрига графини Переметьевой, убийство Костогорова, разрыв с мужем, рождение ребенка — девочки и примирение.