Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона
У Перетти под плащом был фонарь, и судя по тому, как его покачивало, он был изрядно пьян. Он зажег еще несколько свечей, оглядел зал, пошатываясь, обошел все двери и тщательно запер каждую.
— Теперь мы в совершенной безопасности, — промолвил он тихо.
Незнакомец снял плащ — и во всем своем облачении взору предстал кардинал Фарнезе:
— Наконец-то мы ускользнули от ваших друзей, которые меня, к счастью, не узнали; и сейчас, когда мы совсем одни, я рассчитываю, что вы сдержите свое обещание.
— Присядьте, великое, ужасное преосвященство, — запинаясь вымолвил Перетти, — увы, я не способен долго стоять — так усердно и радушно вы меня угощали. Человек во всем должен придерживаться определенной меры.
Кардинал раздраженно оглянулся и сказал:
— Я всё же надеюсь, что вы еще помните свои слова.
— Тогда мне нужно набраться мужества, — продолжил Перетти, — ваше великодушие и всевластное преосвященство, и помочь вам, поскольку уже ничего нельзя изменить.
Он опустился на колено, взял руку старика и поцеловал ее с большой нежностью.
— Почему вы так напились? — одернул его Фарнезе.
— Напротив, — ответил молодой человек, — в данный момент я более трезв, чем там, в зале, когда мы сидели одни за великолепным сиракузским, там действительно, мой покровитель, я был пьян, потому что мой язык говорил то, о чем не знало мое сердце. Ах, господин! Высокочтимый священник и правитель, не правда ли, мы лжем слишком часто, вольно или невольно? Я лгал и сознательно, и бессознательно, я признавал свою ложь и всё же всем сердцем был на вашей стороне, и мне хотелось, чтобы эта ложь стала правдой.
— Я теряю терпение от вашей болтовни, — заявил кардинал. — Разве вы забыли, зачем затащили меня сюда?
— Конечно, нет, мой сиятельный патрон, — продолжил тот, — и поэтому я должен налить вам чистого вина, как говорится, в благодарность за то, что вы наливали мне наичистейшего.
— И что дальше?
— Ах, Небо, уже долгое время я не могу ни ночью, ни днем войти к моей Виттории. Спьяну я совсем забыл, что обещал провести вас в темноте к ней в комнатку, как будто бы это был я. Да, такой обмен довольно забавен и было б здорово, если бы он осуществился, но это представлялось возможным только сразу после моей свадьбы, а теперь дверь ее комнаты всегда заперта, и в ней всегда горит свет, а Виттория читает и сочиняет всю ночь напролет. Если же мы сломаем замок, произойдет ужасный скандал, так что весь дом поднимется на ноги и прибежит её страшная мать. И что тогда со мной, бедным, будет, вы можете себе представить?
— И что же теперь? — рассердился Фарнезе. — Она вас не хочет видеть уже много месяцев. После первых же дней брака она рассталась с вами. Она ненавидит вас. У себя дома вы бесправны. И всё это вы забыли в животном опьянении? Вы намеренно льстите мне, но я только потому был на вашей глупой пирушке, что рассчитывал попасть к ней в комнату переодетым и незамеченным покинуть ваш дом утром. А теперь?..
— Теперь я действительно вижу, — промолвил Перетти, — пословица «истина в вине» — абсолютно неверна. Но почему вы сердитесь? Из уважения к вам, из любви к вам я забросил такую хорошую женщину. Я чувствовал себя недостойным быть вашим соперником в любви, она же, прогнав меня от себя, сделала это так грубо. Не будем отчаиваться по этому поводу и придумаем лучший план.
— Я обещал вам свою защиту, — снова обратился к нему Фарнезе, — сами видите, что ваш престарелый дядя, не уважаемый никем, не имеет влияния и не может принести вам никакой пользы. Я позабочусь о вашей карьере, сделаю вас богатым, влиятельным, но я должен получить ее, эту гордячку, высмеивающую меня, или, клянусь, я вас уничтожу!
— Я отдаю ее в ваше распоряжение, — воскликнул Перетти, — потому, может быть, что ненавижу ее так же сильно, как вы любите. Все мы на вашей стороне, кроме жалкого Фламинио, который служит этому заносчивому Браччиано и всецело ему предан. Но аббат Оттавио — ваш, и я — ваш преданный слуга, а храбрый Марчелло пожертвует для вас своей кровью и жизнью.
— Марчелло? — удивленно воскликнул кардинал. — Вот бы никогда не поверил.
— Этот человек полностью в моих руках, — заявил Перетти. — Видите ли, почтеннейший, хоть этот бандит уже давно выслан, он частенько тайком пробирается в город, и тогда я прячу его у себя в маленьком домике в саду. Мы там уже о многом переговорили, и если вы ему хорошо заплатите, он отдаст за вас жизнь.
— Друг мой! — вскричал Фарнезе. — Берегитесь этого дерзкого человека! Что вас ждет, если стражники обнаружат его в вашем доме?
— Не беспокойтесь, — ответил Перетти, постепенно трезвея. — Мы оба крайне осторожны. Но вернемся к моему плану. Я считаю, он не может не удасться. Я договорился с семьей, что скоро мы все на несколько недель поедем в Тиволи и поживем там в небольшом доме, в семейном имении. Гордая Виттория отправится в карете, как всегда, одна с двумя горничными, я поеду следом вместе с матерью и устрою так, что наша карета сломается — мы сильно отстанем. На половине пути в открытом поле ваши переодетые люди или ваши горные друзья смогут легко похитить ее и увезти в один из ваших замков или к надежному другу. Даже в самом Тиволи ее легко выкрасть, когда она будет дома или на прогулке — она любит гулять одна. Оказавшись в вашей власти, ради своего же благополучия она скоро отдастся вам. Ведь в противном случае я буду угрожать ей судебным процессом, обвиняя в том, что она так коварно бросила меня, добровольно позволив увезти себя какому-то кастеляну, конюху или другому поклоннику. Потом же, если она без скандала останется у вас, примет ваши подарки, богатство и полностью доверится вам, я пообещаю ей, что буду молчать, и представлю всё так, будто она живет отдельно от меня с моего согласия.
— Дорогой друг, — промолвил теперь Фарнезе, — оказывается, вы гораздо умнее, чем я думал. Сообщите мне только, в какой день и в какое время состоится путешествие в Тиволи, и я больше не покажусь здесь, чтобы избежать любых подозрений. Давайте договоримся: она станет счастливой, богатой и знатной, а вас я так награжу, что вы будете удивлены моим великодушием, ибо моя страсть к ней бесконечна. А теперь проводите меня незаметно — скоро забрезжит утро.
Фарнезе закутался в плащ, а Перетти достал ключ от дома. Едва оба покинули зал, как Браччиано, слышавший каждое слово, осторожно выбрался из тесного кабинета, закрыл его за собой и крадучись последовал за ними. Зал был открыт, он тихо спустился по лестнице, следуя за отблесками их свечи. Две фигуры задержались у входа — Перетти отпирал замок ключом. Дверь медленно отворилась, и посетитель проскользнул в переулок. В тот же миг Браччиано, стоявший уже за спиной Перетти, задул его свечу, оттолкнул наглеца и выскочил на улицу, направившись в сторону, противоположную той, где в туманных сумерках скрылась закутанная в плащ фигура. Перетти не понял, что с ним произошло. Дрожа и почти не владея собой, он запер дверь и отправился в свои покои, где долго не мог прийти в себя от ужаса.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Перетти долго размышлял, кто же был тот незнакомец, который прятался в доме и так напугал его. Он подозревал многих, но не мог найти верного ответа. Одержимый страхом, он рассказал о случившемся Фарнезе, но сумятица в его душе лишь усилилась, когда тот принялся обвинять его, что такое возможно только в их доме.
— Как? — восклицал он. — Вы заманиваете меня тихой темной ночью в свой дом, я следую за вами в неподобающей моему положению одежде, ибо безгранично вам доверяю, а кто-то неведомый нас подслушивает. Может быть, это убийца. Он мог легко напасть на нас, невооруженных, и убить! Какая же посмертная слава пошла бы обо мне по свету? Подумайте, Перетти, как же мне не сердиться? Кругом враги! Даже вас я подозреваю в предательстве, в организации заговора против меня. Если вспомнить ваше странное поведение в тот вечер, то такое подозрение вполне обоснованно. Вы уговариваете меня переодеться и последовать за вами, чтобы сообщить мне важные известия и сделать какие-то предложения? В то время вы еще не были пьяны и, значит, помнили, что должны сообщить что-то важное. А теперь, оказывается, мы были на этом полуночном совещании не одни. Скажите сами, разве я не прав, считая вас предателем?
Перетти раскаялся, что так неосмотрительно проговорился, — вместо совета и помощи от своего покровителя он получил изрядную порцию упреков и обвинений. Теперь приходилось опасаться мести кардинала. Он извинялся, как мог, и пытался рассеять подозрения Фарнезе.
— Я поверю вам, — заявил старик, — а свою невиновность вы докажете тем, что еще на этой неделе состоится ваш отъезд в Тиволи. Я должен точно знать час и минуту отъезда. Я предупрежу своих людей и организую дело так, что ни малейшее подозрение не падет на меня. Позднее всё будет уже не важно. Если замысел удастся, то наше примирение будет полным и я верну вам свою дружбу и безграничное доверие. Если же я пойму, что вы неискренни и обманываете меня, что вы в заговоре с моими врагами, то месть моя будет страшна и длинная рука правосудия настигнет вас, не говоря уж о вашем дяде.
