Валентин Рыбин - Государи и кочевники
Дост-Мухаммед сидел в тронной зале, в низком, инкрустированном золотом и драгоценными камнями кресле. На нём были чалма и, как у других владык Востока, парчовый шитый золотыми нитями халат. Приближаясь к нему, поручик успел заметить, что у Дост-Мухаммеда слишком велик нос. Такого он не видел даже на Кавказе. Поручик опустился на одно колено, склонил голову и, получив разрешение встать, подал эмиру письмо Николая Первого. В нём говорилось, что податель сего уполномочен государем вести переговоры с его величеством эмиром Афганистана. Эмир снисходительно кивнул и, положив письмо, спросил:
— Что хочет от меня русский император?
Виткевич сразу, как ему предписывалось инструкцией, заговорил о торговле.
— Ваше величество, мануфактурная промышленность в России изо дня в день растёт и требует новых рынков сбыта. Без сомнения, она их найдёт в Туркмении, Хиве, Бухаре, и хотелось бы, чтобы российские товары в изобилии появились на рынках Афганистана…
— Цели твоего государя благородны, — заметил Дост-Мухаммед.
— Но дабы осуществить эти цели, — продолжал Виткевич, — требуется помощь самих восточных государей. — И добавил, что шах Персии являет положительный пример.
— Значит, персидский шах сжёг Гуриан, чтобы создать благо вам и мне? — Дост-Мухаммед иронически усмехнулся.
Виткевич уже слышал о взятии шахом Гуриана и охотно пояснил, что взятие этой крепости продиктовано обстоятельствами, но, в сущности, шах настроен миролюбиво, и подтверждение тому — визит русского посланника в Кабул. С этими словами поручик подал эмиру проект соглашения о мирной сдаче Герата.
— Что это? — спросил Дост-Мухаммед и принялся читать. По мере углубления в содержание текста он поднимал бровь, чуть заметно улыбался, но явно был весьма серьёзно заинтересован.
— Я пошлю своих людей к твоему государю, — сказал он. — Если русский император возьмёт меня под защиту и откроет путь в мою страну своим купцам, — моё сердце будет на стороне русских.
— Но, ваше величество, посылка людей в Санкт-Петербург займёт много времени. А ведь вы сами изволили заметить, что огонь войны не создаёт благ.
— Господин посланник, — строго произнёс Дост-Мухаммед. — Я подписался бы под этим договором. Но где гарантии твоего государя?
— Ваше величество, это дело ближайшего времени!
Через несколько дней Дост-Мухаммед вручил Виткевичу подписанный текст договора. Не задерживаясь, Виткевич двинулся под Герат, в лагерь персидского шаха.
Войска уже давно окружили крепость со всех сторон, заняв позиции в старых заброшенных сенгирях и ямах, служивших когда-то укрытием для врагов. Большие колёсные арбы скрипели на пыльных дорогах, подвозя боеприпасы и провиант. Вдоль всей линии дымили глиняные печи, с вделанными в них котлами. Изредка поднимался дым от пушечной пальбы. Обычно это происходило в те часы, когда на передовую выезжали Мухаммед-шах и его визирь Мирза Агаси. Завидев шахиншаха, артиллеристы бросались к пушкам и начинали обстрел гератской цитадели. Ядра взрывались возле высоких массивных стен, на полукружьях башен и во дворе крепости, но впечатление было такое, что гератская крепость не подвластна пушкам шаха. Мухаммед-шах смотрел на крепость в зрительную трубу, морщился и бранился, и повелевал войскам идти на штурм. Отчаянные беспорядочные атаки, сопровождаемые стрельбой и дикими воплями, вскоре захлёбывались. Мухаммед-шах, распалённый неудачей, кричал:
— Мы заставим их сдаться! Мы возьмём их голодной смертью! Приказываю перекрыть все дороги к Герату!
Но гератская цитадель сдаваться не собиралась…
Прибыв в расположение шахских войск, Виткевич отыскал штабс-капитана Бларамберга. Оба были искренне рады встрече. В походной палатке они присели на раскладные кровати возле мангала, выпили в честь свидания.
— Как успехи, Ян?
— Не сглазить бы, Иван Фёдорович, но подпись эмира Дост-Мухаммеда у меня есть.
Бларамберг смотрел на друга с грустным участием.
— Боюсь, что твой договор уже превратился в простую бумажку, — сказал он, помедлив. — Позавчера перед штурмом английский посол заявил шаху: если его величество предпримет ещё атаки на крепость, то он, Макнил, вынужден будет покинуть лагерь, ибо Великобритания разорвёт с Персией дипломатические отношения. Шах благодаря усилиям Симонича не внял предупреждению англичан, бросил войска на штурм, и вчера англичане уехали из лагеря.
