Павел Северный - Ледяной смех
Жанен, остановившись у окна, смотрел на набережную Иртыша, а повернувшись лицом к Колчаку, сказал:
— Я приехал к вам с экстренного совещания союзного командования.
— Оно состоялось опять без меня?
— Генерал Нокс рекомендовал не отрывать вас от важных дел.
— Но мне кажется, у вас нет права лишать присутствия на нем моих представителей.
— Это, конечно, непростительное, но, уверяю вас, случайное упущение.
— За последнее время подобные упущения довольно часты. И, представьте, догадываюсь, почему это происходит. Союзное командование начинают беспокоить вопросы, не входящие в его компетенцию.
— Мой адмирал! — Жанен от удивления даже приподнялся на носках.
— Прошу выслушать. А главное, ответить, почему вас начал беспокоить вопрос о русском золотом запасе, принадлежащем моему правительству?
— Разве это неестественно? Мы союзники в борьбе с большевиками.
— Союзники по оказанию помощи в этой борьбе. Судьба золотого запаса, мой генерал, вас волнует давно. Своим беспокойством вы, минуя меня, делились с моими министрами, особенно часто с Михайловым. В последнее время по этому вопросу вели совещания с генералом Пепеляевым.
— Мой адмирал, бог с вами!
— Неужели удивлены?
— Вас, видимо, ввели в заблуждение?
— Нет, мои сведения достоверны. Но, кажется, генерал Пепеляев все же не забыл о чести русского офицера.
— Я встречался с Пепеляевым, выясняя настроение армии, — Жанен закинул правую руку за спину. — Я действительно очень беспокоюсь о золотом запасе. Вы же не будете отрицать, что в армии есть случаи неповиновения солдат приказам командования?
— Какое неповиновение? Солдаты бьют кашеваров за плохо сваренные щи.
— А что, если охране около золота не понравится пища?
— Эту охрану кормят вкусно и сытно. Сытый русский солдат камень за пазухой не держит.
— Как вы можете шутить, мой адмирал?
— Это неплохая черта в моем характере. Лучше шутить, чем панически хвататься за голову.
— Слушая вас, уясняю, что вас не беспокоит отступление вашей армии.
— Армия отступает по соображениям ее штаба.
— Однако неожиданные и поспешные оставления опорных пунктов невольно наталкивают на мрачные предположения.
— Вас это не должно удивлять. Любые передвижения фронта всегда удобны для мрачных прогнозов тыловых и обывательских стратегов.
— Не буду скрывать, неудачи на фронте меня беспокоят.
— Не удивлен. Ваше беспокойство — результат того, что у вас нет точной информации. Сами в этом виноваты, собирая сводки с фронта у моих не всегда компетентных генералов. А ведь это уже приводило вас к ошибочным оценкам достоинств моего сибирского правительства, как законного правительства для всей России. Помните, мой генерал? Ради борьбы с большевиками я терпеливо, с большой выдержкой переношу опеку союзников над моим управлением Сибирью.
Колчак, сидя за столом, нервно сложил развернутую карту. Не найдя на столе перочинного ножа, взял в руку квадратную чернильницу и начал передвигать ее по столу.
Жанен вновь сел в кресло около стола к заговорил примирительно:
— Мой адмирал, прошу успокоиться. Мы говорим с вами не о том, о чем нужно говорить. Я уполномочен начать переговоры о сохранности золотого запаса. Точнее, о создании для его сохранности надежной охраны из частей союзников, которыми они располагают на территории Сибири.
Глаза Колчака мгновенно расширились. Дужка брови над правым, переломившись, стала похожей на острие стрелы. Сдерживая в себе приступ злости, адмирал, засмеявшись, спросил:
— Главным образом из чехов? Не так ли?
— Нет, из французов, шотландских стрелков, американцев и, наконец, из чехов. Они же сражались с большевиками.
— Но предательски перестали это делать. Разве не так?
— Не будем отвлекаться от главного. Разве Нокс не говорил с вами о крайней необходимости создания около золотого запаса союзной охраны?
— Не говорил и, надеюсь, не будет говорить. Нокс понимает, что золото принадлежит сибирскому правительству и будет охраняться его армией на всем пути его следования из Омска.
— Куда?
— Не знаю.
— Действительно не знаете иди не хотите сказать?
— Не хочу сказать, ибо ваши офицеры не умеют держать языки за зубами.
— Но поймите, мой адмирал, золото повезут по железной дороге и красные будут пытаться им овладеть.
