Исцеление Вечностью (СИ) - Санин Евгений Георгиевич
Посочувствовав Грифону — а что он мог сделать больше? — Альбин помылся, переоделся в новую одежду и вошел в комнату Клодия.
Тот пригласил его удобнее устраиваться на ложе, перед которым стоял уставленный фруктами столик, и, давая понять, что разговор будет долгим и обстоятельным, начал с того, что было известно Альбину еще в Риме:
— После того, как в тяжелой войне с даками, Траян одержал окончательную победу, и их царь Децебал покончил с собой, то, полагая, что стал победителем врагов при помощи своих богов, наш цезарь пожелал за это возблагодарить их щедрыми жертвами по всему Римскому миру, дабы и в будущее время они благополучно устраивали его войны и царствование. Узнав, что христиане не только не желают принести жертвы государственным богам, но и хулят их, обличая в ложности, он воздвиг на них сильное гонение и повелел убивать всех, не повинующихся его повелению.
Клодий отщипнул от лежавшей на столике грозди виноградинку и, отправив ее в рот, сказал:
— Диомед был прав — нужно было спешить. Как только Траян по пути на другую войну — против армян и Парфии — прибыл в Антиохию, ему сразу же донесли о епископе Игнатии Богоносце.
— Богоносце? — удивленно взглянул на Клодия Альбин.
— Да, — подтвердил тот. — Так называет его здешняя паства. Его обвинили в том, что он почитает осужденного Пилатом на смерть и распятого Христа, как Бога, и устанавливает законы о сохранении девства, о презрении к богатству и всему, что только приятно в этой жизни. Услыхав о том, Траян велел привести к себе Игнатия и в окружении ближайших людей, во главе с префектом претория — к счастью, мне тоже удалось купить среди них себе место — спросил у него:
«Ты ли, называемый Богоносцем, противишься нашему повелению и развращаешь всю Антиохию, ведя ее вслед своего Христа?» [7]
«Да», — без малейшего признака страха на лице, ответил ему Игнатий.
Тогда император спросил:
«Что значит название твое — Богоносец?»
«Носящий Христа Бога в душе своей есть Богоносец», — ответил ему Игнатий.
«Итак, — уточнил Траян, — ты носишь Христа твоего в себе самом?»
И услыхав утвердительный ответ, подтвержденный словами из Священного Писания, будучи верховным жрецом Римского мира, удивился:
«Что же мы, по твоему мнению, не носим всегда наших богов в памяти и не имеем их помощниками против врагов?»
«Горько мне, — отвечал ему Игнатий, — что ты называешь идолов богами, потому что Един есть Бог Истинный, Создатель неба и земли, и моря, и всего, что в них находится, Един Господь Иисус Христос, Сын Божий Единородный, и царству Его не будет конца. Если бы ты познал Его, то порфира твои, и венец, и твой престол были бы еще более могущественными!»
«Игнатий! — терпеливо сказал, как ты знаешь, умеющий долго держать себя в руках Траян. — Оставь то, что ты говоришь, и послушай лучше моих слов: если желаешь сделать мне угодное и быть в числе моих друзей, то принеси с нами жертву богам и тотчас же будешь у нас первосвященником великого Юпитера и назовешься отцом синклита!» [8]
«Какая польза мне быть первосвященником Юпитера, когда я — архиерей Христа, Которому всегда приношу хвалу и стараюсь всецело принести себя в жертву, чтобы иметь в себе подобие добровольной Его смерти?» — ответил на это Игнатий.
«Кому ты хочешь принести себя в жертву? — с усмешкой приглашая всех своих приближенных быть свидетелями своего презрения, спросил Траян. — Тому ли, кто был пригвожден ко кресту Понтийским Пилатом?»
«Пусть я буду жертвою Тому, Кто пригвоздил ко Кресту грех, сокрушил начальника греха диавола и крестом победил всю его силу!» — невозмутимо ответил ему Игнатий.
