Исцеление Вечностью (СИ) - Санин Евгений Георгиевич
«Все?» — вопросительно посмотрел он на отца Игоря.
«Нет!» — тоже без слов ответил тот. Оглядел Александра с головы до ног и, порывшись на вешалке, протянул ему вязанный узкий пояс с молитвой и двумя кисточками на концах…
Александр завязал его вокруг пояса — стараясь сделать это точно так же, как на самом отце Игоре.
— Вот теперь хорош! — одобрил священник. — Хотя… чего-то еще явно не хватает! — Ну, да ладно, иди скорее на клирос. Пора начинать службу!
С каким упоением, — словно вернувшись после тяжелой болезни к жизни! — Александр снова читал обычные часы. Третий, шестой час он читал — словно в великий праздник! А уж Апостола…
Литургия в этот раз прошла до обидного быстро.
Он будто только одну минуту на полной скорости мчался к Богу…
Выйдя из храма, он походил немного около ворот и после того, как одна старушка, приняв его за священника, попросила благословения, кое-как убедив ее в том, что он не тот, за кого она его приняла, быстрыми шагами направился в глубь двора, к церковному домику.
Там снова работал, на этот раз очищая печку от сгоревших бумаг, Алеша.
Увидев показавшийся впереди темно-зеленый подрясник, он метнулся было к забору. Но заметив, что тот, кто идет по дорожке, выше ростом и тоньше в плечах, чем грозный отец Лев, остановился. Присмотрелся и, узнав Александра, открыл рот, да так и замер, не в силах закрыть его.
Подойдя к нему, Александр сам, слегка надавив на подбородок, закрыл Алеше рот и на всякий случай сразу предупредил:
— Я теперь не отец Александр, а как был, так и есть — просто Александр! Понял?
— Понял! Просто Александр… — кивнул Алеша и после того, как Александр изменившейся до неузнаваемости походкой продолжил свой путь, остался стоять с разведенными в стороны черными руками, судя по всему, так ничего и не поняв…
Оказавшись перед редакцией, Александр поднес к замочной скважине ключ, но услышав внутри голоса, толкнул дверь рукой.
Она оказалась открытой.
А в помещении на своих местах сидели вернувшиеся гастролеры.
Светлана, приподнявшись при виде редактора в подряснике, радостно доложила, что они стали лауреатами, а Булат, лишь покосившись в его сторону, хмуро спросил, кто работал на его компьютере.
— Да разве ж его включишь? — удивился Александр. — На нем ведь пароль, который крепче любого замка!
— Вот то-то и оно, что крепче… — проворчал Булат. — Кто-то может, пытался взломать его, и теперь даже я не могу открыть его! А следовательно и верстать номер!
— Кроме меня здесь почти никого не было. А в отсутствие меня и вовсе никого! — строго сказал Александр: — Поэтому советую вам поторопиться! Время уже не ждет!
— Так все равно же на выпуск газеты нет денег! — явно заступаясь за Булата, подала голос Светлана.
— Деньги, к счастью, нашлись. Мир не без добрых людей! — ответил ей Александр и сухо сказал Булату:
— Поэтому очень прошу, как можно быстрее отремонтировать ваш компьютер и закончить верстать наш номер!
— Постараемся! — уже повнимательнее глядя на подрясник, вежливо пообещал Булат, и тут же огрызнулся: — Но гарантировать ничего не могу!
Больше Александру в редакции делать было нечего.
Это была единственная слегка омрачившая день неприятность.
А так — потом был обед, во время которого все входящие только и ахали, видя его в подряснике, (отец Лев, тот прямо сказал: «Ну вот, теперь хоть на человека похож стал!»). Затем — долгая спевка с певчими. И после — вечерняя служба, на которой он снова с упоением читал, читал…
Домой он вернулся таким счастливым, каким не помнил себя никогда.
Он даже не заметил, что Вера почему-то молчит и ни о чем не спрашивает его. Что дверца шкафа в большой комнате открыта и на письменный стол из него были выложены какие-то документы.
Только очнулся после ужина от какого-то непривычного ее голоса:
— Александр! Вызови завтра на дом нотариуса. А еще лучше привези сюда на такси. Вот — деньги, его адрес и телефон…
— Зачем? — не понял Александр.
