Валерий Поволяев - Жизнь и смерть генерала Корнилова
— Я уже пил местное молоко, — запоздало признался Корнилов.
Посланник посмотрел на него укоризненно и ничего не ответил.
На второе был выбор: Покотилов заказал себе седло ягнёнка, Корнилов — морскую белорыбицу, мясистую, сочную, гибкую, как змея, с плотной жирной спиной. Рыба полковнику понравилась, соус же — нет, соус оказался слишком сладким, хоть чай с ним пей. Как с вареньем.
Что же касается Покотилова, то он производил самое приятное впечатление, и военный агент не замедлил это отметить.
На десерт был подан фрукт, которого Корнилов не видел никогда в жизни: похожий на кочан капусты, в свекольно красной чешуйчатой одёжке.
Крохотный человечек, стоявший у Покотилова за креслом, ловко распотрошил его большим ножом, затем каждую половинку поделил ещё на три части; в мгновение ока одна из долек очутилась на тарелке у Корнилова.
Чешуйчатая одёжка оказалась тонкой и плотной, как ткань, внутри находилась соблазнительно белая, пересыпанная тёмным пшеном каша. Покотилов запустил в кашу серебрянную чайную ложку.
— Этот полуфрукт-полуовощ китайцы называют «пламя дракона», — пояснил он. — Растёт на юге, в жарком климате.
Тёмное пшено приятно похрустывало на зубах, вкус у каши был кисловато-нежным, приглушённым, имелись в этой каше и сладкие нотки, но они тоже были приглушённые. Фрукт этот — или овощ — действительно был вкусным, запах имел нейтральный — мякоть пахнула сыростью, только что вымытым, не успевшим просохнуть столом, — запах явно не соответствовал вкусу.
Начало службы в Китае запомнилось Корнилову именно по этому запаху — всякий раз потом, когда он входил в избу, где был только что вымыт и выскоблен ножом обеденный стол или даже пол, он вспоминал обед с русским посланником в Пекине, обильность блюд и диковинный полуфрукт-полуовощ, как определил его действительный статский советник Покотилов — «пламя дракона».
Работал Корнилов с восьми утра до десяти вечера. С электричеством происходили перебои, но это его не беспокоило: у таможенников имелся свой газовый участок, а газовые фонари светили лучше электрических. Корнилов готовил для Санкт-Петербурга несколько подробных докладов: «О полиции в Китае», «Описание манёвров китайских войск в Маньчжурии», «Охрана императорского города и проект формирования императорской гвардии», «Телеграф в Китае» и так далее.
Суматоха тех дней не смогла смягчить удара, который был нанесён по русской дипломатии, хотя Корнилов почувствовал, как слёзные спазмы сдавили ему горло — умер посланник Покотилов.
На место Покотилова из Санкт-Петербурга спешно приехал первый секретарь Арсеньев, человек заносчивый, гордый, с хлестаковскими замашками. Прибыв в Пекин, он первым делом приказал Корнилову построить охранный отряд.
Отряд этот был довольно большой, охранял не только посольские объекты, но и все русские службы в Китае от Мукдена до Кашгара и подчинялся военному агенту. Корнилов молча выслушал приказ нового начальства и велел вывести отряд на посольскую площадь.
Арсеньев, небрежно похлопывая одной белой перчаткой о другую, прошёлся вдоль строя и поздравил солдат; Корнилов не расслышал, с чем новый посланник поздравил их, — но явно не с выглянувшим из туч солнышком, скорее всего, с собственным вхождением в должность, улыбнулся язвительно и подошёл к Арсеньеву ближе.
Новый посланник быстро закончил речь и сказал Корнилову:
— А теперь, господин полковник, проведите войска торжественным маршем!
Корнилов ответил резко — будто выстрелил:
— Эти почести вам — не по чину!
Лицо у посланника неприятно дёрнулось:
— Как так?
— Не полковничье это дело — проводить войска торжественным маршем перед капитаном.
Неторопливо Корнилов двинулся вдоль строя, здороваясь с каждым солдатом за руку, — многих он уже знал по фамилиям и именам, знал, чем эти люди дышат, чем живут.
Скандал вышел грандиозный. Естественно, он не укрепил отношения между Певческим мостом и военным ведомством. Арсеньев был отозван в Санкт-Петербург.
В августе 1908 года в Пекан прибыл новый русский посланник — И.Я. Коростовец. Корнилов остался на своём месте — продолжал готовить аналитические записки, принёсшие ему впоследствии известность.
