Владислав Бахревский - Свадьбы
— Плачено кровью гяуров, Караходжа. Ты так и не излечился от своего безумия. Тебя зовут Караходжа! Неужели тебе мало этого? Ты черный учитель. Так не бывает, чтобы весь народ жил неправдой, а вся правда принадлежала одному безумцу.
— Корейшиты[44] тоже не приняли проповеди пророка Магомета!
Они разом поднялись на ноги, и в тот же миг растворилась дверь и в саклю вошел белый от пыли воин.
— Амет Эрен! — всплеснул руками Акходжа, — Сын мой!
— Отец, тебя зовет пред очи свои хан Бегадыр! — предупреждая объятия и как бы отстраняя от себя, сухо, резко, торжественно проговорил Амет Эрен.
— Свершилось! — воскликнул Акходжа, падая на колени. Прочитал молитву. Поднялся. Ударил в ладоши. Вбежавшему слуге приказал: — Позови моих сыновей. Нас ожидает властелин Крыма, наследник славы и земель ханов Золотой Орды, хан Бегадыр Гирей.
Началась суматоха сборов, но Амет Эрен, не замечая ничего и никого, сел на ковер к еде и принялся за мясо.
— Разреши и мне, сын мой, разделить с тобой твою трапезу.
Это сказал старик, с которым беседовал отец.
Амет Эрен сделал жест рукой, чего, мол, спрашиваешь? Коли пришел в дом — ешь. Глянул на старика. Изумился — копия отца. Понял наконец, кто перед ним. Историю Кара-ходжи он слышал.
— Ты брат отца?
— Я твой дядя.
— Ты теперь будешь жить у нас?
— Нет, сын мой. Мне нужно еще побывать в тысяче мест. Мир божий — совершенство божие, но о людях этого сказать нельзя.
— Мне говорили: ты заступник неверных. Я рад, что ты уйдешь. Я теперь сеймен. Я был в походе и убил пятерых казаков.
— Когда-то я тоже многих убил. Мною восхищались, и гордость распирала меня. Я был подобен надувшейся лягушке. Теперь я плачу о тех несчастных днях. Я молю бога простить меня за жестокость. Я прихожу к людям и умоляю их не идти дорогой, которую испытал и которую нашел отвратительной, ибо она дорога к Иблису.
— Ты — гость и ты — старик. Я прошу тебя замолчать. Твои слова ядовиты, а мне ничего другого не остается, как слушать тебя. Не мешай мне есть, у меня далекая дорога.
— О молодость! — простонал Караходжа. — Мы в молодости все жестоки, глухи и слепы. Я ухожу, бедный мой Амет Эрен. Мои слова не яд. Они бальзам, но, когда эти слова наконец прикоснутся к пламени твоего ума, будет слишком поздно.
Амет Эрен схватил кинжал и с силой воткнул его перед собой, пробив краешек своего халата, ковер и стол.
— Не вводи меня во грех, старик!
Глава третья
У хана Бегадыра было три брата. Ислам стал калгой, Сафат — нуреддином, младший Байран — ему было всего десять лет — именовался царевичем.
Резиденция калги — город Акмечеть, он же Симферополь. Акмечетью город назвали в честь белой большой мечети Джумаджами, расположенной в восточной части города. Мечети в Крыму были редкостью, самая древняя из них находилась в бывшей столице крымского царства — Эски-Крым (Старом Крыму). Она была построена в 1314 году.
Подати и налоги с жителей Акмечети шли в казну калги.
Резиденция нуреддина находилась в пятнадцати километрах от Бахчисарая, на реке Каче. Здесь был мусульманский монастырь, часть доходов которого шла в казну нуреддина.
Хан Бегадыр пригласил братьев в Бахчисарайский дворец на семейный совет.
Он принял братьев в тронном зале.
— Видите? — спросил он братьев.
— Что? — удивился калга Ислам.
— Меня.
— Видим, — нерешительно произнес Сафат.
— Где я?
Ислам наконец понял, о чем спрашивает хан.
— Ты на троне Крымского царства, государь.
— Где вы?
— Мы перед лицом твоим, хан! — весело откликнулся Сафат.
— Поглядите на себя, поглядите вокруг себя.
Их одежды были тяжелы от сверкающих каменьев, они стояли в прекрасной зале, украшенной золотом, серебром, коврами, драгоценным оружием, в двух жаровнях курились благовония.
— За эти три месяца царствования мы узнали, что есть наслаждение, но мы еще не изведали, что есть власть, — сказал Бегадыр. — Твой поход, Сафат, — ключ к моему царствованию, к нашему владению Крымом. Твой поход даст ответ, надолго ли мы утвердились на этих берегах. Если ты приведешь тысячи и тысячи пленных, если воины привезут великую добычу — сердца татар будут с нами. Если ты привезешь трупы своих воинов, не мы будем править — нами. Мы будем слушать беев пяти родов, слушать волю султана, его визирей, его пашей, а когда всех слушаешь, тебя уже никто не станет слушать. И все это, — Бегадыр повел руками, — уйдет от нас. Все это покажется нам сладким сном.
Пыль, топот, храп лошадей, звон оружия — и где? Перед воротами дворца.