— Видишь ли, — глядя немного в сторону, ответила Вера. — Мало ли что в жизни может случиться. Ты вон, здоровый, чуть было не погиб под машиной. А что говорить о мне — больной?
— Вера! Вера, ты о чем? — попытался остановить ее Александр.
Но она, жестом попросив его не перебивать, иначе она повысит голос и снова закашляется, продолжила:
— Словом, я хочу нотариально, чтобы ни у кого потом не было сомнений и претензий, завещать эту квартиру — тебе!
— Мне?!
— Да, лично тебе! Я знаю, что ты мечтаешь вернуться в монастырь. И, кажется, действительно, создан для монастырской жизни. Но ведь ты сам говорил, что тебе сначала нужно написать много книг, которые очень нужны людям, как было нужно все то, что ты говорил мне! А ведь для этого нужно где-то жить. Тут у тебя хорошая работа, высокая должность…
— Вера! Вера! Все это, конечно, так! — дождавшись, когда Вера, наконец, начнет кашлять, включился в разговор Александр. — Но прежде чем делать всё это, — он показал рукой на документы. — И говорить на такую тему со мной, ты хотя бы сначала спросила, а согласен ли я?
— А ты что?… — Вера внимательно посмотрела на Александра. — Разве… против..?
— Конечно! — воскликнул тот. — В первую очередь я против того, что ты раньше времени начинаешь себя хоронить! Мы, что, зря тут с тобой стараемся? Мне что, делать, что ли, больше нечего, кроме того, чтобы поднимать тебя на ноги? С газетой вон полный простой, а я тут, с тобой… Да если хочешь знать, в храме, куда мы скоро с тобой непременно пойдем, меня уже поздравляют с победой! Люди только и говорят: «Чудо! Чудо!! Чудо!!!» А, во-вторых, — теперь уже Александр знаком попросил не перебивать себя и дать договорить, — долго в миру я все равно не собираюсь задерживаться. За год-два постараюсь написать все запланированные книги — и назад в монастырь, на постриг в монахи! Надеюсь, ты это время меня потерпишь? А дальше живи, как хочешь!
— Х-хорошо… — с трудом разлепляя губы, выдавила из себя Вера. Было видно, что еще минута, и она разрыдается: — Только давай договоримся сразу: денег с тебя брать я не буду…
И молча ушла в свою комнату.
Но на этот раз ее молчание было совсем другим.
После отъезда Траяна в Антиохии начались самые настоящие гонения на христиан. Одни подданные, как это часто бывает, старались выслужиться перед показавшим им пример правителем. Другие стремились заработать на этом. Рабы — желая получить свободу. Все, кому не лень, торопились сами [9] заявить на своих знакомых, кредиторов, господ и даже родственников, что они христиане.
Тюрьмы были переполнены. От немедленных массовых расправ градоправителя удерживало лишь то, что Траяну, который лично руководил военными действиями, было сейчас не до указаний, что делать с таким количеством задержанных христиан.
Тем не менее, время от времени, чтобы освободить места в тюрьмах для новых заключенных, на площади проводились короткие суды, после которых были пытки и казни.
Казалось, Клодию с Альбином нужно было как можно быстрее уезжать из этого, ставшего опасным, города, чтобы не подвергать риску Священные книги. Но они, наоборот, задержались в Антиохии. Да не на день или месяц — а почти на целый год!
Клодий, сняв крещальные одежды и надев свою обычную тогу, принялся ходить по тюрьмам, помогая узникам всем, чем только мог.
Кроме этого, в Антиохии, которая была второй столицей мира после Рима, у него скопилось множество дел, которые нужно было решать. И он решал их с еще большим усердием, чем прежде, с улыбкой говоря Альбину, что ему нужны теперь деньги, как никогда, и прося не торопить его с отъездом.
Да Альбин и не торопил Клодия.
Риск оказаться узнанными в чужом городе и, как следствие, быть выданными властям, был сведен к минимуму.
Сам Клодий не объявлял, что он христианин, а у него, разумеется, об этом никто не спрашивал. Да если бы и спросили, или он бы сказал — все равно б не поверили, что такой знатный и уважаемый римский господин уверовал во Христа!
