Николай Кочин - Князь Святослав
- Святослав привёз с Востока несметные богатства: аксамиты, золото, драгоценные камни. Всё это будет наше.
А сколько красивых женщин в Киеве? Каждого из вас одарю ими.
Князь рылся у себя за пазухой и из подмышки вынимал траву - евшан. Она пахла тяжёлым запахом степей и человеческого пота. Он понюхал траву первый и передавал следующим. Потом Куря проколол свой палец и дал пососать тем, кому он больше всех доверял и считал своими советниками.
В стороне дудошники выводили протяжные степные звуки. Князь Куря блаженно улыбался и покачивал грузно из стороны в сторону. Старейшины тоже улыбались и также качались, щелкали языком в знак невыразимого удовольствия и признательности. Наложницы, все обвешанные серебром и золотом, в причудливых сосудах разносили ядрёный кумыс. Из веж иногда шумно выбегали с бубнами молодые гибкие черноокие скуластые женщины и начинали стремительно крутиться вокруг этих безбородых, безбровых безобразных стариков.
Вот в это время, запыхавшись, всадник сошёл с коня.
- Ну? - спросил Куря, держа на весу кусок жареной конины. - Долго мы будем выяснять, в городе воевода Претич или отлучился?
- Князь, - сказал гонец, - каждую ночь мы захватываем на берегу Днепра киевлян, которые выходят по воду. Каждую ночь мы их пытаем: отрезываем по частям носы и уши и ни один ещё не признался: есть в городе войско или нет. Но вот сегодня на рассвете один киевлянин ходил по нашему стану, выдавая себя за печенега, и искал пропавшую лошадь. Он подошёл к берегу и бросился I воду, чтобы оказаться на той стороне Днепра. Зачем было бы ему уходить из города украдкой? Это наводит на мысль, что он послан княгиней сообщить воеводе Претичу об осаде Киева… Надо не медля начинать осаду…
- Ты говоришь дело, - сказал Куря. - Начнём сегодня. Возьмём Киев и я дам тебе десять рабынь. Отплатим киевлянам за это промедление: сожжём город весь дотла, население продадим на рынках Востока. Молодых князей - сыновей Святослава, привяжем за руки и ноги к столбам и топором рассечём тела от шеи до бедра. И каждую половину повесим на дереве. Ха! Га! Саму старую каргу-княгиню запрём в ящик и повесим на высокий шест, чтобы она умерла там от жары и голода. Ха! Га! Пусть полюбуется на это прославленный князь, если только вернётся из похода, в чём я не уверен, ромеи не выпустят его живым…
И все старейшины Кури прищурили глаза, ухмылялись и тоже произносили:
- Ха! Га! Ха! Га!
И принимались хвались эту выдумку Кури, находя её очень изобретательной и мудрой.
- Скажите всем, - обратился Куря к старейшинам, - чтобы сегодня старики на конях придвинулись к стенам города, сделали присыпы, по которым мы пойдём на приступ…
И блаженно покачиваясь на кривых ногах и потягиваясь от охватившего его любовного томления, князь вошёл в полутёмный шатёр-гарем, протягивая вперёд руки, ощупывая тела своих жён и ища самую свежую россиянку, которую только что схватили прошлой ночью на Днепре и отдали наложницей в гарем Кури.
Глава 17
Приезд Святослава
На заре следующего дня, когда Ольга стояла опять коленопреклонённой перед Пречистой, вдруг она услышала крики на улице, шум, точно поднялась буря.
- Враг идёт на приступ, - решила она… - Господи, выручи… Сия земля была богата пажитями, скотом, обильна плодами и разными соками… Горе нам, горе! Святая Премудрость, не дай погибнуть Руси!
Она упала ниц и забилась.
Вошёл Добрыня.
- Княгинюшка, слышишь ли?
- Ой, слышу. И ночью мне спать не давали басурманы.
- Так ведь приехал воевода Претич. И поднял гвалт на реке, чтобы испугать Курю. И мы не сразу разобрались, кто приехал. Может быть, сам князь. Ну и постарались: холопы и челядь всю ночь били в бубны, свистели и гудели по этому случаю. Княгинюшка, Куря удирает.
Княгиня молча поднялась, встрепенулась, глаза её сияли счастьем, но опять опустилась перед иконой:
- Молитва моя дошла до Заступницы. Царственный град Киев спасён.
Так стучало сердце, так она изнемогала. Шум всё больше усиливался. Она глянула в окно. Реяли хоругви, сиявшие ликами святителей, слышалось храмовое пение. Улица наполнялась скрипом повозок, топотом коней, бодрыми голосами. Смутные, но родные звуки речи почудились ей за стеной, и она потеряла сознание.
В город входило войско Святослава. Радостные жены его вышли на крыльцо с детьми: со старшим Ярополком, со средним Олегом… (Самый младший Владимир был с Малушей в Бутутино). К приезду мужа они вырядились в лучшие одежды из византийских тканей. Кисейные рубахи с жемчужным шитьём, пурпуровые сарафаны, подпоясанные золотожемчужными поясами. На руках горели золотые перстни, серьги в ушах, на грудях мониста из арабских диргем и янтарей.
