Сьюзан Ховач - Наследство Пенмаров
Карета покатилась по подъездной дорожке к пустоши.
В половине седьмого я приехала в симпатичный жилой район Пензанса, где Майкл недавно купил дом. Его экономка провела меня в гостиную, а вскоре и сам Майкл вышел из примыкающей к гостиной библиотеки.
Он удивленно на меня посмотрел.
— Джанна! — воскликнул он, словно увидев привидение. — Что ты делаешь в Пензансе? — Быстро придя в себя, он вспомнил о хороших манерах и добавил: — Прости, присаживайся, пожалуйста.
Он был типичным холостяком: серьезный, некрасивый, застенчивый в отношениях с противоположным полом; какими бы добродетелями он ни обладал как юрист и приятель Марка, ему не удалось бы противостоять женщине в таком отчаянном, паническом состоянии, как я в тот вечер. Мне понадобилось меньше пяти минут, чтобы выяснить, что он не только собирался ужинать в тот вечер в одиночестве, но, вопреки словам Марка, уже несколько недель его почти не видел. Ко всему прочему я узнала, что Марк не мог в тот вечер ужинать в Карнфорт-Холле, потому что его сверстники, которые там жили, мистер Джастин и мисс Джудит, проводили ту неделю у Трехарнов в Хелстоне.
Наконец, после долгой ужасной паузы, мне удалось произнести:
— Тогда где же он?
Но Майкл не ответил.
— Пожалуйста, — взмолилась я, тогда как паника поднималась во мне огромной безмолвной волной, — если ты знаешь, пожалуйста, ну, пожалуйста, скажи мне! Это очень важно, ты же можешь понять…
— Да, — неожиданно сказал Майкл, — конечно, я понимаю. Послушай, мне кажется, я знаю, где найти Марка. Если бы ты могла подождать здесь…
— Нет, — проговорила я. — Говори, где он.
— Может быть, его там и нет.
— Все равно говори. Я не хочу терять времени, ожидая тебя здесь, пока ты будешь ездить куда-то узнавать, там ли он. Говори, где он.
— Джанна, прости меня, но ты просишь невозможного. Я… Марк и я однажды страшно поссорились… и он был прав… потому что я не оправдал его доверия… Я не могу… во второй раз…
— Очень хорошо, не говори мне ничего! Но ты не сможешь запретить мне последовать за тобой! Тогда как я могу сказать Марку, что ты опять предал его!
— Но… — Он был в таком ужасе, что едва мог говорить. — Но…
— Дай мне адрес, — потребовала я, — и я скажу Марку, что ехала за тобой без твоего ведома и твоей вины здесь нет.
— Джанна, пожалуйста… умоляю тебя, будь разумна… прости меня, но я просто не могу…
Я вышла из себя. Напряжение этого дня и беспокойство за Маркуса смешались с ужасом от предательства Марка, и я потеряла самообладание.
— Нет, я не прощу тебя! — взорвалась я. — Если Маркус умрет, а рядом с ним не будет никого из родителей, потому что ты не хочешь сказать мне, где Марк…
— Но…
— Черт бы тебя побрал! — накинулась я на него. — Черт бы побрал твое упрямство! Какое мне дело, если Марк развлекается с бедной, дешевой женщиной возле гавани? Ради Бога, дай мне ее адрес, позволь съездить туда и поговорить с ним! Это необходимо, Майкл, необходимо, понимаешь ты или нет? Ты просто обязан сказать мне, где Марк, чтобы я могла найти его как можно быстрее!
— Но это личное… я не могу…
— О, черт побери! Я беру на себя всю ответственность, клянусь… полную, абсолютную ответственность, ты это хочешь услышать? Я сделаю так, что Марк ни в чем не будет тебя винить. А если ты мне ничего не скажешь, то я… я…
— Подожди. — Он пошел к рабочему столу, словно хватаясь за любую возможность оттянуть неизбежное, и начал дрожащими пальцами переворачивать страницы записной книжки. Я видела, как он добрался до буквы «П». — Думаю, он может быть в гостях у одной моей знакомой, — наконец сказал он бесцветным голосом, — вдовы одного их моих клиентов… Ее зовут миссис Роза Парриш. Она живет на авеню Ландерион, 12, это примерно в полумиле отсюда, второй поворот налево от главной дороги в сторону Лендс-Энд.
— Спасибо, — пробормотала я и ушла.
Я вышла к карете.
— Авеню Ландерион, 12, Кроулас, — сказала я кучеру. — Второй поворот налево от главной дороги в сторону Лендс-Энд.
— Да, мэм. — Он помог мне сесть в карету и закрыл дверь.
Я осталась одна.
