Долгая дорога домой (СИ) - Костелоу Дайни

В следующее воскресенье она устроилась рядом с сестрой Габриэллой, сидевшей с краю скамьи, и стала наблюдать. Монахини одна за другой выстраивались в очередь к алтарю за Телом Христовым, и наконец сестра Маргарита и сестра Габриэлла тоже встали и присоединились к остальным.

Элен оглянулась назад. Между ней и дверью не было никого. Дверь закрыта, но на то, чтобы толкнуть ее и выбежать, уйдет всего секунда. А там Элен сразу скроется в переулке, ведущем прочь от церкви, и исчезнет в городе. Если двигаться быстро, если ее не сразу бросятся ловить, то она успеет выскочить на площадь и скрыться. Денег у нее нет, ничего нет, кроме приютской одежды, но сейчас ее единственный шанс.

Более не размышляя, она подвинулась к самому краю скамьи и посмотрела на проход, ведущий к алтарю. Сестра Габриэлла с возведенными к небу глазами и сложенными вместе ладонями уже медленно возвращалась на свое место.

«Сейчас, беги сейчас!»

Элен вскочила и бросилась к дверям. Кто-то вскрикнул, люди стали оборачиваться. Сестра Габриэлла, опустив глаза, успела увидеть, как кто-то из девочек исчезает за дверью. Всплеснув руками, она бросилась вперед, намереваясь выскочить на улицу и поймать беглянку, но, когда пробегала мимо скамьи, прямо ей под ноги упала другая девочка и забилась на полу в судорогах, кашляя и хватаясь руками за горло. Случилось это так быстро, что сестра Габриэлла едва успела ухватиться за скамью, чтобы не упасть прямо на девочку.

— С дороги, девчонка! — рявкнула она, но Аннетта — это она билась на полу в судорогах — вцепилась в ее подол, громко кашляя и хрипло визжа:

— Помогите, сестра! Дышать не могу!

Сидящие на соседних скамьях шарахнулись прочь, боясь заразиться какой-нибудь дрянью от этих приютских.

Будто из ниоткуда явилась настоятельница — и почти сразу порядок был восстановлен. Отец Ленуар и отец Тома продолжали раздавать святые дары, будто ничего не произошло, но лишь когда Аннетту вынесли наружу и дали воды, ей удалось справиться с кашлем. Остальных детей быстро убрали с глаз долой, а вся паства вывалила из церкви на весеннее солнышко, живо обсуждая случившееся, что было гораздо интереснее, нежели служба или содержание проповеди священника.

Элен Сен-Клер и след простыл. Мать-настоятельница осталась возле церкви для разговора со священниками и их домоправительницей.

— Надеюсь, вы довольны, — сказала она со злостью. — Этот скандал, это безобразие в доме Божием устроила Элен Сен-Клер! Должна вам заявить, что никакие разговоры о христианском долге не заставят меня снова принять это дитя в приют Святого Луки!

— Не надо так убиваться, преподобная мать, — успокоил ее отец Ленуар. — Вы для этого ребенка сделали все, что могли, вам не в чем себя обвинить.

— Я себя и не обвиняю! — отрезала монахиня. — Я обвиняю вас — за то, что навязали мне это ходячее недоразумение! Ее следовало выпороть еще в первый же день, когда она смутила сестричество, заорав в трапезной.

— Я с самого начала говорил, что с ней будет трудно, — сказал отец Тома, хитро посмотрев на Агату. — Надо было дать ей поесть, и пусть бы шла своей дорогой.

— Совершенно верно, отец мой, — согласилась настоятельница. — А сейчас мне нужно идти выяснить обстоятельства побега. — Она резко развернулась и зашагала в сторону монастыря, спеша разобраться с Аннеттой, неожиданный приступ кашля у которой помешал сестре Габриэлле задержать своевольную беглянку.

Мадам Соз смотрела ей вслед, понимая, что девочку, которая помогла сбежать Элен, ждет незавидная участь.

Сама Аннетта тоже это знала, но с той минуты, как Элен с ней сквиталась, украв одеяло, она зауважала новенькую. Она не догадывалась, что Элен попытается сбежать именно сегодня, но когда увидела, как та бежит к двери, а сестра Габриэлла от нее в паре метров и вот-вот схватит, то, не раздумывая, бросилась помогать, совершив ту малость, на которую была способна.

