Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

Все! И говорят неправду. Притворяются. А притворяться, лгать — значит, не иметь лица, вот что означает тот сон. Одни монахи кругом — и во сне, и наяву. Всюду монахи! Мнимые ранили ее, а настоящие лгут. Сновидения только кажутся загадочными, а на самом деле…

Сальваторе присел на постель Марты. Взял книгу и принялся листать ее. Кто знает, о чем он сейчас размышляет, подумала Арианна. С тех пор как они оказались заточенными в пещерах, она его совсем не понимает. На ее вопросы всегда отвечает уклончиво. Это он-то, который еще недавно был таким искренним и правдивым. И часами читает или только притворяется, будто читает, как сейчас. Но он же любит ее, она уверена. Все любят.

Это она плохая, когда считает, будто все лгут ей. Наверное, почему-то не могут быть совершенно откровенными. Наверное, есть на то какая-то причина. Не смеют открыть правду о случившемся, опасаются, что не выдержит. Но они ошибаются. Надо поддерживать игру. Она тоже притворится: станет вести себя так, как им хочется, — как больная и капризная девчонка.

Вдруг раздались гулкие шаги.

Арианна посмотрела в приоткрытую дверь. Приближался колыхавшийся огонек, и вскоре в дверях появилась Марта.

— Ну, как себя чувствует моя девочка? — она ласково тронула Арианну за руку.

Девушка приподнялась.

— Мне тебя очейь не хватало, — призналась она.

Марта поцеловала ее в лоб:

— Но теперь-то я с тобой, дорогая. И приготовила тебе сюрприз! — весело добавила она. — Сейчас фра Кристофоро и фра Гу-ардиано принесут лохань и горячую воду. Очень трудно доставить это сюда, зато смогу помыть тебя и даже волосы вымою, уж очень они загрязнились.

— О, спасибо! Безумно хочу залезть в воду!

— Но именно этого и нельзя делать. Пока еще рано снимать бинты. Но я все равно постараюсь обмыть тебя губкой. Знаешь, мы придумали, как высушить твои волосы. Фра Кристофоро подал прекрасную идею. Он принесет мешочки с горячими отрубями. Уложим их вокруг головы, и увидишь, волосы высохнут очень быстро.

— Ты обо всем умеешь позаботиться, — проговорила Арианна, зевая;

Пришли монахи и притащили лохань, наполнили горячей водой, действовали быстро, чтобы не остыла.

— Вот, всё в порядке. Не бог весть что, конечно, — заметил фра Дженнаро. — Но если учесть, где мы находимся, то это настоящая ванна для принцессы.

— Вы просто чудеса творите, — сказала Марта, пробуя воду рукой. — Горячая, едва ли не кипяток. А теперь попрошу вас удалиться.

Когда мужчины вышли, Марта вымыла Арианну, отдавшуюся во власть ее материнских рук. Впервые за время болезни девушка испытала физическое наслаждение. Вода, мыло, духи. Тело ее словно пробуждалось к жизни и радовалось ей. Даже болезнь, казалось, утихла, поулеглась чуть-чуть и тоска по Марио.

Да, видимо, она уже выздоравливает и ходить будет совсем нормально, как прежде. Фра Кристофоро торжественно обещал это.

Неужели Марио предпочтет другую девушку? Ведь он же любит ее. Не способен же он всего за месяц совершенно забыть и разлюбить ее?

Марта массировала ее тело и натирала мазями, напевая какую-то новую мелодию. Она принесла свежую, просторную рубашку и, переодев девушку, накрыла простыней, укутала одеялом. А потом уложила так, чтобы голова свисала с кровати, и принялась мыть волосы.

Тут появился падре Арнальдо.

— Вот и хорошо, Марта. Молодец! — он подошел к кровати. — Дорогая, как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, падре, — вяло, словно в полусне проговорила девушка и закрыла глаза. Падре хочет, чтобы она побольше спала, вот она и притворится спящей.

— Пока моешь ее, Марта, я схожу к Сальваторе. Мне надо поговорить с ним.

Когда священник и моряк вошли в комнату, Марта уже заплетала Арианне косу. При свече та отливала золотом.

— Какие красивые волосы, — восхитился падре Арнальдо.

— Да, очень, — согласился моряк. — И не только волосы.

Падре Арнальдо повернулся к нему:

— Ты женат! И не забывай об этом!

— Как же, забудешь! Но ведь рано или поздно… Я хочу сказать, — добавил Сальваторе, не страшась грозного взгляда священника, — рано или поздно она выйдет замуж.

— Конечно, — подтвердил падре Арнальдо, — но женихом должен быть подходящий для нее человек.