Мысли путались. Я смутно ощущала боль, но сильнее всего было пронизывающее чувство, что жизнь опять ко мне несправедлива. Я не собиралась зачинать Филипа; я не хотела отдалять от себя Марка. Беременность была случайной, и я виновата в ней столько же, сколько Марк, но все же он использовал ее как предлог, чтобы изменить мне с какой-то несчастной, жалкой простолюдинкой. Я очень живо представила ее себе. Миссис Роза Парриш, возможно, бывшая актриса, у нее есть немного денег, и она живет в каком-нибудь унылом квартале для низших слоев. Ей около сорока, она неряшлива, но привлекательна, и у нее острый язык; Марка всегда привлекали женщины старше его самого.
Боль ревности прошла, утонула в поднимающемся гневе. Я все еще сердито прикидывала, что скажу ему, когда карета остановилась и кучер крикнул:
— Дом номер 12, мэм, — и слез с козел, чтобы помочь мне.
Я нетерпеливо огляделась. Я находилась в тихом квартале, типичном для среднего класса, похожем на тот, где жил Майкл. Дом номер двенадцать был средних размеров и стоял в прелестном саду размером около акра, с кустами, лужайками и большими клумбами.
У миссис Парриш явно были деньги, чтобы держать садовника.
Я не стала терять время, прошла по дорожке к передней двери и позвонила.
Свет в холле загорелся ярче. Я почувствовала, как под сердцем у меня образовалась пустота и сжалось горло, но дверь открыла горничная, молоденькая девушка, аккуратно одетая, в безупречно накрахмаленном чепчике и фартуке.
Я не назвала себя, а просто сказала ей самым величавым тоном, на какой была способна, что мне немедленно нужно видеть миссис Парриш. Горничная не стала со мной спорить; через маленький холл она провела меня в простую, но со вкусом меблированную комнату для гостей, а когда она зажгла газ, я увидела, что повсюду были цветы, вазы с тонко пахнущими растениями на подоконниках, на каминной доске и на двух маленьких столиках, а сама комната дышала элегантностью и утонченностью.
Как только горничная ушла, я подошла к книжному шкафу и посмотрела на книги. Там были три тома по истории искусства, альбом с репродукциями итальянских мастеров, учебник по акварельной живописи и справочник по рисункам. Еще одна книга называлась «Сокровища Национальной галереи», а рядом стоял том, называвшийся «Путеводитель по опере». На полке ниже стояла биография Моцарта и двухтомная биография Бетховена. Я взяла в руки одну из книг и открыла ее. Страницы были разрезаны. Я поставила книгу на место, повернулась, и единственное, о чем подумала: мне не надо было возражать, чтобы ехал Майкл. Мне нужно было остаться у него дома и ждать.
И тут паника, страх, сильнейший ужас охватили меня, я едва устояла на ногах, потому что все поплыло у меня перед глазами.
Дверь открылась.
Я медленно повернулась и посмотрела на вошедшую женщину.
Она была молода. Поначалу я видела ее неясно, но сразу поняла, что она молода. У нее была хорошая кожа, немного бледноватая, мягкие, тонкие светлые волосы, неловко уложенные, с выбивающимися прядями. Бледно-голубые глаза, светло-каштановые ресницы, которые ей следовало бы красить, чтобы выглядеть эффектнее. Ее внешность показалась мне анемичной, манеры — неловкими, но она улыбнулась и тогда — о! — как она похорошела, какое у нее было милое молодое лицо с наивным, очаровательным выражением, как она сияла! Ощущение наполненности было потрясающим, я смотрела, не в силах отвести глаза, она сделала шаг вперед, складки ее вечернего платья шевельнулись, и я увидела, что она беременна.
Я попыталась заговорить, но не смогла. Я попыталась призвать на помощь гнев, который испытывала в карете, но гнева больше не было, только ужасная боль. Я начала молиться, чтобы боль отпустила, но она не проходила, а завибрировала в мозгу, и я подумала, что упаду в обморок.
Но я не упала в обморок. Я стояла неподвижно, дыхание было неровным, и вскоре женщина смущенно произнесла:
— Простите меня… я не уверена… мы раньше встречались? Пожалуйста, простите…
Она вела себя, как леди.
Я почувствовала себя настолько раздавленной, настолько подавленной, что мне пришлось сесть. Я произнесла, чуть заикаясь:
— Мой муж… Марк здесь? Мой маленький мальчик болен… Мне нужен Марк… врач сказал… — Я не могла продолжать.
Я смотрела на красивый ковер у меня под ногами, потом рисунок расплылся и в конце концов превратился в красный туман перед глазами.
Через большой промежуток времени я услышала женский взволнованный, озабоченный голос, произнесший:
— Как это ужасно для вас! Надеюсь, ничего серьезного. Я сейчас же позову Марка.
За ее спиной послышались легкие шаги; детский голос произнес:
