Тулепберген Каипбергенов - Непонятные
— О, да ниспошлет аллах тебе благополучия, Фазыл-бий! Если бы не ты, не сносить бы всем нам головы. Почитай, сами на собственную казнь пожаловали!
— Да, опростоволосились, опростоволосились наши «умники» Маулен и Шонкы! Опозорились! — насмешливо протянул Мамыт. — Поделом им!
Однако, когда утром люди собрались на утренний намаз, среди них царили уныние и страх. Ночью дворец был окружен туркменами. Они перебили стражу и скрылись. Дворец замер, погрузился в тишину. Улицы Хивы опустели, люди попрятались по домам. Главный визирь призвал к себе на совет Каракум-ишана. После долгого раздумья ишан выразительно хмыкнул раз-другой, а потом веско произнес:
— Ночной набег — дело не такое уж простое! Туркмены не только проявили свою обычную враждебность! Но выразили таким образом свою поддержку Алакозу. Не исключаю, они, возможно, рассчитывают, что нукеры кинутся в погоню за ними, город же и Алакоз окажутся без должной охраны, тут они и ударят! Вы не хуже меня знаете, как туркмены стремительны и увертливы! Не исключаю также, что их подбили на это русские! Надо обо всех этих соображениях поставить хана в известность…
По правую руку хана уверенно расположился главный военачальник, это пришлось не по нутру главному визирю. «Вот пройдоха, уже успел проникнуть к хану! Расселся тут! И когда только успел, ведь хан и вернулся-то с охоты недавно, чуть сам не напоролся на туркмен!»- подумал он и важно занял свое место.
— Ваше мнение? — коротко, забыв о приветствии, бросил хан.
Главный визирь изложил ему то, что только что услышал от ишана, но изложил как собственное мнение. Главный военачальник вытянулся перед ханом:
— Наш великий хан, когда человек стареет, он отстает от жизни, советы его становятся, как бы это поточнее выразиться, — дряхлыми… Слова главного визиря, увы, подтверждают эту истину. Иначе разве стал бы он возражать против того, чтобы настигнуть разбойников и уничтожить их! Эту жалкую кучку! Наш великий хан, один ваш знак — и мои люди догонят их и полностью уничтожат.
— Действуй! — приказал хан.
28
После встречи с Каракум-ишаном Ерназар почувствовал боль и тошноту. Тенел решил, что у Ерназара открылась рана и ее следует перевязать. Неумелыми руками он нечаянно содрал с раны корку запекшейся крови. Ерназар застонал, заметался, но тут раздался шепот стражника:
— Твоя жена принесла нашему главному начальнику кучу денег. Он поделился со мной и в придачу дал напильник для тебя, Алакоз… Да, бедность не тетка! Бедность — огненная рубаха, которая жжет человека! Ведь у меня детей целый воз — мал мала меньше. Ради них я пошел на это, ради них… — Он бросил сверху напильник, тот глухо звякнул. — Работайте осторожно, прислушивайтесь, не идет ли кто… и еще — не сбрасывайте кандалы сразу, вдруг кто придет проверять и нас, и вас! Каракум-ишан коварен!..
Руки ослабевшего Алакоза еле-еле водили по металлу, Тенел обливался потом, старался изо всех сил своих… Кандалы же будто решили вступить с Ерназаром и Тенелом в неравное состязание — едва поддавались.
Ранним утром над ними опять раздался шепот стражника:
— Ну как, Алакоз, закончили? Нынешней ночью совершили набег туркмены! Жаль, мы заранее не знали! Вот бы вам сбежать во время переполоха!..
Ерназар рассчитал: им с Тенелом понадобится не менее одного дня, чтобы довершить начатое.
— Эх, аттегене, аи как жаль, некстати все это! Теперь повсюду усилят стражу, расплодится нукеров, что навозных жуков! — крякнул досадливо Ерназар. Но чтобы не расстраивать приунывшего Тенела, он задрал голову и сообщил стражнику:- Сегодня распилим!
— Алакоз, когда выберетесь, свяжите меня крепко-накрепко, избейте, оставьте синяков побольше. Но не усердствуй! Помни — у меня детей куча… — увещевал стражник почти со слезами.
Ерназар трудился, потел вместе с Тенелом до поздней ночи, они даже отвлекаться на еду не стали. Когда наступила ночь, наверху раздался топот. Ерназар сунул напильник под себя. Топот все усиливался.
— Ерназар, ты где? — отчетливо прозвучал знакомый хрипловатый голос Генжемурата.
Ерназар рванулся навстречу этому голосу:
— Мы тут!
Он распростер руки, кандалы со звоном упали, со-скользнули с него вниз, на зловонный холодный пол. В кромешной мгле он не разобрал, чьи руки вытаскивали его с Тенелом из темницы, — рук было много. У крепостной стены он оказался нос к носу с Михайловым.
— О, Михайлов! — вырвалось у него с удивлением и радостью. — Как ты здесь…
— После, после! Двигайся за Генжемуратом! За крепостной стеной ожидают друзья.
— Стражника, стражника свяжите… — были последние слова Ерназара, перед тем как он забрался на спину Генжемурата.
Его тут же опять подхватили чьи-то руки, потянули, подняли наверх. Сначала Ерназара, потом Тенела посадили на коней — все было проделано бесшумно и быстро. Ерназар признал среди всадников Ерназара-млад-шего и Зарлыка.
— А как же Михайлов и Генжемурат? — все-таки успел осведомиться он.
— Они сначала убедятся, что нам удалось скрыться, потом… скроются сами.
Когда выбрались из города, Ерназар спросил:
— Где моя жена?
Вместо ответа Зарлык огрел коней Ерназара и Тенела, сам же отделился от группы, повернул в другую сторону.
— Ерназар-ага, следуйте за мной, — донесся из тьмы голос Ерназара-младшего. — Михайлов посоветовал, чтобы мы бежали из города по восьми дорогам, так нам легче будет обмануть преследователей. Мы соберемся потом у «русской стены».
Ерназар не стал допытываться, что это за «русская стена» такая, и лишь молча пришпорил коня.
* * *Главного визиря словно на адском огне поджаривали… Его распирало от ненависти к главному военачальнику — виновнику его унижений и позора. Он слал ему самые страшные проклятия, изобретал в уме самые изощренные пытки для него.
На рассвете призыв к молитве был заглушен во дворце паническим воплем:
— Бежал Алакоз!
— О боже! — в ужасе схватился за голову главный визирь и поспешил к хану.
Хан расхаживал по приемной большими шагами, тут же толпились испуганные насмерть сановники.
— Никого не схватили? — спросил хан.
— Схватили одного. У самого зиндана. Главный визирь, Каракум-ишан и еще несколько
сановников отправились в зиндан.
— Кто? Когда? Как? — Главный визирь поставил ногу на связанного, избитого стражника.
Стражник шевельнул разбитыми губами:
— Не знаю.
— Эй, палач! Повесить этого растяпу на городских воротах! Пусть весь город любуется!.. Где задержанный?
По приказу главного визиря человека с изуродованным до неузнаваемости лицом подняли, прислонили к стене. Главный визирь спросил его имя.
— Векторе! — тихо, но внятно ответил он.
— Не неси околесицу! Друзья не оставили бы тебя, если бы ты действительно был Векторе! Тоже нашелся «господин бек»! — пролаял, как пес, главный визирь.
Векторе промолчал, будто это не к нему обращался могущественный ханский министр.
— Кто возглавлял шайку? Ответом опять было молчание.
— Сколько вас было?
— Я один.
Не бреши! Был с вами русский?
Я был один! — повторил с достоинством Векторе.
— Обратите внимание, мой главный визирь, — все каракалпаки такие вот упрямые. Иметь дело с ними — чистое наказание! — воскликнул со вздохом ишан. — Будто они из железа!
— Не будь мой народ железным, вы давно истребили бы его! — повысил голос Векторе.
— Гордец паршивый! И перед смертью талдычит — «мой народ»! Ты что, сын бая иди бия? — хмыкнул кто-то из свиты главного визиря.
— Да он пес безродный, сирота! — презрительно процедил сквозь зубы Каракум-ишан.
— А ты кто? Уж не тот ли нищий, что бродил по нашим аулам, все вынюхивал, да подслушивал, да канючил, чисто пес шелудивый! Как это тебе удалось вдруг ишаном заделаться, оборотень ты эдакий!
— Не удивлюсь, если и наш главный визирь покажется этому безумцу… если он примет его за, за… такого же бездомного бродягу и сироту, как и он сам! — захлебнулся, растерялся, начал заикаться ишан.
— Если тебе дорога жизнь, отвечай: кто подбил вас на это преступление? — Главному визирю сравнение Каракум-ишана не понравилось.
— Я!
— Хочет выказать себя храбрецом, — хихикнул кто-то. — Если ты любишь свой народ, то отвечай правду — народу ты живой нужен! На кой черт ему твое мертвое тело?..
— Я люблю свой народ и тех, кто его любит! — гордо поднял Векторе обезображенную голову.
— Палач, этого тоже волоки к городским воротам, пусть болтается рядом со стражником! Одумается, захочет говорить — мы даруем ему жизнь!
Нукеры обследовали все вокруг! Определить, по какой именно из восьми дорог умчался Ерназар, было невозможно. Главный визирь обмолвился будто ненароком, когда ему доложили об этом: