Леон Юрис - Суд королевской скамьи
В настоящий момент Ричард Смидди готов пойти на какое-то приемлемое решение. Но даже если мистер Шоукросс выйдет из этого дела, возмещение убытков , и изъятие из продажи тридцати тысяч экземпляров «Холокауста» нанесет ему тяжелый удар. Но в таком случае он сможет вступить в партнерство. Мой внутренний голос подсказывает, что Кельно хочет публичной реабилитации больше, чем денег, и с достаточным основанием можно предположить, что в конце концов он готов ограничиться только вами. Если вы пойдете на принцип и проиграете в Англии дело, он возьмется за двадцать зарубежных издателей, перед которыми вам придется нести большую ответственность.
— То есть вы советуете мне пойти на мировую?
— Да.
— Отлично, — сказал Эйб. — Я бы хотел нанять вас в качестве своего адвоката.
Левин улыбнулся и кивнул.
— А теперь, поскольку вы мой адвокат, я вас увольняю, — сказал Эйб и покинул библиотеку.
6
Я не могу жить без своего мотоцикла. На могу жить без ветра, который бьет мне в лицо на скорости сто миль в час. Я не могу жить без своих детей. Бен — это человек без нервов. Поэтому он и стал отличным летчиком. Бен всегда спокоен, а Ванесса — воплощение нежности. Даже пребывание в израильской армии не заставило ее измениться..
Я люблю Лондон. Даже сейчас я чувствую исходящую от него теплоту. Я храню в памяти каждую улочку Мэйфера.
В моей следующей жизни я обязательно буду англичанином. Нет, я буду великим поэтом и драматургом из Уэльса. Я завоюю Лондон, и передо мной откроются все театры Вест-Энда. У меня будет обалденная квартира в Челси, где я возобновлю обычай отчаянных гулянок, на которых буду читать свои стихи и перепивать всех присутствующих.
Вот этого я и жду в своем новом перевоплощении, Господи. А в этой жизни, я, Абрахам Кэди, еврей, который пишет книги, — и присмотрись ко мне внимательней, Боже. Я слишком много пью. Я десятки миллионов раз прелюбодействовал. Я соблазнял чужих жен. А теперь серьезно, Господи, — неужели ты принимаешь меня за одного из братьев Христа? Тогда почему же так стараешься пригвоздить меня к одному из твоих проклятых крестов?
Почему меня?
Я был честен в своей профессии. Ты видел контракт, который я подписал, чтобы сделать эту чертову книгу? И неужели из-за того, что у меня на счете в банке завелось несколько долларов, меня стоит размазать по стенке?
Господи, как бы я хотел, чтобы тут были мои ребята. И еще я хотел бы быть валлийцем.
— Ладно, — сказал Эйб. — Сдаюсь. Где я?
— В моей квартире, — сказала женщина.
— Это Сохо или Челси?
— Ни то ни другое. Вест-Энд, Беркли-сквер.
— Потрясающе.
Сделав усилие, Эйб пришел в себя и, водрузив на глаз повязку, обвел взглядом окружающую его обстановку. Спальня была образцом богатства и хорошего вкуса. Женщина... ей было лет сорок пять, хорошо сохранившаяся, красивая, изнеженная. Густые темные волосы и большие карие глаза.
— Между нами что-нибудь было? То есть, я хочу сказать, не принимай это так близко к сердцу, но у меня все вылетело из головы, когда я перебрал.
— Ты вообще ни на что не был способен.
— Где ты подобрала меня?
— В «Бенгал-клубе». Ты сидел, забившись в угол. В первый раз в жизни я видела человека, который сидит, глядя на меня, и ничего не соображает. Поэтому я спросила у своего спутника, кто этот забавный человек с единственным, налитым кровью глазом, и он сказал — ну как же, это знаменитый писатель Абрахам Кэди, и тут уж просто нельзя было оставлять в таком положении Абрахама Кэди, который сидит в полной отключке, и его единственный глаз горит, как стоп-сигнал.
— Господи, ну и забавное ты существо.
— Откровенно говоря, кое-кто из наших общих друзей посоветовал мне позаботиться о тебе.
— Что за друзья? — с подозрением спросил Эйб.
— С Ту Палас Грин.
При упоминании адреса посольства Израиля Эйб посерьезнел. В своих поездках он всегда знал, как связаться с «друзьями», и «друзья» знали, как войти с ним в контакт. Но чаще всего эти встречи носили непрямой характер.
— Кто ты? — спросил Эйб.
— Сара Уайдмен.
— Леди Сара Уайдмен?
— Да.
— Вдова лорда Уайдмена — Лондонское отделение Друзей Еврейского университета, Друзей Техниона, Друзей института Вейцмана?
Она кивнула..
