Владимир Бушин - Я всё ещё влюблён
— Не надо пророчествовать, — поднял руку Маркс. — Это опасное дело. На нем ломали себе головы не только помощники комиссаров. Начинайте-ка лучше.
Полицейские разошлись по комнатам и принялись обшаривать все закоулки. Это длилось около часа. Бумаги, рукописи, письма их почему-то не интересовали. Видимо, искали оружие. Ничего не найдя, полицейские обозлились.
Чиновник потребовал у Маркса паспорт. Повертев его в руках, он сказал:
— Ваш паспорт не в порядке.
— Чем? — почти равнодушно спросил Маркс.
— Мы знаем чем. — Тон ясно давал понять, что спорить бесполезно. — Я обязан арестовать вас и препроводить а полицейское управление.
Женни вздрогнула и крепко ухватила Карла, за рукав.
Маркс спокойно сказал:
— Я получил предписание в двадцать четыре часа выехать из Бельгии. Ваше намерение арестовать меня находится в противоречии с этим предписанием, вы лишаете меня возможности выполнить его своевременно.
— Предоставьте нам самим разбираться в противоречиях такого рода… Одевайтесь и следуйте с нами.
Делать было нечего. Маркс оделся, поцеловал встревоженных детей, жену, похлопал по плечу Ленхен, сказал:
— Не волнуйтесь. Они ничего не посмеют сделать. Завтра отпустят.
Несколько минут после того, как Карла увели, Женни была словно парализована происшедшим. Но Елена не дала ей долго цепенеть в бездействии. «Надо что-то немедленно делать!» — твердила она. Но что? К кому пойти? Первой мыслью было, конечно, бежать к Энгельсу.
— Нет, Энгельс тут не поможет, — возразила Елена. — Хотя они и выдали ему паспорт, но он такой же эмигрант, его самого вот-вот арестуют, если уже не арестовали.
Действительно, это бесполезно: к Энгельсу Женни, конечно, сходит потом, а сейчас… Вдруг ее осенило: надо бежать к Жотрану. Во-первых, он президент Демократической ассоциации, он может привлечь к аресту Карла внимание общественности. Во-вторых, он юрист, и, следовательно, у него можно получить толковый деловой совет.
Елена одобрила решение Женни, и та, наскоро одевшись, ушла.
Но вот в дверь опять постучали. Это вновь явился Жиго. По профессии архивариус, он был, несмотря на молодость — года на полтора моложе Маркса, — человеком очень аккуратным и даже педантичным. Можно представить себе его волнение, когда, придя домой, он обнаружил, что одного листка протокола, который он вел, нет. Сломя голову Жиго помчался обратно, к Марксам, надеясь, что листок выпал у него там, где проходило заседание. Действительно, листок был здесь — он лежал под стулом. Только схватив его и спрятав на груди, Жиго стал способен выслушать рассказ Елены. Узнав о происшедшем, он решил дождаться возвращения госпожи Маркс, чтобы в случае необходимости помочь ей.
Была уже глубокая ночь, когда Женни, уставшая и продрогшая от весенней сырости, возвращалась домой. В темноте она не заметила у подъезда полицейского и потому вздрогнула, когда рядом раздался голос:
— Госпожа Маркс?.. Госпожа Маркс, я послан из полицейского управления за вами… простите, точнее, к вам, — полицейский чуть поклонился.
— Что вам угодно?
— Я послан сказать, что если вы хотите видеть своего мужа, то можете это сделать немедленно.
— Да? Это правда? А где он? Почему его увели? — засыпала Женни полицейского вопросами.
— Все это вы можете узнать от него самого. Итак, вы идете со мной? — вытянувшись в струнку, он всем видом выражал готовность помочь бедной женщине.
— Да, да, разумеется, только я на минутку зайду к себе, посмотрю, спят ли дети… Я сейчас…
Спал только Эдгар. Девочки проснулись — в тревоге и страхе ждали мать, хотя, конечно, мало что понимали в происходящем.
— Госпожа Маркс, — сказал Жиго, застегивая пальто, — даже если вы будете против, я пойду вместе с вами. Этим канальям ни в чем нельзя доверять.
Поняв, что господин Жиго идет вместе с мамой, девочки немного успокоились. Поцеловав их, пожелав покойной ночи, Женни заторопилась — ведь там ждал Карл. У самой двери Елена протянула ей какой-то сверток.
— Что это?
— Пригодится.
— Боже, это передача? — Женни произнесла последнее слово трудно, врастяжку. — Неужели ты думаешь, что еще и завтра Карла не освободят?
— Я только думаю, что люди везде хотят есть. Бери. Ты-то еще никогда не встречалась с людьми, которых уводили полицейские, а мне приходилось. Всякое они рассказывали. — Елена устало свела брови, и по ее высокому молодому лбу пролегла чуть заметная тонкая морщина.
