Ступников Юрьевич - Всё к лучшему
Наконец все закончилось хорошо? Ничего подобного. Жизнь-то продолжалась.
Посмотрев справку и квитанцию, гости пригласили Юру сесть в их машину и прокатиться в пункт металлолома.
– Это ненадолго, – успокоили они.- И не больно.
На счастье, там вообще дежурил другой приемщик, который быстро нашел в учетной книге запись об останках принятой на захоронение «Мазды».
– Мы проверим, – снова убедительно сказали парни и ушли в железные дебри сваленного на большой площади металла.
Их не было минут двадцать, и Юра снова, как в Голландии, почувствовал приступ невыносимой тяжести бытия в желудке. Но терпел, чтоб не подумали, будто он сбежал.
– А если я наложу в штаны, то будет еще хуже, – смалодушничал он.
И тут из-за железа появились его знакомые. Хмурые и местами грязные.
Он, поджимаясь, принял их почти как родных. Но парни, даже не глянув в его сторону, прошли к своей машине, задрипанной, по сравнению с той «Маздой», хлопнули дверьми и уехали.
Им тоже не повезло в жизни на этот раз.
– Так пропала моя мечта. Но появились деньги. А машину я купил обычную, полуржавую, «Мерседес», чтоб не хуже других. Лучше иметь меньше – да жить лучше, – сказал Юра, разливая нам по стопочке армянского коньяка, золотого по цене и фальшивого по разливу.
Но об этом я промолчал, чтобы не показаться неблагодарным.
КАК СТАТЬ ЖУРНАЛИСТОМ
Если называть вещи своими именами, то журналистика теряет всякий смысл.
Для того, чтобы стать журналистом, много ума не надо. Скорее наоборот. Чем ума меньше, тем больше шансов сделать крутую профессиональную карьеру. Достаточно почитать газеты или посмотреть телевизор, чтобы в этом убедиться.
Не говоря уже о радио. Которое говорит само за себя и непонятно для кого.
Журналиста обычно видно невооруженным глазом, поскольку его глупость прямо пропорциональна самомнению. Это и отражается на черно-белых страницах газет и на голубых, извините, экранах. Как каждое отражение, вся эта глупость находит и своего читателя-зрителя.
Иначе и быть не может. Какой же дурак станет тратить деньги на умные вещи?
Настоящий журналист немного похож на сутенера. Хотя все знают, что настоящий сутенер – это издатель. А журналист всего лишь объект потребления. Тот, кто этого не знает, называется читателем или зрителем.
Журналисты делятся на два вида. Те, у кого авторучки прикреплены сверху кармана, чтобы было видно. И те, у кого они за пазухой. Но в любом случае получается писанина. Удачные материалы немедленно подвергаются скрупулезному досмотру и корректировке направленности. Поэтому их мало, а журналистов – много.
Профессионал-журналист от любителя не отличается ничем, кроме названия фирмы, которое звучит гордо. А также степенью самоуверенности и наглой способностью блефовать. Это и роднит зубра пера с заматеревшим политиком. Неслучайно они часто работают вместе и друг для друга.
Хороший политик всегда дружит с прессой, а журналисты слетаются к нему на свет или на запах. Хотя перепадают им, как правило, объедки.
Но если эти объедки с барского стола – журналист считается солидным. Он даже может получить собственную колонку или рубрику, где без дураков отрабатывает почетное право облекать начальственные мысли в свои собственные. Правда, умнее от этого ни те, ни другие не становятся. Зато лучше оплачиваются.
Поэтому придворных журналистов меньше, чем кажется. Но больше, чем нужно.
Типичный журналист похож на футболиста, играющего в одни ворота с собеседником. Если ему нечего спросить, но надо, он сначала интересуется текущими делами, затем – проблемами и, наконец, планами на будущее. Последнее – самое благодарное. Можно говорить много и ни о чем. А значит, много написать, что при постраничной или построчной оплате весьма выгодно.
Дилетанты думают, что главное в работе журналиста – это наглость и волосатая рука. Они правы.
Чтобы стать журналистом, совсем не обязательно уметь писать. Важно уметь записывать. Знать что-либо тоже необязательно, даже вредно. Другое дело – кого знать.
Этим и определяется ценность журналиста. Его проба.
Чем больше проб, тем журналист солиднее, до тех пор, когда их уже некуда ставить.