— Мне бы хотелось еще раз увидеть тебя — при более благоприятных обстоятельствах.
Она тепло и нежно улыбнулась ему.
— Чем бы тебе хотелось сейчас наполнить животик?
— Апельсиновым соком. Не меньше галлона.
— Ты найдешь полный ассортимент в ванной комнате для гостей.
— Неужто все это было приготовлено для моего приема?
— Никогда не знаешь, когда натолкнешься на писателя в разобранном состоянии.
Эйб окончательно пришел в себя. Ванная комната представляла собой образец совершенства, особенно для любовников. Мужчина мог найти в ней абсолютно все, что необходимо. Бритва, лосьон после бритья, новая зубная щетка, таблетки «алка зельцер», тальк, мягкий купальный халат, домашние туфли и дезодорант. Эйб стал возвращаться к жизни.
Леди Уайдмен отложила «Таймс», очки на тонкой золотой цепочке повисли на ее высокой груди. Она налила Эйбу стакан апельсинового сока.
— Так в чем дело, леди Сара?
— Наши друзья глубоко убеждены, что Кельно повинен во многих грязных деяниях, имевших место в Ядвиге. Они осведомились у меня, не могу ли я заняться этим делом. Я довольно активно участвую в делах Еврейского общества.
— Надо сказать, Сара, что и у меня возникла проблема.
— Да, я знаю о ней. Тебе что-то говорит имя Джейкоб Александер?
— Только то, что он довольно известный еврейский юрист в Лондоне.
— Он принимает большое участие в делах еврейской общины. И он очень заинтересован, чтобы ты тоже принял в них участие.
— Зачем? Евреи ищут нового мученика?
— Похоже, что появится интересное новое свидетельство.
«Бентли» леди Уайдмен обогнул Линкольн-инн-Филдз, одну из самых больших площадей в Европе. По ней разгуливали юные медицинские сестры из Королевского хирургического колледжа, используя полуденное время, чтобы размяться и покидать мяч, а врачи, заняв травяные корты, играли пара на пару. На парапете, опоясывавшем Сирл-стрит, еще были видны следы турникетов, которые преграждали путь коровам, желавшим попастись на лужайках Холборна.
Миновав Линкольн-инн, они проехали мимо Нью-Гейтуэй, направившись прямо к Большому Залу, в огромном парке которого почти никого не было видно.
Большая часть Линкольн-инна принадлежала стряпчим. Здесь были расположены их конторы. Юридическая фирма «Александер, Бернштейн и Фридман» занимала подвальное помещение, бельэтаж и первый этаж на Парк-сквер, 8. Помощник портье в высоком цилиндре взмахом руки отправил «бентли» леди Уайдмен на запасную парковку, и Эйб проследовал за ней через лабиринт кабинетиков, скрипучих полов, бесконечных кип бумаги, стен из книг, нескончаемых поворотов и подъемов, которые завершились наконец внушительной дверью с вывеской «Александер, Бернштейн и Фридман, присяжные поверенные.
Секретарша, молодая дама в мини-юбке по имени Шейла Лем, которая всем своим внешним видом опровергала эту фамилию, провела их через маленькую приемную, заполненную старыми номерами «Панча».
— Будьте любезны следовать за мной, — сказала она.
Встречая их, Джейкоб Александер встал иа-за стола — высокий стройный человек с густыми седыми волосами, внешностью своей напоминавший библейского пророка. Он тепло приветствовал Кэди, обратившись к нему низким мягким голосом мудрого раввина.
Выходя из комнаты, Шейла Лем закрыла за собой двери.
— Мы долго совещались между собой, — сказал Александер. — Немыслимо приносить извинение Адаму Кельно на открытом суде. В данной ситуации оно было бы воспринято как извинение перед нацистами за то, что они уничтожали нас в концлагерях.
— Но меня серьезно беспокоит это дело, — сказал Эйб. — Имеющиеся у нас шансы невелики. — Он привел мрачные предостережения Левина и его мнение о том, что может ждать Шоукросса.
— К сожалению, мистер Кэди, вы стали международным символом для евреев, а также для неевреев. Человек, написавший «Холокауст», берет на себя ответственность, которую он ни с кем не может, разделить.
— Я могу рассчитывать на какую-то поддержку? Александер пожал плечами.
— Может, да, а может, и нет.
— Я не могу позволить себе больших расходов.
— Как и мы, — сказал Александер. — Но когда мы займемся этим делом, я не сомневаюсь, что вы получите поддержку.
— А если решение будет вынесено не в нашу пользу?
— Тогда нас ждет банкротство.
— Я слишком часто слышу это слово. Я думаю, что вы требуете слишком много. В глубине души я и сам не уверен, что Кельно в самом деле виновен.