Женни судорожно обняла ее, взяла сверток и шагнула через порог.
Вежливый полицейский не возражал, что госпожу Маркс будет сопровождать господин Жиго. Напротив, он, кажется, был этому рад.
В управлении пришедших сразу препроводили к комиссару полиции.
— Господин комиссар, — радостно сказал вежливый полицейский, вводя в его кабинет обоих, — вы посылали меня за одной птичкой, а вот — сразу две. Надеюсь, мне это зачтется. — И он, как там, на улице, вытянулся в струнку.
Женни изумленно посмотрела на полицейского. Встретив ее взгляд с наглым спокойствием, полицейский вышел.
Комиссар сидел за столом. Пожилой, грузный человек с очень юркими, пронзительными глазами, которые казались чужими в его монументальном облике. Не предложив вошедшим сесть, мельком, но цепко оглядев их, он сначала обратился к Жиго:
— Кто вы такой, сударь?
— Филипп Шарль Жиго, архивариус.
— Бельгиец?
— Да.
— Что у вас, бельгийца, общего с заезжими смутьянами?
— Какими смутьянами? Карл Маркс — известный общественный деятель, ученый и публицист. Я близкий знакомый его семьи. Если позволите, я хотел бы сопровождать госпожу Маркс до конца.
— Что значит — до конца?
Вежливый Жиго несколько смешался:
— Ну, после свидания с мужем я намерен проводить ее домой. Ведь время уже очень позднее.
— Никого провожать вам не придется.
— Что вы хотите сказать?
— Вы кто такая? — чиновник перевел глазки на Женни, не удостаивая Жиго ответом.
Женни коробила грубость допроса, но она мысленно поклялась себе все стерпеть ради того, чтобы увидеть Карла.
— Вам известно, господин комиссар.
— Какое вам дело до того, что нам известно или неизвестно. Я спрашиваю, кто вы такая? — брезгливо поморщился чиновник.
Женни чувствовала, что она слегка ссутулилась от усталости, волнений или от тона комиссара. Она расправила плечи, подняла выше голову и спокойно, медленно, с легкой иронией в голосе проговорила:
— Иоганна Берта Юлия Женни Маркс, урожденная фон Вестфален, жена Карла Генриха Маркса, доктора философии.
— Как вы это докажете? Как докажете, что вы чья-то жена?
— Господин комиссар, — не стерпел Жиго, — я протестую против такого тона и таких вопросов. Перед вами женщина, перед вами жена европейски известного общественного деятеля, мать троих детей.
— Кто вас уполномочил протестовать? Не суйтесь, когда вас на спрашивают, иначе я вас выставлю вон.
— Успокойтесь, господин Жиго, — Женни дотронулась до его руки. — Брачного контракта, господин комиссар, у меня с собой, конечно, нет.
— А какие вообще у вас документы с собой?
— Никаких.
— Почему?
— А почему они должны быть со мной?
— Действительно, — опять возмутился Жиго, — кому в Бельгии когда-либо раньше приходило в голову спрашивать документы у женщины!
— Вы же знали, что идете в полицейское управление. Здесь все основано на документах, — чиновник даже не взглянул на Жиго. — Зачем вы ходили сегодня вечером к Жотрану?
— Я пошла к нему тотчас после того, как полицейские увели моего мужа…
— Не успел простыть след законного супруга, — перебил комиссар, ухмыляясь, — как вы, несмотря на позднее время, бросив возлюбленных чад своих…
Женни сделала шаг к столу, она бы подошла и непременно залепила наглецу пощечину, если бы Жиго не схватил ее крепко за руку, не остановил. Но с собой Жиго совладать не смог.
— Вы ответите за это! — крикнул он. — Мерзавец! — Было очень похоже, что вежливый архивариус произнес это слово впервые в жизни.
Комиссар поднял звонок и позвонил. Вошел дежурный полицейский. Начальник загадочно сказал:
— Этого горлопана — к господину Анри.
— Как вы смеете! Я буду жаловаться министру Госси! — продолжал негодовать Жиго, но полицейский вытолкал его из кабинета и закрыл дверь.
Некоторое время комиссар молчал. Потом предложил Женни сесть. Возможно, он понял ее намерение, когда она сделала шаг к столу, и теперь рассудил, что сидя она станет не так подвижна. Женни сесть отказалась. Тогда чиновник спросил:
— Где вы жили кроме нашего города?
— В Германии — в Зальцведеле, в Трире, Кренцнахе, Кельне, Франкфурте-на-Майне, — перечисляла Женни, — потом в Париже, в Брюсселе…
