Антанас Венуолис - Перепутья
— Наш государь король Витаутас прислал меня к тебе, Судимантас, по очень важному и секретному делу, — начал было Мишкинис, но Судимантас прервал его:
— Наверно, новое крещение Жемайтии?
— Нет.
— Тогда, может быть, начнут священные дубравы вырубать?
— Погоди, боярин, сейчас скажу…
— Может быть, хотят священный огонь в Паланге потушить?
— Да нет же, Судимантас, терпение…
— Тогда уж, наверняка, будут новый храм для христианских богов строить?.. Или прикажут мой замок крестоносцам отдать?
— Боярин, будь бдителен!
Боярин Судимантас выпучил глаза.
— Будь бдителен, боярин, и готовься… Здесь никто нас не слышит?
— Говори смело. Он, — Судимантас показал на человека, сидевшего за столом, на котором лежали канклес, — он, когда требуется, глух как червь, слеп как крот и нем как рыба. Говори.
— Судимантас, в Риттерсвердере большие торжества. Прибыли послы Ягайлы! Приглашают нашего князя в Вильнюс, на трон великих князей литовских, и отдают ему всю Литву с русскими землями… и Луцк! Но с условием: избавиться от крестоносцев!
— А посол кто?
— Брат мазовецкого князя, плоцкий епископ Генрик с множеством бояр.
Судимантас нахмурился, задумался, но не обрадовался. Он медленно засунул руки за пояс и, словно совсем позабыв про посла, вернулся к столу. Подумав, спросил:
— А князь уже принял предложение Ягайлы?
— Посол еще там. Влюбился в сестру Витаутаса Рингайле, посватался, и теперь в замке гуляют свадьбу. Много гостей. Есть и крестоносцы из Мариенбурга, и чужеземные рыцари, и много других благородных бояр.
— А орден еще не проведал о предложении Ягайлы? — спросил Судимантас и снова вернулся к столу.
— Нет.
— Садись, Мишкинис, гостем будешь, — словно проснулся Судимантас и указал боярину место рядом с собой.
Мишкинис подошел к столу и посмотрел в глаза жрецу, сидевшему за канклес.
Здравствуй, боярин Мишкинис, вот где мы вновь повстречались, — заговорил жрец и поклонился.
— Виделись, но где — не помню, — наморщил лоб Мишкинис.
— Когда-то виделись под Вильнюсом, боярин, когда мы с Шаркой прибежали из Ужубаляйского замка.
— Кулгайлис, ты! Помню, помню! Как же, хорошо помню. Ну, как твои родные, нашел ли кого в живых?
— Только кучи пепла и костей, боярин…
— Значит, теперь ты жрец? — помолчав, спросил Мишкинис.
— Нет, не жрец: я поклялся богам и теням своих предков мстить крестоносцам, пока сам не превращусь в прах… За это наш князь приказал поймать меня и повесить, но я вместе со своими канклес пристал к Судимантасу, и у него в горнице я жрец, а в лесах мы вместе на крестоносцев охотимся…
Хозяин прервал его:
— Весть эта радует нас, Мишкинис: я тоже поклялся своим богам вечно мстить крестоносцам. До сих пор мстил тайно, а теперь-то уж возьмусь за это во всю силу. — И внезапно повеселевший Судимантас потер руки.
— Ты не горячись, Судимантас, и сначала выслушай, что тебе князь приказывает: князь велит тебе набрать как можно больше мужчин, подойти к Неману и ждать. Как только крестоносцы начнут возвращаться из Литвы после похода, а на сей раз они будут побитые и еле живые, ты нападешь на них возле Немана, а князь Витаутас тем временем предаст огню Риттерсвердерский замок и пойдет на Гродно. Тебе помогут возвращающиеся из похода жемайтийцы, под твоим командованием должны быть сметены все замки крестоносцев, что стоят на Немане.
— О боги, что я слышу! — поднял к потолку глаза Кулгайлис. — Значит, таково решение князя? О Перкунас! О Праамжюс могучий! Значит, теперь сам Пикуолис начнет мстить им за наши страдания, за наше рабство… Пусть моя рука без устали рубит им головы!..
И Кулгайлис, повернувшись к стене, где в небольшом жертвеннике теплился огонек, начал молиться могучему Праамжюсу и мстительному Пикуолису…
XXXIX
Выдав замуж свою сестру Рингайле за брата мазовецкого князя, плоцкого епископа Генрика, посла Ягайлы, и проводив гостей, Витаутас вновь получил от ордена разрешение идти на Литву.
Предложение Ягайлы Витаутас принял и заключил с Генриком договор, но, чтобы не привлечь к этому внимание крестоносцев, не стал сразу порывать с орденом. Об этом договоре знали только самые верные бояре Витаутаса. Остальные, в том числе и свои же литовцы, и чужеземцы, и сам орден, думали, что все завершилось свадьбой Рингайле.