Несмотря на то что китайские солдаты больше походили на монахинь из женских католических монастырей и за своими зонтиками и веерами следили больше, чем за ружьями, Корнилов пришёл к выводу, что самые боеспособные части в Китае — это «луцзюнь», полевые войска. Они ещё что-то могут сделать — в крайнем случае сумеют хотя бы грамотно убежать от противника... Все другие войска уступали полевым.
Ещё в Китае имелись «ба ци» — «восьмизнамённые войска», «сюньфан дуй» — охранные отряды, «цзиньвэй» — гвардия и «хайцзюнь» — морские силы.
Китайские генералы вознамерились не скупиться на затраты и избавиться от старых штуцеров и фузей, с которыми императоры в древности ходили охотиться на горных козлов, — вместо отслужившего своё оружия приобрести на фирме Маузера современные винтовки и пулемёты, а также закупить на заводах Круппа скорострельные пушки.
Корнилов стал искать подход к людям, которые вели переговоры насчёт закупок, и очень скоро нашёл — помог полковник Вальтер, однокашник по Академии Генерального штаба, — в Шанхайской экспортной компании он завербовал важного сотрудника, и тот вскоре передал русскому военному агенту материалы о переговорах по поводу покупки шестидесяти пушек-скорострелок, а французский офицер-артиллерист, который принимал участие в испытании орудий, подарил два альбома с фотоснимками. На фотоснимках были изображены орудия и разные фирменные крупповские узлы, по которым любой русский умелец мог сочинить узлы свои собственные, а из большой болванки стали выточить орудийный ствол. Корнилов незамедлительно, «лёгкой» почтой, которую считал быстрой, отправил материалы в Питер.
Дипломатическая почта той поры была двух видов — «лёгкая» и «тяжёлая»: первая находилась в пути сорок пять дней, вторая, когда приходилось перевозить громоздкие предметы, — доставлялась более двух месяцев.
Отправил Корнилов в Питер также альбом с образцами тканей, из которых китайским солдатам собирались пошить новую форму, указал также фабрики, где будет произведён материал, и объёмы военного заказа.
У русских солдат до войны 1904 года форменными считались белые рубахи, приметные издали. На фоне тёмных полей гаоляна и зелени сопок солдаты выглядели в них, будто выцветшие мухи на сочной свежей материи, ещё не побывавшей под солнцем, — по этим рубахам «бравых ребятушек» отстреливали поштучно. Генерал Куропаткин, едва появившись на фронте, первым делом приказал солдатам покрасить одежду в зелёный цвет: японцы, которых он пытался разглядеть в мощный бинокль, были в своей защитной форме совершенно неприметны, прятались в естественных складках местности, как блохи в швах одежды, растворялись, словно духи бестелесные... Куропаткин даже крякнул от досады и велел немедленно закупить у китайцев зелёную краску...
Правда, краска оказалась некачественной, стоило солдатику попасть под дождь, как он делался зелёным, как кузнечик, собирающийся обзавестись потомством. Хохотали солдаты друг над другом до упаду, были случаи, когда их увозили в лазарет с вывихнутыми от смеха челюстями, — и так продолжалось до тех пор, пока из дома, из «Расеи» не пришло несколько вагонов с новым, спешно пошитым на фабриках обмундированием.
Именно Русско-японская война заставила нашу армию принять форму защитного цвета.
Сохранилась шифровка, присланная Корниловым из Пекина, на ней имеются личные пометки государя.
Корнилов тщательно проанализировал военное положение на Дальнем Востоке и составил подробный доклад в Генеральный штаб. В нём он, в частности, отметил: «До тех пор, пока Россия твёрдо стоит у Владивостока и на берегах Великого океана, на фланге операционной линии Японии на материке, Япония будет считать положение своё здесь непрочным, и новая борьба между Россией и Японией фатально неизбежна; так не лучше ли смотреть опасности прямо в глаза и готовиться к войне, заранее обеспечив себе выгодное исходное положение».
В конце 1909 года в Пекин «лёгкой» почтой пришёл пакет из Генерального штаба, в нём находилось предписание полковнику Корнилову — ему пора было возвращаться домой. Но прежде чем покинуть Пекин, Корнилов отправил в Россию полковника Вальтера. Тот должен был четыре месяца отслужить в должности командира стрелкового батальона — без выполнения этого ценза он не имел права двигаться дальше по служебной лестнице, — а через четыре месяца Вальтер должен был вернуться в Пекин и занять место Корнилова, отъезд которого из китайской столицы по этой причине был отложен до середины следующего года.
