Фау-2 (ЛП) - Харрис Роберт

Это было очередное время неудач. Ракеты одна за другой либо уходили горизонтально, либо взрывались в воздухе. Каммлер становился всё более язвительным. Он даже осмелился бросить вызов фон Брауну:

— Вы витаете в облаках, профессор! Этим проектом нужно руководить жёстко!

Однажды, проходя мимо его кабинета, Граф услышал, как Каммлер говорил по телефону с Гиммлером — достаточно громко, чтобы все слышали:

— Да, рейхсфюрер — ещё один провал! … Согласен … Полностью согласен … Абсолютная безответственность. Теперь, когда мы присмотрелись к ним повнимательнее, я начинаю думать, что всех этих свиней нужно арестовать за измену!

Было ясно, что яд медленно подбирается от конечностей к сердцу. И всё же, когда он достиг сердца спустя четыре месяца, грубость развязки застала его врасплох. Из-за бомбёжек его эвакуировали из квартиры на территории Опытного завода, и теперь он жил вместе с другими старшими инженерами в отеле «Инзельхоф» в Цинновице, окна которого выходили на заросшие камышом болота и море. В два часа ночи его разбудил громкий стук в дверь. Он открыл — на пороге стояли двое мужчин в плащах с поясом и чёрных шляпах.

— У нас приказ вас арестовать. Оденьтесь и пойдёмте с нами.

— Я требую поговорить с профессором фон Брауном.

— Он тоже задержан.

Он слышал, как гестапо ходит по номерам. В ту ночь арестовали четверых инженеров, включая фон Брауна, и под конвоем повезли из Пенемюнде в Штеттин. Им не позволяли разговаривать — каждого посадили в отдельную машину, каждого держали в отдельной камере, каждого допрашивали поодиночке.

Вы заявили или не заявили вечером воскресенья, 17 октября 1943 года, на пляжной вечеринке в Цинновице, в присутствии профессора фон Брауна, доктора Хельмута Грёттрупа и доктора Клауса Риделя, что война проиграна, ракеты Германию не спасут, и ваша истинная цель с самого начала заключалась в создании космического корабля?

— Господа, я не припоминаю, чтобы говорил нечто подобное…

Разумеется, он прекрасно всё помнил — по крайней мере, до того момента, как опьянение не лишило его способности стоять. Это случилось вскоре после их второй поездки в Нордхаузен, когда он всё ещё пребывал в состоянии шока. Фон Браун заглянул к нему в дверь и сообщил, что фройляйн Бутцлафф, местная дантистка, устраивает коктейльную вечеринку на пляже, и все приглашены:

— Пойдём, это тебя немного развеет.

Был тёплый, безветренный осенний вечер. Китайские фонарики — розовые, лимонные, светло-зелёные — висели вдоль дюн. На граммофоне играла запрещённая американская джазовая музыка. Коктейли с водкой, обилие еды — на самом деле слишком много и того, и другого: он тогда ещё подумал, странно, как зубной врач из крошечного прибрежного городка смогла в разгар войны устроить такой пир. Но к чёрту — возможно, именно контраст с рабским адом завода в Нордхаузене и заставил их всех так напиться и с таким шумом предаваться воспоминаниям о старых добрых временах на ракетодроме.

ГРАФ: Я хотел строить космический корабль, а не орудие убийства.

РИДЕЛЬ: С другой стороны, это и не слишком эффективное орудие убийства.

ФОН БРАУН: Когда война будет проиграна, наша задача — сделать всё, чтобы достигнутое не было уничтожено.

ГРЁТТРУП: Пенемюнде достанется Советам. Это лишь вопрос времени. Коммунистическая система — наш лучший шанс.

Каждое слово было записано — либо хозяйкой вечеринки, либо кем-то ещё из гостей, кто оказался доносчиком СД. Когда Графу предъявили стенограмму, он решил, что они уже трупы. Но по мере того как допросы продолжались день за днём, охватывая всю историю ракетной программы, он начал менять мнение. В конце концов, если СС знали всё это ещё с октября, почему арестовали их только в марте?

