Сьюзан Ховач - Наследство Пенмаров
— Ерунда, — хрипло сказала я. — Всегда известно, когда есть хотя бы малейший риск. Даже в Чуне я знала, что возможно, маловероятно, но возможно, что я могу зачать. Если хочешь гарантий, то просто не рискуешь, вот и все. Эта женщина хотела еще одного ребенка. Она тебя обманула. Она хотела опять забеременеть.
Он опустил голову. Я уже начала думать, что у него нет ответа, когда он наконец сказал:
— Ей бы следовало выйти замуж. У нее должен быть милый, заурядный муж, полдюжины заурядных детишек, респектабельный дом…
— Вероятно, Пенмаррик. — Я должна была это сказать. Я не могла удержаться. — Как бы хорошо она здесь смотрелась!
— Я мог бы жениться на ней, если бы захотел, — сказал он ровным голосом. — Но я не женился. Я женился на тебе, а не на Розе.
— Может быть, это был неудачный выбор. — Я не хотела говорить такие ужасные вещи, но какое-то странное чувство заставляло меня их произносить: — Она была бы такой прекрасной женой, а я, как ты ясно объяснил мне год назад, была бы просто идеальной любовницей.
— Ты была моей любовницей, — сказал он, — но я все равно хотел, чтобы ты стала моей женой. Ты, должно быть, забыла.
Я резко отвернулась и встала. Меня опять душила боль. Я не могла говорить, но вскоре услышала его слова:
— Прости меня, Джанна. Пожалуйста. Мы начнем все сначала.
Я полистала роман, лежавший у меня на ночном столике, и вспомнила книги о музыке и об искусстве в том доме в Пензансе. Он приезжал к Розе Парриш, даже когда ее состояние не позволяло ей доставлять ему удовольствие. Когда мое состояние ставило меня в такое же положение, он уезжал в Лондон учиться или развлекаться в Пензанс, а я оставалась одна в Пенмаррике.
— Я глупо себя вел, — говорил он. — Я это признаю, но многие мужья время от времени изменяют; это редко бывает серьезно. В конце концов они возвращаются к женам.
— Да? — я делала усилия, чтобы мой голос звучал так же ровно, как и его. — И всегда ли жены прощают их?
— Если они разумны.
Дрожа, я развернулась, но когда посмотрела ему в лицо, то увидела только одиночество, едва представив себе, каким стало бы наше существование, если бы мы продолжали жить каждый своей жизнью. Конечно, развода не будет. Я плохо знала брачное право, знала лишь, что должна быть измена, но что жена не может развестись с мужем только из-за измены. Может быть, нельзя даже формально оформить разрыв. Он захотел бы сохранить приличия и не допустить скандала, поэтому мы продолжали бы жить в Пенмаррике, он продолжал бы жить той жизнью, которая ему так нравится, а я… я была бы отрезана, изолирована от мира, более одинока, чем раньше, навсегда похоронена за железными стенами классовых различий. Это можно было бы вытерпеть, если бы я его ненавидела, но я его не ненавидела. Несмотря на то что случилось, я все еще любила его, хотела его, знала, что не смогу жить с ним под одной крышей, но в разрыве.
— Ну, может быть, — я замолчала. Слезы опять защипали глаза: — Ради детей…
— Никоим образом не ради детей, — грубо сказал он, позабыв о спокойствии и терпении. — Им бывает лучше, когда родители разъезжаются, чем с родителями, которые живут вместе только ради них, я знаю, о чем говорю! Нет, я хочу примирения потому, что ты нужна мне, а если ты хочешь примирения, но я тебе не нужен, то, думаю, нам лучше жить раздельно.
— Ты мне нужен. — Голос дрожал больше, чем прежде. Сердце разрывалось. — Нужен, нужен, нужен… — Очертания комнаты расплылись, я закрыла глаза от боли, он обнял меня и поцеловал в губы.
Мы помирились. Инцидент был исчерпан. Я отсрочила свое Завтра, но с того дня я всегда чувствовала, что взяла время в кредит, чувствовала, что уже никогда не смогу полностью доверять Марку.
Глава 6
…Он уже был женат на Элеанор. Тем не менее он и Розамунда возобновили отношения, и родился еще один сын, которого назвали Джеффри…
Томас Костейн. «Семья победителей»Старший сын короля достиг того возраста, когда приходит время начинать учиться в школе.
Джон Т. Эпплбай. «Генрих II»Не исключено, что они поссорились из-за образования детей…
Альфред Дагган. «Дьявольский выводок»Несколько месяцев о миссис Парриш не было сказано ни слова. Марк решил, что ей следует переехать в Труро, на много миль дальше, и, хотя он ездил в тот городок, чтобы подыскать дом, по возвращении не сказал о поездке ни слова. В предновогодние дни, как-то раз вечером, мне удалось непринужденно произнести:
— Должно быть, миссис Парриш уже родила.