— И что же шах?
— По-моему, он весьма напуган. А вообще-то надо ехать к Симоничу.
Они сели на лошадей и подались к горам, где, при ставке главного командования персидской армии, находился русский посол.
Очередной штурм крепости только закончился. Как и несколько проведённых ранее, он не дал результатов, и войска спешно отходили на прежние позиции. Из-под стен Герата в повозках и на лошадях везли раненых. Симонича друзья застали в позе великого французского полководца, проигравшего решающее сражение. Посол стоял возле палатки, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел на поле боя.
— Поздно, — сказал он угрюмо Виткевичу и только после того поздоровался. — Даже если ты, поручик, привёз мне подпись эмира. Шах второй день совещается со своим визирем — что ему делать дальше.
— Ну так надо подбодрить их: ещё не всё пропало! — воскликнул Виткевич. — Пойдите к ним, Иван Осипович…
— Шах не пускает к себе никого. Эта хитрая лиса, Агаси, давно уже заигрывает с англичанами и теперь вынуждает шаха снять осаду.
Высказав то, что его мучило, Симонич поинтересовался делами Виткевича. А узнав, чего он добился, опять сказал убеждённо:
— Поздно, господин поручик. Гератского правителя, Камрана, там, в крепости, поддерживают англичане. В частности, некто Поттингер, офицер. Да и сам он, я думаю, не дурак, чтобы после такой удачной обороны принять решение о сдаче. Миссия ваша закончена. Единственное, что вам предстоит, — отвезти подписанный кабульским эмиром текст государю императору. Нужен он ему или нет, но это — ваш долг…
Вечером Симонич попросил аудиенции у шаха. Министр иностранных дел Мирза Масуд ответил, что его величество расстроен и никого не принимает. Утром штурм не возобновился. Между сенгирями и стенами гератской крепости лежала тёплая весенняя тишина, слышалось, как посвистывают над равниной жаворонки.
Во второй половине дня в ставке произошёл переполох. Повыскакивав из палаток, все увидели английского подполковника Стотдарта и с ним десятка два англичан. Стотдарт живо соскочил с коня, расстегнул полевую сумку, извлёк свиток и направился было к шатру. Однако, поднятый с ковра любопытством, шах вышел наружу, и англичанину пришлось докладывать на глазах у всех, в том числе и русских.
— Ваше величество, получена депеша от её величества королевы Великобритании.
Стотдарт зачитал её:
— Её величество королева Великобритании Виктория вынуждена предупредить его величество государя Персии Мухаммед-шаха о том, что правительство её величества рассматривает поход против афганцев, осуществляемый армией в настоящее время, как акт враждебный по отношению к Британской Индии; и, следовательно, дружеские отношения, так счастливо существовавшие до сих пор между Великобританией и Персией, временно прерваны. Великобритания примет меры, которые она сочтёт необходимыми…
Мухаммед-шах слушал, поводя налитыми кровью глазами. Никогда и никто ещё не смел так с ним разговаривать. Шах готов был в любую секунду вспылить, но благоразумие удерживало его. Тяжело дыша, он слушал молча.
— Считаю своим долгом информировать ваше величество, — продолжал Стотдарт, — что полк английских войск и эскадра из пяти военных кораблей прибыли в Персидский залив, и на острове Карек уже высадились войска…
Мухаммед-шах не проронил ни слова. И только когда Стотдарт спросил, каков будет ответ, его величество прерывающимся голосом ответил:
— Мы сообщим вам…
Стотдарт поклонился и отошёл.
Ради сохранения престижа в глазах своих вельмож и войск шах пробыл под Гератом ещё несколько дней, но военных действий не возобновил. Затем отдал приказ об отводе войск. Батальоны Багадерана, Хассе, Шеккаки, Хоя, Тавриза, Казвина, Демавенда, Нишапура — около сорока тысяч сарбазов направились на запад, в пределы своей державы. Упавшая духом армия отходила, отбиваясь от беспрестанных налётов хивинцев, которые сопровождали её до самого Шахру-да, угоняя лошадей, скот, грабя походные склады и захватывая в плен зазевавшихся солдат.
МЯТИ-ТЕДЖЕНЕЦ
В то утро атрекцы, как обычно, в заливе у Чагылской косы ловили рыбу. Мужчин в селе почти не было. Только Махтумкули-сердар с Якши-Мамедом да их джигиты праздно сидели на ковре перед кибиткой, обсуждали житейские дела. Было о чём поговорить!
