Чалдоны - Горбунов Анатолий Константинович

Очнулся: внучка около хлопочет, гладит ладошечкой по бритой голове:

—

Горюшко мое, ты же со стульчика чуть не брякнулся. На, выпей морсика…

Надела на него фуражку и взабродку вытащили из воды упавшую удочку.

—

Довоевался, герой, — рассердился на себя Медведушка. — Однако пора домой собираться. — По лицу скользнула тень печали: вдруг родители устроили Лизавету в детский сад и вечером заберут к себе? Перед глазами свистокрылым стрижом промелькнуло счастливое лето, проведенное с внучкой на рыбалке. Доживет ли до следующего? Если доживет, обязательно привяжет Лизавете самый лучший крючочек. И, дружески глянув на маячивших недалечко китайцев, озорно подумал: «А мухобойка-то хоть и во сне, но пригодилась…»

Набежавший сиверок покачнул раскаленный зноем певучий колокол неба. Тревожный гул поплыл над синим морем и превратился вдали в сияющее облачко.

—

Парус, парус! — обрадовалась Лизавета, тыча пальчиком в сияющее облачко. — Белеет парус одинокий в тумане море голубом, что ищет он в стране далекой, что кинул он в краю родном… — Повернулась к Медведушке: — Деда, знаешь, кто ты? Парус одинокий! А я — твой ветер…

СНЕГИРИ

Рассказ

Живет Гоша на лесном кордоне, далеко-далеко от села. Отец — егерь: за диким зверьем присматривает. Мать по хозяйству хлопочет.

Нет у мальчонки ни братика, ни сестрицы, но ему все одно не скучно. Весной — ручейки отводил из ограды, за бурундуками наблюдал, летом — сено с отцом косил, хитрых гольянов в речке удил, осенью — шиповник и бруснику с матерью собирал, за поздними стрекозами гонялся, а вот зима пришла — лайку Найду, кота Ваську кормит, на салазках с горки катается и книжки с цветными картинками листает. Особенно ему нравится книжка, где алые-преалые яблочки нарисованы.

—

Мама, яблочки растут в тайге? — спросил однажды Гоша.

—

Что ты, сынок! Они в теплых краях наливаются, — ответила мать.

Не поверил. Если рябина в тайге есть, то и яблочки должны быть. Вот вырастет он большим-пребольшим и обязательно найдет их!

Катался раз Гоша с горки. Катался, катался — и вдруг встал, как вкопанный, глазенки выпучил: на голой березе два алых-преалых яблочка выросло?! Бросил салазки и кинулся к березе. Высоко висят, рукой не достать. Хотел было влезть на березу, не смог — ствол гладкий, за ветки даже с подпрыгом не ухватишься. Что делать? Может, по стволу постучать, яблочки и упадут? Так отец осенью шишки за огородом бил: ударит по кедру деревянным колотом-молотком, они градом сыплются на мох.

Нашел смекалистый Гоша палку-скалку, стук по березе — яблочки сорвались с ветки и полетели… в небо. Мальчонка от удивления рот разинул: вроде бы вниз яблочки должны упасть, а они вверх полетели?!

Пришел Гоша домой расстроенный.

Мать ласково спрашивает:

—

Что, Гошенька, такой печальный?

—

На березе два алых-преалых яблочка выросло, — отвечает. — Хотел их сбить палкой-скалкой, а они улетели в небо.

Улыбнулась мать, погладила сыночка по голове:

—

Не кручинься, Бог даст, новые нальются. Раздевайся, ешь да спать ложись. Утро вечера мудренее. Умаялся, поди-ка, с горки кататься?

Отец вернулся из тайги поздно. За горячим чаем мать рассказала ему про Гошино горе. Он рассмеялся и сказал:

—

Завтра в село за мукой поеду, если будут, куплю ему «снегирей»…

Ночью Гоше приснился сон. Вырос он большим-пребольшим, идет по тайге, а кругом алые яблочки на березах висят. Нарвал полные карманы, принес домой — мать и отца угостил, себя тоже не обидел. Родители едят яблочки и Гошу хвалят: дескать, герой — яблочек добыл…

Утром отец запряг Сивку-Бурку, бросил в сани охапку сена и поехал в далекое село. Гоша на запятках саней до ближнего мостика прокатился и домой побежал: лайка Найда на привязи сидит не кормлена, коту Ваське парного молочка в блюдце плеснуть надо… Пробегая мимо горки, глянул на знакомую березу, а под ней два алых-преалых яблочка с места на место перекатываются. Гоша — к ним. «Вот, — думает, — повезло!» Высоко, видно, вчера в небо улетели, если только сегодня утром обратно упали. Не успел сделать и несколько шагов, увидел пушистую лисичку. Крадется плутовка к березе, туда-сюда хвостом снег метет. Тоже захотелось отведать сладких яблочек! Гоше так весело и жарко стало, что он даже шапчонку с головы сдернул. Покатился его серебряный смех по волнистым сугробам. Лисичка вздрогнула и метнулась в чащу, а яблочки подпрыгнули в сияющее небо и растаяли.

