Константин Бадигин - Кольцо великого магистра
— Разве тебе известны виновники?
— Я могу узнать.
Конрад Валленрод погладил голый, как у скелета, череп.
— Не следует, поп, больше заниматься вонючим францисканцем, у тебя и так много дел… Жалко все-таки, что монах не научился нести яйца.
И великий маршал снова захохотал. Выпитое за обедом вино все еще играло в его голове.
— Мы потакаем дурному примеру, — опустил глаза священник, — наших братьев может постичь такая же участь.
— Ну уж нет! Мои рыцари сумеют защитить себя, недаром они носят меч. У тебя все, брат Плауэн?
Священник замялся.
— Да… то есть нет, брат великий маршал. Есть еще неприятное дело.
— Говори, только короче.
— Братья рыцари в замке Розиттен играли в «свечу».
— Что это за игра, брат Плауэн? — заинтересовался Конрад Валленрод. — Я не слыхал. Вероятно, благочестивая игра?
Священник скорчил гримасу:
— Плохая игра, брат великий маршал, богомерзкая игра!
— Объясни.
— Играют двенадцать человек. Они называют себя апостолами. У каждого в руке зажженная свеча. Один из них апостол Иуда. Он раздевается догола и становится на четвереньки. Ему завязывают глаза и свечой прижигают голое тело. Иуда должен изловчиться и выхватить свечу у одного из апостолов. Тогда раздевается тот, у кого отняли свечу.
— А у Иуды тоже есть зажженная свеча?
— Нет, брат великий маршал, свечи у него нет.
— Хм… занятно. Что же. Иуде приходится совершать превосходный танец. Представляю…
— Игроки на следующий день не могут сесть на твердую лавку, спина в ожогах. Я думаю наложить на братьев месячное покаяние: каждый вечер перед сном тысячу «Отче наш».
Великий маршал снова развеселился:
— Зачем же покаяние? Забава вполне рыцарская, вовсе не богомерзкая. Жгут тело Иуды, ведь он предал Иисуса Христа. Все правильно. Ох, уморил ты меня сегодня, поп!
— Достойно ли это рыцарской чести! — обиделся брат Плауэн.
— Пусть играют, — махнул рукой маршал. — Рыцарям скучно, не все же время читать молитвы.
— А если узнает капитул?
Лицо великого маршала стало серьезным.
— Если узнает капитул, я оторву тебе, старому ябеднику, голову! Ты меня понял, надеюсь?
— Отлично, — поспешил согласиться Плауэн. Но за смиренной улыбкой он спрятал обиду.
Некоторое время они сидели молча.
— Ты на самом деле веришь, — спросил маршал, не спуская с Плауэна тяжелых глаз, — что всякое человеческое существо подчинено папе римскому и подчинение это — необходимое условие спасения души?
— Как ты можешь спрашивать меня, брат великий маршал! Я священник, и вся моя жизнь…
— Знаю вашу песню! — махнул рукой Конрад Валленрод. — Мы сейчас одни, и никто не поверит, если ты вздумаешь доносить. Я не верю попам, они изолгались, исподлились, они торгуют господом богом оптом и в розницу. А ты подумал, кто мы такие? Папа смотрит на нас как на свою собственность. Наши земли, политые немецкой кровью, — собственность папы. Каково?!
Плауэн сидел не шевелясь, будто проглотил палку.
— Наш орден — огромное дерево с подгнившими корнями. Первый ураган — и дерево рухнет. Все попы римского святейшества не спасут нас. Вспомни, чем окончили братья ордена тамплиеров. Помог ли им папа?
— У служителей бога есть свои слабости и ошибки, — выдавил из себя Плауэн, — а церковь непогрешима. Да простит бог твое заблуждение, брат!
— Церковь непогрешима! — проворчал Конрад Валленрод. — А что такое церковь, хотел бы я знать! Непогрешим один бог.
— Ты забываешь, брат, его святейшество папу.
— Меня бесит, — не слушая, продолжал маршал, — почему на восемь рыцарей орден содержит четырех священников! Не слишком ли много бездельников, брат мой? Рыцари проливают свою кровь…
— Братья священники вдохновляют на победу рыцарей, ухаживают за ранеными, распространяют слово божье среди неверных, — опустив глаза, скромно ответил Плауэн, — и поучают святому слову рыцарей. Горе нам, грешным, если забудем святое учение!
Великий маршал понял, что перешел границы.
— Почему, брат Плауэн, — переменил он разговор, — ты ничего не знал о русских купцах и о русском корабле с оружием? Этими делами надо заниматься в первую очередь, а не всякой ерундой. Заставляют монаха нести яйца, играют в «свечу», — с презрением закончил он. — В следующий раз ты дорого заплатишь за свое упущение…
Перед собеседниками неслышно возник широкоплечий оруженосец Стардо.