Хан Бегадыр поднял бешеные глаза на вошедшего в тронный зал Маметшу-ага.
— Повелитель! Твой раб, сеймен Амет Эрен, посланный в Грамата-кая, прибыл и просит известить о том.
Толстые губы Бегадыра Гирея растянулись в улыбке.
— Пусть Амет Эрен войдет вместе со своим отцом.
— Повелитель! Акходжа, отец Амет Эрена, привел тебе в подарок сто отборных кобылиц. Он спрашивает: не желаешь ли ты посмотреть на лошадей?
— Желаю.
Хан встал с трона и без всякого промедления пошел из дворца. Удивленные вельможи, толпившиеся у двери тронной залы, последовали за ним: хан идет к простому сеймену? Что бы это значило?
Кобылицы — одна к одной; это было видно издали. Все в масть: литая красная бронза и золотой фонтан грив.
Перед табуном на коленях люди. Впереди седой, в белых одеждах старик.
Хан Бегадыр остановился перед ним.
— Встань, Акходжа! Что это за люди с тобой?
Спросил, а сам уже насчитал: за Акходжою семнадцать
человек. Значит, сыновья.
Акходжа поднялся с колен.
— Повелитель, ты звал меня, и я пришел. Прими же в подарок плоды наших трудов — этих кобылиц. Повелитель! Ты позвал меня одного, но я пришел к тебе с моими детьми. Я привел их к тебе потому, что все они воины. Мое сердце говорит мне: скоро будет большая война! Великий хан Бегадыр! Молю тебя, прими моих детей под свою могучую руку — и у тебя будет еще семнадцать пар рук, на которые ты можешь положиться, как на свои собственные.
Акходжа опять упал на колени.
— Встань, Акходжа! Твое сердце тебя не обмануло, ибо скоро татары выступают в поход. Мы поднимем знамя священной войны, и победы наши принесут нам стократную добычу.
Чуя спиной, как тихо и напряженно следят его вельможи за этой беседой, Бегадыр Гирей нарочито потупился вдруг и спросил так тихо, что за его спиной, стараясь не упустить царское слово, раздался шелест движения — мурзы вытягивали из халатов шеи. Бегадыр Гирей спросил Акходжу:
— Скажи мне, но скажи только то, что думаешь, а не то, что было бы приятно ушам повелителя Крымского царства. Скажи мне, Акходжа, веришь ли ты в нашу победу над неверными?
— Повелитель, я отвечу тебе сразу, чтобы раздумьем не вызвать в тебе колебания. Я отвечу, спросив тебя: разве привел бы я корень моего рода, если бы в душе у меня росло хотя бы одно зерно сомнения? Но, повелитель, мне кажется, я знаю, что тебя тревожит! И я скажу тебе: татары испытывают терпение аллаха. Вера пошатнулась. Есть такие, кто забыл о джигате[45] — великом завете Магомета, кто вместо того, чтобы употребить все усилия в войне ради аллаха и пророка его Магомета, думает только о наслаждениях. Сабли многих наших мурз ржавеют в ножнах.
Хан Бегадыр смиренно склонил голову перед неистовым стариком.
— Научи меня, что же делать с теми, кого ты порицаешь, Акходжа.
И в запальчивости старик сказал:
— Повелитель! Китаби, огнепоклонники и прочие отступники от ислама, убоясь нашего оружия, платят нам джизье. Пусть же те, кто не посещает мечетей, кто ленив в молитве и в служении богу, заплатят тебе, повелитель, джизье, и пусть эти деньги, повелитель, пойдут на приготовление к походу.
— Вы слышали? — Бегадыр Гирей проворно обернулся к мурзам. — Само небо послало мне этого человека. Я беру его сыновей в сеймены. Мой народ жаждет войны. Идемте же в мечеть, помолимся нашему великому богу! Пусть с сегодняшнего дня, подготовляя себя к высокому божественному делу, правоверные мусульмане говеют и ходят для молитвы в мечети. С тех, кто не выполнит указа, брать по два золотых… Веди нас в мечеть, Акходжа.
И Акходжа, впервые вступивший во Дворец Гиреев, повел за собою высочайших людей государства в священную мечеть крымских царей.
Хан Бегадыр не мог нарадоваться на царские свои деяния.
Стоило султану потребовать действия — и тотчас объявился Акходжа с неистовой проповедью священной войны. То, что Акходжа появился в нужный миг, — счастливая случайность, но ведь случайностями нужно уметь пользоваться.
Нуреддин Сафат Гирей покинул Перекоп, с ним сорок тысяч конников. Султан против набега, ему нужен Азов, но, чтобы взять Азов, необходимо отбить у русских охоту помогать Азову. Хан Бегадыр Гирей тоже не одобряет своеволия нуреддина и беев, которые идут с нуреддином в русские украйны, хан Бегадыр за большую войну под зеленым знаменем Магомета. Краеугольный камень этой войны — взятие Азова и уничтожение донского казачества. Но в свите нуреддина все семнадцать сыновей Акходжи. Если набег будет удачен, все вспомнят об этих семнадцати и вспомнят, что их послал с нуреддином хаи Бегадыр. Эти семнадцать — ханское благословение набега.