Хотя орден всегда собирался в походы на Литву осенью, когда в деревнях можно было найти больше добычи, этот поход был задуман и подготовлен с целью отвлечь внимание Ягайлы от переговоров с послами венгерского короля Сигизмунда 54 о покупке Добжинской и Куявской земель. Дело в том, что на эти земли претендовали и поляки. А чтобы Ягайла не отплатил крестоносцам той же монетой и не начал переговоры с Витаутасом, орден направил к князю своего лазутчика, верного вельможу Маркварда фон Зальцбаха, бывшего комтура Балги. Этот муж, обладающий недюжинными способностями полководца, когда-то воевал в Венгрии, воевал в Литве, был бесконечно предан ордену и очень любил деньги, роскошь. И в этот поход на Литву он собрался не для того, чтобы завоевывать литовцев и разрушать литовские замки; главным для него было — как можно больше награбить и без ощутимых жертв и потерь удрать обратно. Язычников он считал животными и на войне уничтожал их без всякой жалости. Поэтому и теперь он хотел идти в языческую северную Литву по рекам Нерис и Швянтойи в еще не разграбленные края. Но Витаутас отказался двинуться на север и настоятельно звал на восток. Свою настойчивость он объяснял тем, что в Вильнюсском крае у него больше сторонников, и когда они перейдут на сторону союзников, можно будет дойти даже до Крево. Марквард фон Зальцбах не разобрался в замыслах Витаутаса и уступил.
Рыцарь Греже давно заметил: князь Витаутас что-то замышляет, но все еще сомневался в этом. Теперь, после приезда брата мазовецкого князя Генрика и после его женитьбы на Рингайле, он ясно увидел подготовку Витаутаса к чему-то. Прежде он немедленно сообщил бы об этом великому магистру ордена, но сейчас рыцарь чувствовал себя таким несчастным, обойденным судьбой и обманутым жизнью, что, кроме возлюбленной Маргариты, его ничто не интересовало; днем и ночью он сокрушался о своей судьбе и все думал о своем утраченном счастье. Знал он, что Маргарита с матерью находятся в Островецком замке, в плену у Карибутаса. Отношения между обеими сторонами оставались натянутыми, и трудно было надеяться, что когда-нибудь удастся выкупить благородных женщин или освободить их при обмене пленными.
В новый поход вместе с Витаутасом шли и он, и оба Книстаутаса, и комтур Герман.
— Светлейший князь, — однажды очень печальным голосом сказал рыцарь Греже и огляделся вокруг, — мы здесь вдвоем, и никто не слышит нас. Не хочу я быть твоим коварным другом, ибо не являюсь и тайным врагом! Князь, поверь мне, сейчас говорит с тобой родственная тебе моя кровь: и над тобой, и над твоими землями нависла огромная опасность со стороны твоих друзей крестоносцев!
— Как ты смеешь такое говорить и клеветать на моих товарищей, на моих лучших друзей! — одернул его князь Витаутас и грозно нахмурился.
— Князь, ты сначала выслушай меня, а потом уж суди; и если не поверишь, можешь заковать меня в железо как предателя и отправить своему другу, великому магистру ордена; а если поверишь — сам спасешься и свои земли спасешь!.. Неужели невдомек тебе, князь, почему орден каждый год по два, по три раза ходит на Литву, сжигает селения, убивает людей, грабит, а замки не берет? Неужели тебе еще невдомек, князь, зачем ордену так нужна Жемайтия, и почему он не идет на Судуву, с какой целью он укрепил Велиуону, построил Риттерсвердер, Новое Гродно, Меттенбург 55?! Зачем понастроил замков возле Дубисы?! Может быть, тебе неизвестно, что твой друг, великий магистр ордена крестоносцев, приказал меченосцам похитить твою дочь, княжну Софию, и передать ее Скиргайле! И только по чистой случайности была похищена моя дама сердца, моя возлюбленная Маргарита Книстаутайте! Князь, если орден когда-нибудь и посадит тебя на трон великих князей литовских в Вильнюсе, то, поверь, только после того, как Аукштайтия будет так же опустошена, как сегодня Судува. Зачем тебе будут нужны замки без людей, словно улья без пчел? Кто поможет тебе выстоять против крестоносцев и меченосцев, когда у тебя не будет твоей Жемайтии?! Жемайтию ожидает судьба Пруссии, а Аукштайтию — Судувы! Орден уже давно предусмотрел все это!..
— Погоди, рыцарь, но ведь и ты — один из крепчайших столпов ордена! Значит, и ты вместе с остальными рыл мне яму?!
— Да, князь, признаюсь и каюсь: до сих пор я был послушным слугой ордена, но теперь я прозрел и предупреждаю тебя: ты на краю гибели. И сделать это мне повелевает наша родственная кровь. Я тоже много страдал от крестоносцев. Страдаю и теперь…