Святослав, наскоро поцеловал жён. Мальчиков взял на руки, оглядел: подросли. Князь кивнул Улебу. Тот подвёл к жёнам Святослава юную девушку, черноокую, чернобровую красавицу. Князь чуть толкнул её к Ярополку.
- Это тебе, Ярополк, я жену привёз… Грекиню знатных кровей, полонил её в ромейской земле. Изрядно будешь доволен. Грекини домовиты, послушны, ласковы, просвещены.
Ярополк мрачно, исподлобья покосился на девушку и покраснел. И она опустила глаза в землю и не шевелилась. Была убрана и украшена как цветок, так богато и так нарядно для здешних мест, что все, вплоть до челяди, так и вытаращили на неё глазищи. В сеткообразном наголовнике, плетённом из золотых шнурков и обшитом драгоценными камнями и жемчугом. Серьги, браслеты и кольца светились, лучились, сияли… Ярополк протянул руку, грубо дёрнул её за гайтан и вытянул из-за пазухи золотой с бриллиантами крестик с распятым Иисусом. Ядовито усмехнулся:
- Удавленный бог… Христианка.
- Христианка, - повторил ласково Святослав. - Ничего, сынок, это делу не помеха. А уж грамотница какая. Она и этим тебе угодит. Грамотность и на Руси не помешает. Поскитался я по свету, сынок. Нагляделся всего. Поотстали мы во многом, бабка права. Она недаром слывёт мудрой. Пора и нам за ум браться, и по учёной части от ромейцев не отставать. Где младший сын?
При слове «сын» жены лукаво переглянулись…
- Где ему быть, Малушичу? У холопки матери… В вотчине под Псковом, - сказал хмуро Ярополк. - Стреляет белок, сорванец.
Он по примеру матери своей научился смотреть на младшего брата - «робичича» свысока, и его третировать.
Не взглянув больше ни разу на окаменевших и разряженных жён, князь последовал в покои матери. Она сидела на кровати, склонившись. Слезы текли по её лицу. Она кинулась ему навстречу, но пошатнулась. Он поддержал её, усадил:
- Не надо плакать, матушка, - сказал он, - ведь опасность миновала. Видно, Куря имел хорошие дозоры. Я ещё и не появился в этих краях, а он уж укатил в степь. Та на него я наткнулся и изрядно потрепал. Вон пригнали табуны лошадей, пленниц, привязанных к кибиткам, награбленный скарб.
Княгиня успокоилась и сказала:
- Ты завоёвываешь новые земли, собираешь богатые дани, слава твоя идёт по всему свету, а земля родная остаётся сиротою. Посмотри - я стара и немощна, дни мои сочтены. И на плечи старухи-матери ты взвалил непосильное ярмо управления державой. Не по нраву, сынок, мне твои опасные и бесчисленные войны. И я рада, что наконец, ты одумался, и возвратился восвояси. О, неземной владыка! Теперь я могу спокойно умереть.
Сквозь прищуренные ресницы она следила за выражением его лица. Оно преображалось по мере того, как усиливался гул табунов, прогоняемых городом. От топота копыт вздрагивала земля. На скрипевших телегах развозили тучную добычу, вывезенную из-за моря. Разгружались на дворе тюки с шёлковыми тканями, золотыми вещами и серебряной посудой, женскими украшениями, оружием прославленных византийских мастеров. Лицо Святослава от звона и стука разгружаемых вещей просветлело. Наверно, при этом вспоминал он упоительные сечи, самозабвенную скачку с саблей наголо, головокружительные переходы по опасным ущельям, свист ветра, отважные вскрики воинов, победные шествия по покорённым землям мужей доблестных и отважных. Разве могут всё это понять матери?
- Я жду ответа, - сказала Ольга. - Ты видишь дух мой скоро уйдёт на небо, освободившись из тела. Успокой меня, светик.
- Ах, матушка… Не любо мне жить в Киеве, - сказал горько Святослав, пробуя жестокость слов искупить задушевностью тона, что плохо удавалось. - Хочу жить в Переяславце на Дунае. На Дунае могилы наших предков. Мне толмачи объяснили: в ромейской державе тьма славян, их побаиваются сами ромеи. Мой друг Калокир говорил, что у них про это даже в книгах написано. Слышу я, матушка, один язык от Новгорода до Пелопоннеса, везде славяне. Они пойдут под мою руку, я это чую. Пойдут! И пусть в таком случае на Дунае станет столица русской земли.
- Упаси бог, - поперечила Ольга… - Корысть - великая пагуба.
- Силой держится удача, матушка. Возьмём в руки торговые пути, идущие из Европы в Азию, великие и редкие промыслы разовьются на этом перепутье в Переяславце, где добро всех стран сходится. От греков идёт золото, от чехов и венгров - серебро и чудные кони, из Руси прибывают лучшие в мире меха, воск, мёд, челядь. Необъятна, обильна и могуча будет моя Русская держава. Пуще старого Рима. Пусть гордые греки забудут бранную кличку «скифы-варвары» и уступят нам своё законное право считаться первыми из народов.
![Алексей Туренко - Крым 2.0 [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)