История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 (СИ) - Чайка Дмитрий

Суд стал формальностью, ведь не столько Хлотарь, сколько знать требовала смерти ненавистной старухи, мертвой хваткой державшей их за горло столько лет. Король мог бы отправить ее в монастырь, чтобы она закончила свою жизнь в молитвах, но такой возможности у него не было. Он получил бы бунт. А потому дряхлую королеву истязали уже три дня, практически без передышки, чтобы каждый из аристократов, что боялся ее столько лет, мог лично насладиться ее мучениями.

Договор зачитали спешно, обвинив королеву Брунгильду в мятеже, казнях и смерти десяти франкских королей. Хлотарь, читавший свиток с обвинением, недоуменно поднял глаза на Варнахара, который и привез королеву из дальних восточных земель вместе с внучкой Теоделаной(3). Ее никто не стал защищать.

- А почему тут десять имен? Она своего мужа Сигиберта точно не убивала, двоих принцев по моему приказу казнили, а Хильдеберт сбежал. Моего дядю Меровея его собственный друг зарезал, а Теодорих и вовсе от кровавого поноса подох, сволочь вероломная!

- Это для красоты слога, мой король, - махнул рукой майордом. – Все, что было, скоро забудется. Только ученые люди узнают правду, а прочим она будет не нужна. Они просто запомнят, что Брунгильда виновна в смерти десяти королей. И точка. В глазах черни она станет злодейкой, а вы – ангелом господним, который покарал сущее зло.

- Ангелом господним, говоришь, - глубоко задумался Хлотарь, теребя густую бороду. – А что, толково придумано, дозволяю. Десять королей убила старуха. И впрямь, как ее не казнить после этого!

Утро всполошило лагерь неслыханной новостью, и воины ринулись к королевской ставке, пытаясь увидеть там хоть что-то. Все деревья были облеплены сидящими на них зеваками, которые передавали дальше то, что увидели и услышали от глашатая, стоявшего на помосте и зачитывающего длинный свиток.

- Что там? – жадно орали снизу тем, кто сидел на опасно прогнувшихся ветвях.

- Сказал, что она десять королей убила, - ответили сверху.

- Вот сволочь! – воины раззявили рты в полном изумлении. - Десять? Ишь, ты!

- Раздевают!(4) – восторженно заорал вихрастый мальчишка-раб лет десяти, забравшийся выше всех еще до рассвета.

- И как она? – проснулся интерес воинов, которые не видели ничего из-за моря голов и спин стоявших перед ними.

- Старуха, как старуха, - разочарованно сказал мальчик. – Я думал, она в теле будет, а она сморщенная, как печеное яблоко. И избитая вся…

- Так ей годов сколько, - успокоили его воины. – Говорят, ей лет сто. Не иначе, колдунья. Кто бы еще десять королей–воинов погубить смог. Их же волосы защищают. Точно тебе говорю, колдунья!

- Какую-то животину страхолюдную привели, - восторженно заорал мальчишка. – Я про такую и не слыхал никогда! На нее сажают!

- Верблюд это, - успокоил его умудренный годами воин, тоже забравшийся на ветку, но пониже. – Мы их в Аквитании видели, когда на короля Гундовальда в поход ходили.

Королеву верхом на огромном животном провели по всему лагерю, чтобы этим зрелищем смогли сполна насладиться все без исключения, а потом передали своим внукам. И впрямь, о чем еще рассказывать долгими зимними вечерами на глухом хуторе, как не о том, что видел этакое диво. Как старую Брунгильду, победившую десять королей, исхлестанную бичами, возили на неведомом животном, которого внуки, испуганно сверкающие глазенками, в этой дыре и не увидят никогда.

- Коня привели! – заорал сверху парнишка. – Ее за ноги привязывают!

- По обычаю тюрингов казнить решили, - удивленно покачали головами воины. – Отродясь у нас таких затей не бывало. Ну, бывало, забьют до смерти бабу какую, ну утопят, как тещу старого Хлодвига. Или придушат, как Хильперик свою жену-испанку. Но чтобы так… Не по-людски…

Два королевских лейда, взяв под уздцы коня, запряженного страшной упряжью, поскакали, набирая ход. Королева, тело которой нещадно колотило о кочки и камни, взвыла из последних сил, и вскоре замолкла. Видно, хорошо приложило по голове старуху. Дальше уже таскали бесчувственное тело, а лейды тянули коня, дуреющего от запаха крови, то влево, то вправо. Наверное, они это делали для того, чтобы удары о стылую землю посильнее размотали грязные клочья, еще недавно бывшие телом повелительницы Запада.

Хлотарь, который наблюдал за всем этим действом с помоста, отдал команду майордому Нейстрии Гундоланду:

- Тело сжечь и пепел развеять!

В глазах приближенных читался молчаливый вопрос: Почто не по-христиански с телом королевы поступаешь, государь? Хлотарь нехотя ответил:

- Не хватало, чтобы к ее могиле паломничество началось. Про Сигизмунда(6) забыли? Его теперь святым почитают. А святой из него, как из моего коня епископ.

- Все исполню, мой король, - склонил голову Гундоланд, младший брат покойного Ландериха, и самый преданный Хлотарю человек. – А что дальше-то делать будем? Мы вроде как победили.

- Мы победили? - хмуро ухмыльнулся Хлотарь. – Ты ошибаешься, мой верный друг. Это они победили! – и он ткнул в Пипина и Арнульфа(7), гордо стоявших впереди других аристократов Австразии. – Их время пришло, и теперь я с ними воевать буду. Да только сил у них теперь куда больше, чем у меня.

1 Эта договоренность и стала той отправной точкой, после которой майордомы постепенно полностью захватили власть в королевстве франков. Это привело к вырождению династии Меровингов, которых позже стали называть «ленивыми королями».

2 А эта договоренность постепенно превратила графов из назначаемых чиновников в наследственную аристократию.

3 О Теоделане больше никаких известий не осталось. Ее не казнили, иначе это было бы зафиксировано. Скорее всего, ее отправили в монастырь со строгим уставом, где она и умерла под чужим именем.

4 Лишение одежды – символический акт унижения.

5 Каждый хронист описал какой-то свой вариант казни. Видимо, в меру фантазии того, кто ему об этом рассказал. Здесь приведен вариант, записанный в 624 году, самый ранний из всех.

6 Сигизмунд – король Бургундии. Приказал задушить собственного сына, в чем потом раскаялся и удалился в монастырь замаливать грехи. Вскоре Бургундия была завоевана франками, которые его казнили. Бургунды выкрали его тело, вывезли в глушь и там устроили целый культ, который был элементом их самосознания как народа.

7 Арнульф, святой епископ Меца, и Пипин поженят своих детей. От этого брака произойдет род майордомов, самыми известными представителями которого станут Карл Мартелл и Пипин Короткий. Пипин свергнет последнего Меровинга и сам станет королем. Уже его сын Карл Великий провозгласит себя императором Запада.