Рафаэль Сабатини - Фаворит короля
— А я передоверил ее другому, — голосом, полным раскаяния, прошептал он, — Не вини меня. Я был так встревожен, я жаждал совета. А я больше никому не могу доверять, и никто не обладает таким проницательным умом, как сэр Томас Овербери.
— Если он полностью достоин твоего доверия, если он предан тебе телом и душой, тогда все в порядке. Но ты в нем уверен?
— Как в себе самом!
— Что ж, тогда отбрось страхи. — Она обняла его и растопила последние опасения нежным поцелуем. — Нет для нас никаких препятствий, Робин. По крайней мере, сейчас нет. Дорога к счастью свободна, мой милый, а потом, когда мы оглянемся назад, на наши прошлые горести, все эти приливы отчаяния, все страхи покажутся такой ничтожной платой за то счастье, в котором мы будем жить.
— Сердце мое! — вскричал он, прижал ее к груди и вновь принялся клясться, что отдаст всего себя и все, что у него есть, за блаженство, которое испытывает в ее объятиях.
И поскольку она уверилась, что Тернер и Вестон будут молчать потому, что у них нет иного выхода, Овербери — потому, что предан ее милому Робину, она в счастливом нетерпении ожидала начала работы комиссии. Главой комиссии король назначил Эббота, архиепископа Кентерберийского.
Вот тогда-то и появились первые тучки.
Сэр Томас Овербери не был единственным, кто пользовался шпионами, лорд-хранитель печати также считал этот институт весьма полезным как для служебных дел, так и для личных. Шпионы и донесли его светлости, что в приделах собора Святого Павла поговаривают о том, что комиссия собрана для неблагочестивого дела. Неблагочестивого потому, что цель его — развести леди Эссекс с законным мужем и отдать королевскому фавориту, ее любовнику. Слухи же, как донесли шпионы, распускал не кто иной, как сам сэр Томас Овербери. Нортгемптон был раздосадован таким открытием, но затем пришел к выводу, что его можно обратить себе на пользу: теперь-то Рочестер непременно порвет с Овербери. Так что Нортгемптон послал за Рочестером и выложил донесения шпионов.
Рочестер отказывался верить: да о таком и помыслить невозможно!
Нортгемптон же клялся, что если этого чертового подлеца — так он теперь именовал Овербери — не остановить, тот порушит все дело.
Рочестер, все еще преисполненный доверия к другу, тут же отправился к Овербери и напрямую его об этом спросил. При этом он вынужден был раскрыть и свой источник информации. Сэр Томас расхохотался:
— Ах, Нортгемптон! Вредоносный старый дурак! Да этого смутьяна давно надо было отправить в Звездную палату[47]. Разве я не предупреждал тебя, что Говарды будут всеми силами стараться разбить наш союз? Неужели ты до сих пор не понял, куда они метят? Да для них главное — разлучить нас, заграбастать тебя и через тебя добиваться всего, чего они пожелают. Я больше и слышать об этом не хочу! Но предупреждаю: если ты и впредь будешь придерживаться этого курса, тебе придется выбирать между Говардами и мною, а это означает лишь одно: либо я буду продолжать служить тебе, либо ты сам попадешь в услужение к Говардам.
Его светлость был в затруднении, он не знал, чьей стороны держаться. Дружба с Овербери так или иначе уже дала трещину, а если она совсем рухнет? В глубине души Рочестер догадывался, что все кончится именно так, как предсказывает Овербери. И нашел для себя наиболее удобный вывод: шпионы Нортгемптона ошиблись.
Однако леди Эссекс была иного мнения — об этом позаботился Нортгемптон. Он надеялся, что она сумеет повлиять на Рочестера там, где его собственного влияния будет недостаточно. Старый граф прекрасно понимал двигавшие Овербери побуждения: сам по себе брак нисколько не волновал сэра Томаса, его беспокоило лишь то, что в результате он утратит влияние на фаворита. И между Нортгемптоном и Овербери шла тайная дуэль за обладание Рочестером, дуэль, в которой ни один не осмеливался слишком уж явно обнажить оружие.
И доведенная до отчаяния леди Эссекс взяла бразды правления в свои руки с той твердостью и непреклонностью, которые она уже сумела проявить.
Снова, как в прежние дни, зачастил в Нортгемптон-хауз стройный, элегантный сэр Дэвид Вуд, который когда-то ухаживал за нею и который обещал вечно служить ее светлости. Он и теперь — хотя уже хорошо знал о том, что должно последовать за разводом, — вел себя со всей возможной галантностью. Ее светлость решила проверить его искренность. Она слыхала о том, что он прекрасно владеет саблей и весьма недурно рапирой. И вот, когда он в очередной раз клялся, что нет в его жизни иной цели, как всячески служить ее светлости, она поймала его на слове.