По мере развития рыночных отношений профессиональный успех журналиста уже давно определяется не количеством удачных материалов, а числом приглашений на презентации и банкеты, куда деловые люди вызывают пишущих поесть и выпить на халяву. Это самый дешевый способ одновременно отмывать и вкладывать деньги.
Стоит ли удивляться, что в эфире и печати так много материалов, рассказывающих об успехах скромных тружеников бизнеса.
Порядочные журналисты, как и порядочные женщины, понятно, ценят себя высоко и поэтому обходятся дороже, чем непорядочные. На презентациях они могут не только хорошо поесть и выпить, но и поискать спонсоров. В определенной, близкой к журналистике, среде это называется снять клиента.
Спонсор – это бизнесмен, не пойманный, но имеющий достаточно денег, чтобы выделить какую-либо их часть на то, чтобы его хоть кто-нибудь в этом мире уважал.
Поскольку наиболее «жирные коты», как правило, водятся у помоек, журналист может выступить в роли дезодоранта.
Не каждый бизнесмен в законе становится спонсором. Следует еще убедить, что ему это надо. Поэтому на фуршетах необходимо себя сдерживать и помнить, что одну глупость вы уже сделали, став журналистом. Не спешите сразу нажираться водки и выяснять отношения с коллегами. Они тоже имеют право поесть, подцепить спонсора или на худой конец клиента под скрытую рекламу.
Это и есть демократия свободной прессы, когда все едят с одного барского стола, но у каждого своя тарелка.
Если вас пригласили, значит, кому-нибудь нужно ваше издание. Поэтому не стоит обольщаться на свой счет и переедать за счет хозяина. Лучше заняться работой с клиентом.
Когда не о чем писать и самому лень добывать информацию, всегда удобно воспользоваться написанным кем-то и завязать полемику. Ее все равно никто не читает, но выглядит солидно, хотя и глуповато. Что, впрочем, одно и то же.
Молодые журналисты, которые думают, что органы массовой информации созданы для их собственной самореализации, делают серьезную ошибку. Они путают себя с власть имущими. Не каждый орган способен быть объектом самоутверждения или самоизъявления. Орган, который это может, называется иначе, что, скорее, кратко характеризует самого журналиста, чем сферу его деятельности.
Сама же эта сфера определяется полной бесхарактерностью и принципиальной беспринципностью. Поскольку все об этом знают, то пишут и говорят обычно о другом. Если называть вещи своими именами, то журналистика теряет всякий смысл.
Чтобы истинное мнение о том, «кто есть ху», выражаясь языком классика, не прозвучало слишком громко, существует институт цензуры. Опытный журналист отличается от неопытного тем, что ему цензура не нужна. Он сам знает, что надо тем, кто выдает ему зарплату.
В противном случае ему придется зарабатывать на жизнь честным трудом, что никакого отношения к журналистике не имеет.
Для осуществления цензуры в демократическом обществе существует институт редакторов. Сюда обычно назначают самых отъявленных журналистов. Их главное качество – хорошая проводимость сверху вниз, а также контроль и учет. Для контроля самого коллектива главный или генеральный редактор продвигает в руководство среднего звена пару самых бездарных соподчиненных.
С одной стороны, они обязаны продвижению, поскольку больше ни на что не способны. С другой – служат буферной зоной между начальником и коллективом. Умных в среднее звено начальник старается не продвигать. Такие со временем могут его подсидеть. Чем, собственно, они и начинают заниматься почти сразу.
Для того чтобы направляющее мнение соответствовало всеобщему, организовываются пожелания снизу или слова благодарности оттуда же. Это тоже называется демократией.
Если ее мало, то пожеланий общественности или трудящихся делается больше.
Органы, которые много и часто говорят о демократии, называются демократическими.
Те, которые смеют критиковать правительство, поскольку сами от него не кормятся, – оппозиционными.
Те, кто еще не нашел спонсора или покупателя, называются независимыми.
Журналист, в отличие от органов, может быть свободным. Но вместе с тем свободным и от своего читателя-зрителя. Таким образом, настоящим журналистом может быть только любитель, у которого есть независимый от профессии источник существования. Поэтому на практике в профессионалах числятся любители, а в любителях – профессионалы.
Что и видно на черно-белых страницах газет и на голубых, извините, экранах.
Некоторые из журналистов промышляют литературой. Самые талантливые, оставив журналистику, действительно начинают хорошо писать. Именно вопреки ей Хемингуэй, Гашек, Ильф и Петров, Оруэлл и Флеминг стали тем, кем стали. В цивилизованных странах журналиста если не всегда уважают, то опасаются.