Через неделю их привезли обратно в Цинновиц и отпустили. По слухам, Дорнбергер поговорил со Шпеером, Шпеер — с Гитлером, и Гиммлер великодушно согласился освободить их. А почему бы и нет? Живыми они были куда полезнее. Всё, что они сказали, теперь было на бумаге — при желании их можно было уничтожить в любой момент. Вскоре после этого Дорнбергера отстранили, а Гиммлер официально получил полный контроль над ракетной программой. Оперативным командующим стал Каммлер.

— В современной Германии, — сказал он им, — есть три варианта: вас расстреливает СС, вас сажает СС, или вы работаете на СС.

Теперь он сидел в кабинете Хубера, откинувшись в его кресле, с начищенными сапогами на письменном столе. Говорил громко по телефону. Два его адъютанта стояли позади, прямые как лакеи, в безупречных мундирах.

— Да… Да… Значит, у меня есть ваше согласие действовать?

Он заметил Графа и поманил его одним согнутым пальцем. Хубер, Дрекслер, Бивак, Кляйн и Зайдель стояли поодаль, с уважением наблюдая. Каммлер передал трубку одному из адъютантов, и тот аккуратно положил её на рычаг.

— Доктор Граф?

Он нахмурился, наклонил голову, ожидая. Граф вытянул руку:

— Хайль Гитлер.

— Я не должен напоминать об этом, Хубер. Это — закон. Убедитесь, что ваши люди всегда отдают надлежащий салют.

— Да, группенфюрер. — Хубер смерил Графа уничтожающим взглядом.

Каммлер убрал сапоги со стола, подошёл к конференц-столу, где была разложена карта.

— Итак, господа. Появилась новая информация. Похоже, вражеские бомбардировщики получили разведданные вовсе не от местного населения.

Он наклонился над картой. За его спиной офицеры вермахта обменялись краткими взглядами. Зайдель поймал взгляд Графа.

— Наш разведотдел всё ещё имеет несколько источников в Бельгии. Один из них вышел на связь прошлой ночью. Британцы, похоже, завезли какие-то новые усовершенствованные радиолокационные установки и развернули их здесь, в Мехелене. — Его палец многократно стучал по городу. — Помимо топографических войск, якобы привлечена группа женщин — он произнёс это с насмешкой, — для математической обработки радиоданных.

Он повернулся к Графу:

— Вопрос к вам, доктор. Возможно ли, чтобы противник определял местоположение наших пусковых установок с помощью радара?

Руки Графа сжались в кулаки, ногти впились в ладони. В голове у него снова зазвучала пулемётная очередь в лесу. Он уставился на Каммлера:

— Простите, группенфюрер. Повторите, пожалуйста.

Каммлер вздохнул:

— Может ли противник, используя радар и женскую счётную группу, определить наши стартовые площадки?

— Можно взглянуть на расположение?

Он указал на карту.

— Конечно.

Каммлер отступил. Граф занял его место у стола, нашёл Мехелен, глянул вверх на Гаагу, затем снова вниз. Город располагался почти строго к югу от них — что было важно, учитывая, что ось траектории Фау-2 шла примерно с востока на запад. И радары оказывались гораздо ближе: расстояние до них было менее половины дистанции от английского побережья.

Он чувствовал, как все ждут его заключения. Ну это остроумно, подумал он. Это действительно находка. Почему мы сами до этого не додумались?

Он выпрямился:

— Очевидно, я не могу судить об уровне развития вражеских радаров. Но они действительно находятся на расстоянии, позволяющем засечь наши ракеты вскоре после старта. Местность между нами полностью ровная — обзор ничем не ограничен.

— Расстояние критично?

— Да. И даже важнее — их южное положение, которое даёт боковой обзор. Если их радары видят достаточно высоко, они могут зафиксировать участок траектории в первые секунды полёта. А затем, триста десять секунд спустя, они получат точку падения в Англии. Имея две такие координаты, они смогут вычислить параболу и тем самым получить приближённые координаты пуска.

Каммлер сказал:

— И они могут сделать это достаточно быстро, чтобы направить на нас бомбардировщики в течение тридцати минут?

— Теоретически, если сумеют достаточно быстро провести расчёты. — Он не удержался от добавления: — Похоже, нас предали не женщины из борделей, а женщины, владеющие законами математики. Мы об этом просто не подумали.