— Это всего лишь слова, сэр Дэвид, говорить легко. — Она вздернула свою светлую, словно осененную солнцем головку и улыбнулась. — А что, если я в один прекрасный день попрошу вас подкрепить слово действиями?
— В этот день я стану счастливейшим из людей, — без запинки отвечал он.
Теперь она расхохоталась в открытую:
— Ну что ж, если у меня есть возможность осчастливить вас… — Она сделалась серьезной. — У меня появился очень опасный враг. Это не человек, это змей, и укус его смертелен. Случилось так, что вы тоже в определенной степени пострадали от его укуса, и это нас объединяет.
Сэр Дэвид положил руку на эфес шпаги и приобнажил лезвие.
— Его имя, мадам? — воскликнул он, мгновенно превратившись в отчаянного бретера.
— Его имя — Овербери.
Он аж задохнулся от возмущения:
— Этот пес?! Да как он посмел оскорбить вас?
— Он публично склоняет мое имя и приписывает мне скандальную славу.
Он понимал, что стоит за ее заявлением, и стал сомневаться:
— Этот мошенник занимает высокое положение и хорошо защищен. Сам лорд Рочестер…
Она прервала его — она не намерена обсуждать роль лорда Рочестера в этом деле. Взамен она искусно постаралась распалить Вуда:
— Вы ведь действительно пострадали от него, сэр Дэвид?
— Это уж точно — он стоил мне тысячи фунтов.
— Что ж, пришло время вернуть должок. Когда вы посчитаетесь с ним, как подобает джентльмену, вы к тому же получите эту тысячу фунтов от меня в качестве сатисфакции за услугу.
Сэр Дэвид поклонился — она уколола его напоминанием о том, как должен рассчитываться с обидчиком истинный джентльмен, к тому же этот истинный джентльмен не мог противиться заманчивому блеску целой тысячи фунтов.
— Его друзья могут заказывать саван! — воскликнул он в лучших традициях дуэлянтов и, не откладывая, отправился на дело.
Вечер застал сэра Дэвида на Кинг-стрит — именно в это время сэр Томас обычно возвращался домой, в милый особняк, который он завел себе неподалеку от королевского дворца. По странной случайности сэр Дэвид очутился возле дома одновременно с сэром Томасом, так что им не удалось избежать столкновения. Но каждый ступил в сторону, предлагая другому пройти первому.
— Мне дальше не надо, — сказал сэр Томас. — Это мой дом.
— Ваш дом? Как странно! Стало быть, вы — Овербери?
Вопрос обострил зрение сэра Томаса, и он разглядел в полутьме черты ставленника Нортгемптона, а обострившееся чутье донесло до него запах опасности.
— Я давно намеревался встретиться с вами, сэр, — заявил сэр Дэвид.
— Разве это желание так трудно удовлетворить? Меня легко найти. А вы, я полагаю, сэр Дэвид Вуд, друг лорда-хранителя печати?
— Это делает честь вашей памяти. Но, возможно, вы имели особые основания запомнить мое имя.
— Особые основания? Что-то не понимаю.
— Я — тот человек, которому ваше вмешательство стоило тысячи фунтов.
Сэр Томас глянул на него так, как только он один и умел — холодно и свысока.
— Именно потому вы и искали встречи со мной?
— Именно поэтому, — подтвердил сэр Дэвид. В этот момент входная дверь отворилась и на пороге появился слуга Овербери Дейвис, ладный крепкий парень чуть старше двадцати; хозяин доверял ему полностью.
Овербери сделал приглашающий жест:
— Войдем в дом.
Сэр Дэвид помедлил на мгновение, затем, слегка поклонившись, переступил порог. Сэр Томас провел его по узкому коридору в длинную комнату с низким потолком, весьма скудно обставленную: овальный дубовый стол у окна, вдоль стены — четыре кресла. На вбитых над камином крючьях висело с полдюжины рапир, чьи заостренные концы свидетельствовали о том, что это — не просто украшения. По обе стороны от рапир висели мишени с воткнутыми ножами.
В центре комнаты, на голом полу, был нарисован мелом квадрат со сторонами около семи футов, а внутри квадрата — круг. Внутри же круга располагались какие-то непонятные сэру Дэвиду линии.
Сэр Томас улыбнулся в усы:
— Похоже, вам понравился мой магический круг, сэр Дэвид.
Сэр Дэвид вздрогнул и покраснел.
— Магия! — воскликнул он. — Вы практикуете черную магию?
Сэр Томас рассмеялся: он представил себе, какие мысли возникли в мозгу сэра Дэвида — тем более, что они живо отразились на его лице. Да ведь если Овербери не только колдун, но еще и смеет в открытую в этом признаваться, справиться с ним не составит никакого труда! Королевские охотники за ведьмами быстренько с ним разделаются!