— Чтобы этого не случилось, позаботится моя армия. Поймите и вы, мой генерал, что у меня армия, а не воинские подразделения инвалидов, которыми вы располагаете.
— Золотой запас может остаться неприкосновенным только в том случае, если его будет охранять престиж великих держав под символикой их национальных флагов.
— Для большевиков престижа великих держав не существует. Ставлю вас в известность, что союзной охраны возле золота не будет. Я не допущу этого.
— Правительства союзных держав будут настаивать. Надеюсь, тогда вы подчинитесь?
— Нет!
— Поймите, что золото должно быть в наших руках!
— Оно будет только в руках моей армии. Она овладела золотом и сумеет его сохранить для сибирского правительства.
— Но его могут захватить красные.
— Могу вас заверить в том, что золото из рук моей армии может быть отнято только силой. А этого не произойдет.
— Это ваше окончательное решение?
— Да.
Колчак отшвырнул чернильницу, от удара о корешок лежавшей на столе книги чернила из нее, выплеснувшись, забрызгали голубой мундир Жанена.
Генерал встал, укоризненно посмотрев на адмирала, пошел к двери. Колчак крикнул вслед:
— Не вздумайте, мой генерал, уходя, хлопнуть дверью.
Жанен вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь.
***Капитан Родомыслов, войдя в кабинет, застал Колчака перед картой Сибири, висевшей на стене. Адъютанта удивила бледность адмирала. Заметив озабоченность офицера, Колчак спросил:
— Чем встревожены, Родомыслов?
— Не встревожен, ваше превосходительство.
— Зачем пришли?
— Ваше превосходительство, Анна Васильевна просит вас в гостиную.
— Будем смотреть «Отца Сергия»?
— Так точно!
— Распорядитесь, Родомыслов, чтобы привели в порядок письменный стол, я разлил чернила.
— Слушаюсь!
— Сами приходите смотреть картину.
— Благодарю, ваше превосходительство, с удовольствием.
Глава четырнадцатая
Сеет мелкий дождь вперемежку с колючей стекловидной крупой. Под нахлестами студеного ветра крупа, как бы лакируя, покрывает ломкой коркой льда стены домов, заборы, застывает на деревьях. Омск, утеряв привычный, столичный пошиб жизни, охвачен темпами, характерными для прифронтового города. Продолжается лихорадочная эвакуация госпиталей, интендантских складов и правительственных учреждений. Необычайно энергично вывозятся товары с купеческих складов.
На улицах, ведущих к полотну сибирского тракта, заторы из военных грузовиков, санитарных повозок, экипажей, телег и гуртов скота. Звучат гудки автомобилей, ржут кони, мычат коровы, блеют овцы, и всю эту какофонию звуков стараются перекрыть выкрики военных команд и отборная ругань, заставляющая вздрагивать слабонервных.
На тротуарах шумные, суматошные толпы солдат, над которыми ветер раздувает сизый туман махорочного дыма. Солдаты настроены по-разному. Уже были случаи, когда они заходили в лавки и забирали материю на портянки, а купцам оставалось только ласково улыбаться.
На Атаманской среди толпы бросается в глаза отсутствие штатских, привыкших за последний год, именно на ней фланируя, собирать и распускать слухи, выгодные для их шулерских махинаций с ценами на лошадей, на овес и сено, а главное, на съестные припасы. Теперь их нет. Многие уже по осенней грязи сибирского тракта нарезают колесами колеи, намечая для себя пристанища.
Если сегодня какой-то обыватель и окажется в живом месиве шинелей, пропахших дымом пороха и запахом прелой шерсти, то, надвинув на лоб шапку, постарается поскорей свернуть с Атаманской в щель нужной ему улицы.
Возле кафе среди офицеров не видно полковников, а еще недавно они доминировали. Сейчас здесь офицеры в младших чинах, больше всего прапорщики. Большинство из них в погонах защитного цвета, на которых дожди отмыли нарисованные химическими карандашами просветы и звездочки.
Необычное скопление в городе военных вызвано переброской в район Петропавловска свежих воинских частей из ближних гарнизонов, несших охрану железнодорожной магистрали за Омском, а также из спешно сформированных тыловых команд, несших в городе различные функции по сохранению в нем порядка.
В город входят также части, снятые с фронта для пополнения, но чаще всего, ввиду катастрофично выбитого состава, на переформирование. Настроение этих солдат взрывоопасно, потому им позволяют в городе только короткий отдых, а после они выводятся из него, чаще всего без указания места их будущей стоянки.