— К тебе гонец, светлый господин, — поклонился он Валленроду. — Стоит за дверью.
— Зови, — сразу отозвался великий маршал.
В комнату ввалился гонец в промокшей одежде. Он дико осмотрелся, выискивая глазами маршала, а увидев, повалился ничком на ковер. Конрад Валленрод почувствовал сильный запах конского пота. Сапоги гонца были в грязи, на одежду налип лошадиный волос.
«Давно не слезал с коня», — подумал маршал, и как-то сразу его охватило беспокойство.
— Встань, — сказал он, почувствовав легкий толчок в сердце.
Гонец стал подниматься с пола, но силы оставили его. Он снова упал. Приподнявшись на четвереньки, вперив в маршала налитые кровью глаза, он хрипло выкрикнул:
— Герцог Витовт изменник, обманом захватил замок Юрбург, рыцари убиты, взяты в плен…
— Дитрих фон Крусте?
— Комтур в плену.
Великий маршал проглотил слюну. Усы его встопорщились, лысая голова со складками на затылке налилась кровью.
— Кто ты?
— Старший кнехт Юрбург… — Гонец хотел сказать еще что-то, но только беззвучно раскрыл рот, тяжело глотая воздух.
Великий маршал рывком поднялся с кресла и, грузно переступив через гонца, большими шагами вышел из кабинета.
…Великий магистр и брат Симеон беззаботно играли в шахматы, жарко горел камин. Возле духовника, как всегда, стоял кувшин с вином.
— Герцог Витовт предал нас, брат великий магистр, — войдя в комнату, сказал Конрад Валленрод. — Мерзавец! Крепость Юрбург взята, остальным замкам грозит опасность… И мы своими руками раздавали жемайтам оружие, коней и одежду! — добавил он. — Мы вооружили врагов! Я говорил тебе об этом.
Конрад Цольнер побледнел и долго молчал. Надежды его рухнули.
— Нас скверно обманули, — опомнившись, хрипло сказал он. — Герцог надсмеялся над крестом, на котором мучился наш бог… Господи, — поднял он кверху свои жилистые, цепкие руки, — когда ты истребишь эту мерзость?! Точи свой меч, — сказал он Валленроду упавшим голосом. — Мы должны спасти честь ордена, спасти своих братьев в осажденных замках и покарать предателей. В лесах Жемайтии, — продолжал он, не отрывая глаз от распятия, — много болот, над которыми стелются ядовитые туманы. Клянусь кольцом великого магистра и святой девой, я вырублю эти леса и осушу болота!
Глава двадцать третья. «ЗАПОМНИ, ЛЮТОВЕР, СЛОВА ТАТАРСКОГО ХАНА»
Дружина боярина Голицы в полдень переправилась через неглубокую лесную речку. В прозрачной воде, пугая лошадей, резвилась серебряная рыба. Ее было много: казалось, нагнись только — и хватай за хвост. Огромные рыбины всплескивались над рекой и шумно падали в воду.
Здесь начиналась Московская земля. На песчаном обрыве, далеко видимый со всех сторон, стоял одинокий деревянный крест. Подъехав к нему, обремененные доспехами ратники тяжело слезли с седел. Разминая ноги, подошли к потемневшим дубовым перекладинам и сняли шлемы. С верхушки креста взлетела большая серая птица и, быстро взмахивая крыльями, скрылась в лесу. А лес стоял темный, молчаливый. Он хранил много тайн. В глухих местах скрывались разбойники, сидели в засаде воины, поджидая татар. Лес принимал в свои объятия и прятал русских людей из сожженных и разграбленных городов и сел.
Татары не любили русского леса. Для набегов они ждали осени, когда опадет лист и оголятся деревья.
— «Не ими веры врагу твоему вовеки», — вслух прочитал пузатый Василий Корень надпись на дубовой перекладине.
Крест был старый, темный, а надпись совсем свежая. И понял боярин, что какой-то московитянин, оставшийся в живых после набега Тохтамыша, вырезал эти слова.
Это был призыв к русским сердцам, гулкий, как набат.
Кто-то из ратников сбегал к реке и принес в шлеме холодной чистой воды. Перекрестившись, воины по очереди глотнули из шлема. Вода родной земли целебна, она придает силы и лечит хворь.
Дальше дорога опять шла через дремучие леса. В вершинах сосен шумел ветер. Стало темнее; по сторонам густо стояли деревья. Между толстыми стволами кое-где пробивался солнечный свет. Пахло грибами, прелым листом.
Впереди, задумавшись, ехал Роман Голица. Полгода прошло с тех пор, как он уехал из дома.
Дорога была безлюдна. Один раз ратники увидели мальчика, погонявшего хворостиной желтую коровенку с провалинами у крестца. Услышав лошадиный топот и позванивание бронзовых наборов на уздечках, мальчишка испуганно оглянулся и, свернув с дороги, торопливо погнал корову в лес.