Император немного подумал и нахмурил брови:
«Мне думается, Игнатий, что ты не имеешь здравого ума и правильного рассуждения: ты не прельстился бы так христианскими писаниями, если бы хорошо понимал, как выгодно повиноваться воле цезаря и приносить со всеми жертвы богам!»
В голосе Траяна уже явно прозвучала угроза. Но Игнатий, словно еще более воодушевившись от этого, сказал:
«Если ты отдашь меня на съедение зверям, или распнешь меня на кресте, или предашь мечу или огню, то я все-таки никогда не принесу жертвы бесам. Не боюсь я смерти и не ищу временных благ, но желаю одних вечных и всячески стремлюсь только к тому, чтобы придти ко Христу Богу моему, благоизволившему умереть за меня!»
После этого члены синклита, желая угодить императору и уличить Игнатия, стали наперебой восклицать:
«Вот, ты говоришь, что твой Бог умер; как же мертвый может помогать кому-нибудь?»
«Тем более умерший позорной смертью!»
«Наши же боги действительно бессмертны!»
«Господь мой и Бог, Иисус Христос, — отвечал на это Игнатий, — нас ради вочеловечился и для нашего спасения добровольно принял распятие на кресте, смерть и погребение, потом воскрес в третий день, низверг и низложил силу врага, вознесся на Небеса, откуда сходил, чтобы восстановить нас из падения и опять ввести в рай, из которого мы были изгнаны, и даровал нам благ больше, чем мы имели прежде. А из почитаемых вами богов ни один не сотворил подобного; будучи людьми злыми, беззаконными и сотворившими много пагубного, они безумным людям оставили только какое-то ничтожное представление о своем божестве. Когда же потом спало с них покрывало лжи, обнаружилось, чем они были и как позорно окончили свое существование».
— Когда Игнатий сказал это, — продолжил Клодий, — то Траян с синклитом, боясь, чтобы он еще более не посрамил богов их, велел отвести его в темницу. Как мне потом шепнул человек из его ближайшего окружения, император всю ночь не спал, размышляя, какою бы казнью лишить жизни Игнатия. Я же поспешил в темницу и, хвала богам, то есть, слава Богу — прости, не привыкну сразу ко всему новому, — виновато улыбнулся он, — удостоился встречи с Игнатием. Это было всего лишь пять минут. Но словно какая-то пелена сразу спала с моих глаз. Я даже не стал расспрашивать его ни о чем. Мне вдруг стало неизъяснимо хорошо и тепло. Ты знаешь, я грелся под солнцем на лучших пляжах мира, бывал в самых известных термах — но такого не испытывал нигде и никогда. И главное — я разом — всем сердцем, без всяких усилий со своей стороны — поверил во все то, что ты рассказывал мне по дороге. О, если б ты знал, как я уговаривал после этого Игнатия бежать! Как предлагал ему план побега. Но он и слушать не стал об этом, потому что желал как можно скорее принять мученическую кончину и предстать пред лицом Господа, к Которому стремилась его душа…
Клодий помолчал, словно заново переживая разговор с антиохийским епископом, и, наконец, продолжил:
— Но этому его желанию суждено сбыться не сразу. Наутро император вновь велел собрать свой синклит, привести Игнатия и объявил, что решил осудить Игнатия на съедение зверям, считая эту казнь самою лютою. Все согласились с этим, но посоветовали Траяну предать Игнатия зверям не в Антиохии, чтобы он еще больше не прославился среди своих граждан, и чтобы другие не укрепились в христианстве. «Следует, — сказали члены синклита, — в оковах отвести его в Рим и там предать зверям; там для него, измученного долгим путем, казнь будет еще тяжелее, и из римлян никто не узнает, кто он был: подумают, что погиб один из злодеев, и не останется о нем никакой памяти!» Такой совет оказался угоден Траяну, и он изрек смертный приговор Игнатию, чтобы он в Риме во время праздника при собрании всего народа был отдан зверям на растерзание. Услыхав это, Игнатий воскликнул: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты удостоил меня засвидетельствовать совершенную любовь к Тебе и благоволил связать меня железными оковами так же, как апостола Твоего Павла!»