Но он ответил только:
— Да, к несчастью, еще одного мальчика, — но таким резким тоном, что я более не решилась задавать вопросы.
Рождество было богато событиями. Казалось, все ровесники Марка либо женились, либо делали предложения, и балам и вечеринкам не было конца. Роджер Уеймарк уже был женат, Рассел Сент-Энедок был помолвлен, а Джастин Карнфорт влюбился в хорошенькую пустоголовую дебютанточку светского салона и говорил, что женится весной. Джудит Карнфорт потеряла благосклонность общества, выйдя замуж за банкира, но ведь бедняжка со своей внешностью не могла рассчитывать на более подходящую пару, а поскольку ей было уже сильно за двадцать, мне кажется, она думала, что любой брак лучше, чем судьба старой девы. Другой потенциальной старой девой, тоже уже за двадцать, была Кларисса Пенмар, хотя она была настолько привлекательна, что вряд ли заслуживала участи старой девы, потому что могла бы выйти замуж в любой момент, стоило ей только пожелать. После покупки нашего старого дома, фермы Деверол, она мало жила там, деля свой досуг между Лондоном и континентом, при этом путешествуя со свободой, неслыханной для незамужней дамы. Но она была совершеннолетней, у нее не было опекунов и были деньги, чтобы поступать так, как ей заблагорассудится. Ее состояние, унаследованное от приемного отца Жиля Пенмара, безусловно, подталкивало ее держаться за свою независимость; должно быть, Жиль, давая ей соблазнительное приданое, хотел, чтобы поклонники закрыли глаза на ее сомнительную репутацию, но Кларисса не подвергала анализу причину его щедрости и развлекалась с поклонниками на безопасном расстоянии от алтаря. Сэр Джеймс и леди Карнфорт, которые всегда были очень строги, перестали принимать ее в Карнфорт-Холле, но Кларисса едва ли была тем человеком, кто стал бы расстраиваться из-за недоброжелательности местной аристократии.
Осенью 1895 года, вскоре после того как я обнаружила неверность Марка, она вернулась в Морву и поселилась там, словно великолепная бабочка, устроившаяся отдохнуть в тени, чтобы потом воспрянуть и снова порхать на солнышке среди экзотических цветов. Барнуэллы пригласили ее в Зиллан посмотреть на племянницу Элис, дочь ее брата Гарри, и в ответ она пригласила их на обед на ферму Деверол, но кроме Барнуэллов она ни с кем не виделась, поэтому трудно было понять, чем она занимается, чтобы убить время.
— Думаю, у нее роман, — прокомментировал Марк с присущей ему резкостью суждений, и хотя я сомневалась в правоте этого суждения, вскоре я убедилась, что это правда.
Правду я обнаружила — подумать только! — на своей собственной любимой ферме Рослин. Закончилась пятилетняя аренда Джареда, и, воспользовавшись возможностью посетить дом, который я когда-то так любила, я убедила Марка позволить мне вернуться туда под предлогом осмотра собственности, перед тем как заключить новый арендный договор. Конечно, одной мне отправляться туда было не позволено; Марк наотрез отказался возвращаться в дом, но попросил Майкла, как семейного юриста, сопровождать меня и обсудить детали нового договора с Джаредом. Поэтому вскоре после новогодних праздников мы с Майклом в карете, принадлежащей поместью Пенмаррик, отправились на ферму Рослин. Поскольку я взяла на себя полную ответственность за то, что выудила у него в тот день в Пензансе имя и адрес миссис Парриш, у нас с ним не было взаимных обид, но, когда мы встречались, между нами возникала натянутость, которую невозможно было не учитывать. И все же по дороге на ферму Рослин мы обменивались какими-то ничего не значащими любезностями, притворяясь, что забыли о чудовищной сцене в его доме, пока наконец, к обоюдному облегчению, не прибыли на место, вышли из кареты и двинулись по тропинке к главному входу.
О, как я любила этот дом! Я переступила порог, его мягкая атмосфера обволокла меня, и я сразу же почувствовала себя комфортно. Хныкали дети, на кухне творилась суета, но я ничего не замечала. Я была дома. Я прошла в гостиную, там стояла все та же солидная мебель, тот же самый стол, за которым я так часто сидела сначала с Лоренсом, а потом с Марком, тот же самый диван и ковер, на котором мы с Марком предавались любви, после того как я согласилась выйти за него замуж. Когда я подошла к окну и посмотрела на заросший палисадник, за которым я так заботливо ухаживала, годы каким-то волшебным образом улетучились, и я почувствовала себя так уютно, так спокойно.