Глава двадцать третья

Выбежав из церкви, Элен понимала, что у нее в запасе лишь секунды, чтобы скрыться. Через миг выскочит сестра Габриэлла и ее схватит.

Элен метнулась в первый же переулок и помчалась, стуча туфлями по булыжникам. Добежав до угла, повернула, не снижая скорости, и влетела головой в живот толстяка, идущего навстречу. Он ее поймал и схватил за руку.

— Ах ты сорванец! — начал толстяк, но тут Элен в третий раз вспомнила, как учил Жанно, нагнулась и всадила зубы в держащую ее руку. Толстяк взревел, пальцы его разжались, и Элен, припустив прочь, нырнула под прикрытие громыхающего фургона, потом завернула за угол, на ближайшую улицу. Она бежала, сворачивая то направо, то налево, и, только вылетев на широкий бульвар и убедившись, что погони нет, перешла на шаг, чтобы окружающие не заподозрили в ней беглянку.

Итак, она вырвалась на свободу. Теперь только и осталось, что найти дорогу домой, но где он, дом? Кого спросить? Элен секунду постояла, подставив лицо солнцу и переводя дыхание, и тут ее словно осенило.

Как-то на уроке мадемуазель Корбин, показывая глобус, объяснила, что во Франции солнце в полдень всегда на юге.

«Так, а сейчас примерно полдень, — подумала Элен, — и если солнце светит мне в глаза — а так оно и есть, — значит, я стою лицом к югу, и тогда запад от меня справа».

Повернув направо, она медленно пошла по бульвару. Их дом в Пасси, а Пасси — это западный край Парижа. На каждом перекрестке Элен поворачивалась лицом к солнцу и шла по дороге, уходящей направо. Не замечая уханья далекой канонады (а может быть, бравируя), многие горожане вышли на воскресную прогулку вдоль реки, и Элен шла среди них — девочка-служанка, посланная хозяйкой с поручением. Она понимала, что ее грубая приютская форма в этой фешенебельной части города выглядит неуместно и этим может привлекать внимание, поэтому девочка старалась не смотреть на прохожих, чтобы ни с кем не встретиться взглядом.

Через какое-то время Элен почувствовала, что ее силы на исходе. Она с утра ничего не ела, да и завтрак был скудный, но пуще всего донимала жажда. День выдался не по сезону жарким, а Элен уже отшагала несколько миль, но она не хотела ни останавливаться, чтобы передохнуть, ни привлекать к себе внимания, спрашивая дорогу. Ей необходимо было найти авеню Сент-Анн, но чтобы при этом никто ее не запомнил.

Увидев зелень небольшого парка и услышав плеск воды в фонтане, Элен, в отчаянном желании напиться, свернула туда. По парку гуляли люди, и Элен, утолив жажду из фонтана, тоже медленно пошла по аллее и вскоре вышла через ворота на противоположной стороне парка. Тут-то она и показалась — церковь Богоматери Скорбящей. Ее широкие ступени вели к западной двери, над которой высилась квадратная колокольня, увенчанная острым шпилем. В эту церковь Элен и ее родные ходили, живя в Париже. Отсюда Элен легко могла найти путь домой, и это придало ей новые силы.

До сих пор девочка не особо думала, что будет делать, когда доберется до дома, но сейчас, приближаясь к нему, она вспомнила, что этот Гастон может все еще ее караулить. Надеясь, что ее не узнать в серой сиротской одежде, она приблизилась к дому, медленно прошла мимо, высматривая, нет ли каких признаков присутствия его или его приятелей, но улица была пуста. Проходя мимо фасада, Элен заметила, что входная дверь заколочена досками, и сердце у нее упало. Дверь не починили после того, как Гастон ее выломал, значит, мадам Соз была права и там никого нет. Но все равно, можно же проникнуть внутрь через въездную арку или садовую калитку и хотя бы на сегодня найти убежище в конюшнях. Потом пришла мысль: а вдруг Пьер еще здесь? Мог же папа оставить его присматривать за домом, пока вся семья живет в Сент-Этьене. Ведь оставлял же он здесь Марго и Жильбера Дорье в прошлом году. В прошлом году — казалось, это было так давно! Когда они вернулись в Париж, Жильбера уже не было на свете, а Марго, совершенно обезумев, совсем не могла работать. Мама отправила ее в Сент-Этьен — доживать свои дни в сельской идиллии, подальше от городского шума и болезненных воспоминаний.