Целый день мальчонка помогал матери. Лучины нащепал, дров по полешку натаскал в баню — мать каменку растопила. В обед щей похлебал, ограду подметать кинулся. Отец вернется, увидит, как чисто в ней, обрадуется и скажет: «Молодец! Толковый хозяин из тебя выйдет…» В заботах не заметил, как сумерки наступили. А тут и отец приехал.

В бане березовым веником попарился и за ужином выложил на стол два алых-преалых яблочка:

—

Получай своих «снегирей»! Еду, смотрю, по дороге катятся. Я и накрыл их тулупом.

—

Минутки не посидел, заботник, пока тебя не было, — похвалила мать Гошу. — Честно заработал гостинец!

—

Оно и видно, ограду-то подмел, куда с добром, — согласился отец.

Одно яблочко Гоша разделил на три равных доли: матери, отцу и себе. Второе — оставил на завтра.

—

Георгий, накрой «снегиря»-то решетом, улетит ведь… — серьезно посоветовал отец. — Или кот Васька слопает, вон облизывается…

Ночью Гоше не спалось, встал и проверил: под решетом ли «снегирь»? Кота Ваську не всякий случай взял себе под одеяло, тот и намурлыкал ему глубокий сон.

Когда Гоша проснулся, зимнее солнышко уже бросило горсть озорных зайчиков на матерые половицы горницы. Кот Васька, коварно мяукая, вертелся у стола, за которым, сидя друг перед другом, мать и отец уплетали блины.

—

Слава Богу, распахнул глаза, помощничек! — обрадовался отец, макая румяный блин в сметану. — Моченьки нет, устали тут без тебя с котом воевать.

—

Так и лезет к «снегирю» проказник, — поддакнула мать.

После завтрака Гоша отправился покататься с горки. Посмотрел на березу, а на ней опять два алых-преалых яблочка появилось! Подошел осторожно и стал рассматривать. Разглядел хвостики, клювики и даже глазки.

«Это же снегири!» — наконец-то догадался мальчонка.

— Мама! Папа! Снегири на березе выросли! — бросился вприпрыжку к избе.

Родители стояли на крылечке и лукаво улыбались бегущему навстречу умному-разумному сыночку.

ЛЕБЯЖЬЕ ПЕРЫШКО

Рассказ

Деревушка Боярова скорбно притихла, даже избы, кажется, сморщились от горя. Начался падеж скота. Нечем кормить. На березовых и талиновых прутьях, да на пихтовой лапке отощавший скот вряд ли дотянет до первых проталин. Конец апреля, а вокруг лежит снег. Неспроста осенясь лист на осинах начал краснеть и опадать с нижних веток.

Прошлое лето стояла несусветная засуха — травы и хлеба выгорели. Колхозники не токмо луга и лесные плешины, каждый кустик литовками обшоркали. Зимушку колхоз обманул благодаря пламенному уполномоченному из района. Нагрянул упырь еще в январе, насильно отполовинил на поветях небогато накошенного сена у беззащитных сельчан для колхозных симменталок, а почерневшему от заботушек председателю колхоза Григорию Красноштанову пригрозил: «Не сбережешь стадо — посажу!» Недавно умер Сталин — затаился крепостной народ, гадает шепотком: куда повернет страна?

Обнищавшая деревушка, плача кровавыми слезами, режет голодных коровенок, справляет поминки по мудрому вождю, объедается костлявой свежениной — чем добру пропадать, пусть лучше пузо лопнет…

Константин Бобряков, высокий и сухопарый чалдон средних лет, тоже крепко задумался. Уставился печально на сгорбленную, начавшую линять коровенку Ночку. Доела сегодня последний клок сена. Жалобно мычит, с укором пялится на поджарого хозяина огромными голубоватыми озерами, в которых отражаются чирикающие на голой черемухе воробьи. Ночка давно бы убежала в лес, нашла себе корм, да брюхо не дает. Вот-вот должна отелиться. Константин неделю назад зарезал лончака. Неужто и коровенку придется пускать под нож?