— Богатый, вы хотите сказать?

— Не только, — серьезно ответил священник, — не только богатый, — падре искоса взглянул на Сальваторе. — Люди могут жить в браке только в том случае, когда хорошо понимают и ценят друг друга. Муж Арианны должен уметь ценить ее красоту. Не так, как это понимаешь ты. Это должен быть человек, разбирающийся в искусстве, любящий его, ценящий красоту во всех ее проявлениях.

Сальваторе задумался и кивнул:

— Вероятно, вы правы, падре.

— Я стараюсь устроить всё как можно лучше для вас обоих.

— Падре, но позаботьтесь немного и о себе. Не оставайтесь до конца своих дней на этих островах.

— Нет, Сальваторе, не останусь. Возможно, удастся избавиться от оков, которые меня держат тут, и в один прекрасный день я приеду к вам.

— Падре, а вы уже знаете, куда поедем?

— Пока еще нет. Поэтому и покидаю вас на время. Мне нужно кое-что прояснить, чтобы определить, куда и как переправить вас отсюда.

— Удачи вам, падре.

Они разговаривали негромко, и Марта поинтересовалась:

— О чем это вы? Или ты исповедуешься, Сальваторе?

— Нет, Марта, — ответил падре Арнальдо, — мы обсуждаем наши планы. Так или иначе, я покидаю вас на время. Ты ведь знаешь, мне нужно уехать, и я поручаю тебе Арианну. Находись здесь ночью, а днем — дома, и веди себя как ни в чем не бывало. Фра Кристофоро знает, что надо сказать, если меня будут спрашивать. Во всяком случае, тебе известно лишь одно: я уехал в Апулию навестить умирающего родственника. Хорошо?

— Хорошо, падре.

Священник подошел к Арианне и поцеловал ее в лоб. В ответ она протянула руку и ласково коснулась щеки своего покровителя:

— Не оставляйте меня, падре.

— Не волнуйся. Думаю, что скоро вернусь.

— И поищите…

— Хорошо, — пообещал он. — Постараюсь разузнать что-нибудь о Марио.

Арианна улыбнулась ему, и священник стремительно вышел из комнаты.

В ту ночь, убедившись, что женщины уснули, Сальваторе направился по длинному коридору. Ему хотелось размяться. Его побуждала и другая причина: он отличался ужасным любопытством. Все острова Тремити он знал, как свои карманы. Отчего бы ему не обследовать так же тщательно и подземелья аббатства?

Он вошел в подземную церковь, которую хорошо запомнил. Высокий потолок, узкие колонны с капителями, украшенными головами животных. Он хотел пройти по длинному коридору из церкви к шестиугольной комнате, но вдруг подумал, что ведь придется шагать по многим могильным плитам. Церковь, объяснял ему священник, в средневековье служила кладбищем. В те времена мертвых хоронили под церковными сводами, прежде всего, конечно, важных господ — аббатов, епископов, укрывавшихся за стенами монастыря знатных особ, графов, князей.

Сальваторе остановился возле огромного надгробия. Воин в доспехах бросал вызов времени. Со спокойным достоинством лежал он на спине, вытянувшись во весь рост и сложив на груди руки, лицо выразительное и отрешенное.

Кто он такой? Сколько сражений выиграл и какие проиграл? И вот теперь он старался одержать самую трудную победу из всех — победу над вечностью!

— Я запомню тебя, неизвестный воин! — вслух произнес Сальваторе.

Немного подальше лежала плита с горельефом, изображавшим монаха, все углубления горельефа заполняли мрачные тени, и казалось, будто монах облачен в черную каменную рясу. Сальваторе не знал точно, как одевались священники в разные времена, хотя и припомнил, что капуцины носили коричневые рясы, а доминиканцы — черно-белые. А этот — во всем черном. Такой огромный, мрачный, он невольно внушал страх.

Ужаснувшись, Сальваторе повернул лампу.

— И тебя не забуду, можешь быть уверен!

И вдруг моряк сообразил — ведь он находится глубоко под землей, среди мертвецов. Сколько раз повторял он друзьям: «Я боюсь живых, а не мертвых». Отчего же теперь, оказавшись среди покойников, он так испуган, что у него мурашки бегут по коже и волосы встают дыбом? И все же, появись вдруг перед ним наяву во мраке церкви призрак этого монаха в черном, он не растерялся бы. Он разузнал бы у него, почему тот носил такую зловещую рясу, кем был в своей земной жизни, и попросил бы показать дорогу в этом темном таинственном лабиринте. Покойник ведь привык к темноте, ему не нужен свет.