Сономын Удвал - Великая судьба
— Ну-ка, сынок, скажи «а».
— А-а.
— Этот звук называется «а». С него начинается слово «ав» — «отец» и слово «ач» — «благо». Запомни гласные звуки: «а», «э», «и», «о», «у». Скажи еще раз: «а».
— А-а.
— На этой доске пишут бамбуковой палочкой. А когда научишься, будешь писать кисточкой на бумаге. Дай-ка мне сало! — обратился нойон к старухе. Та проворно подала тарелочку с салом. Нойон натер доску салом, взял горсть золы, посыпал на доску и отряхнул руки.
— Смотри, как я делаю, запоминай, учись.
Он тщательно вывел палочкой на доске первую букву алфавита.
— Срисуй эту букву и напиши две строки. Да не перепачкайся салом и золой.
— Хорошо, учитель.
— Уважай знание. Всему в мире есть предел, и только знание не имеет предела. Ну, а теперь ступай.
Максаржав, пятясь, удалился.
Занятия проходили каждый день, утром и вечером. Максаржав учился писать буквы «а», «э», «и», «о», «у», твердил слоги «ба», «бэ», «би», «бо», «бу». Когда у него получалось плохо, нойон сердился, бил его по рукам, бранился и выгонял из юрты.
— Пошел прочь, греховодник! Нет у тебя усердия в ученье, а это великий грех!
Или:
— Конечно, сытому не до ученья! Тебе бы только утробу свою набить!
Глаза у учителя в такие минуты горели недобрыми огоньками, и редкая бородка тряслась от негодования. Сиплый голос нойона, бубнящий: «ба», «бэ», «би», «бо», «бу», звучал в ушах мальчика даже в свободные часы. Часто он прерывал игру и, с изменившимся лицом, убегал из ставки князя куда-нибудь подальше.
Слова нойона: «Пусть приучается к работе, не следует его баловать» — развязали руки его жене. Госпожа то и дело давала Максаржаву поручения. И нойон тоже не отставал от жены.
— Уж больно много спит он у нас. Буди-ка его по утрам пораньше, — сказал он как-то старухе, с которой Максаржав жил в маленькой юрте.
И с тех пор она стала поднимать мальчика чуть свет, тем более что сама она, как все старые люди, спала мало. А гости, что посещали нойона, в один голос говорили, что Максаржаву очень повезло, что он должен молиться на учителя, который взялся его обучать.
* * *
В Великом Хурэ[Великий Хурэ — старое название монгольской столицы, ныне город Улан-Батор] у Га-гуна была обширная усадьба — в большом дворе стояли три глинобитных домика, средний из которых служил молельней. Иногда нойон проводил в молельне долгие часы, замаливая грехи. На лето он выезжал в худон[Худон — провинция, сельская местность.род Улан-Батор.], где ему приходилось заниматься делами хошунного управления. «Избавлюсь от интриг и от зависти людской — откажусь от должности управителя!» — повторял он часто. Га-нойон не раз просил об отставке, по в высших кругах отставки ему не давали. Шли годы, и все оставалось по-прежнему. Только больше стало теперь в степи китайских торговцев. Они повсюду настроили своих лавчонок и давали в долг нужные и ненужные товары, а все долги заносили в книги. А потом, глядишь, гонят на юг стада овец и коз, табуны коней, полученных от аратов[Арат — кочевник-скотовод.] в счет долга и долговых процентов. Пытался Га-нойон с этим бороться, даже ездил в столицу, но ничего не добился.
Ему всегда становилось не по себе, если он видел, как женщины, в том числе и его жена, направляются за покупками в китайскую лавку. «Повсюду толпы бродяг и попрошаек, гони не гони их — толку мало. А эти китайцы — сущие разбойники! Раньше, бывало, редко встречались, а теперь разбрелись по всей стране. И хитрые, бестии, все больше на имущество богатых и знатных семей зарятся. И не боятся ни суда, ни наказания бандзой[Бандза — палка, применявшаяся для наказания виновных.] или ремнем. Нет, лучше закрыть глаза и ничего не видеть, читать книги или заняться охотой».
Люди говорили, что у гуна Ганжуржава скота не меньше двух тумэнов[Тумэн — десять тысяч.]. Да и в сундуках хранится богатство немалое. В большой юрте по обе стороны от входа стоят большие, со спинками кровати, рядом шкафчики с четырьмя ящиками, на которых сверкают витые серебряные ручки. На пестром покрывале в три ряда стоят сундучки. А самое ценное спрятано в шкатулке с двойными стенками, что стоит под кроватью нойона. В хойморе [Хоймор — место для почетных гостей в юрте, напротив входа.] — позолоченный алтарь с бурханами[Бурхан — скульптурное изображение божества.]. Он понижается ступеньками, и последняя ступенька почти достигает центра юрты. В восточной части юрты стоит столик, перед ним — мягкое кресло с низкой спинкой, которое иногда покрывают тигровой шкурой. Это рабочее место нойона. Пришлось как-то нойону побывать за границей, в России, и он привез оттуда чугунную печку, подарок какого-то русского князя. Ганжуржав-гун с гордостью демонстрировал свое приобретение окрестным нойонам, и все в один голос признавали, что вряд ли найдется в здешних краях мастер, который сумел бы сделать такую отличную вещь. Привез он из России и необычный сосуд для приготовления чая — с трубой и топкой. Эту топку надо было раздувать с помощью сапога. Но кто же ставит на очаг сапог! «Никчемная вещь!» — решил нойон и отдал сосуд меднику, а тот сделал из него добрый, луженный изнутри кувшин для чая, из которого нойон угощает своих уважаемых гостей.
Когда Ганжуржав впадал в гнев, он кричал, что он всех сильнее и никто не сможет его одолеть. Когда же ему приходилось вершить суд, он всякий раз внушал виновному: «На все предопределение божье! За свой грех ты получишь сорок ударов бандзой. Такой уж жребий выпал тебе в прошлой жизни!» Или: «Ты беден, потому что такова воля божья. Зато в будущей жизни тебя ждет блаженство и счастье!»
Однажды Максаржава окликнул Того:
— Ма-гун, пойдешь со мной на речку купаться?
— Конечно, пойду, аха!
Плавно и величественно текут воды Селенги. На воде почти не видно ряби. У реки полно комаров, и конь стал мотать головой, дергая поводья. Вставший спозаранку, невыспавшийся и разомлевший на солнце мальчик задремал, сидя в седле, и свалился с лошади. Когда он ударился о землю, конь Того прянул в сторону.
— Вот это да! — засмеялся Того. — Нет, не похож ты на мужчину. Ну ладно, сейчас я тебя растормошу.
И он потряс мальчика за плечи. На берегу привязали коней в ивняке.
— Ну, Ма-гун, давай-ка сначала избавимся от грязи. А для этого надо добраться до середины реки.
— Я плавать не умею, аха! Купаюсь только у самого берега.
— Вот как? Ну все равно раздевайся! А теперь иди-ка сюда.
Мальчик подошел к Того.
— Это совсем нетрудно: двигай сразу руками и ногами, а тело расслабь — и поплывешь! Только воду изо рта выдувай да старайся продвигаться вперед. — С этими словами Того неожиданно подхватил мальчика под мышки и вместе с ним, подняв брызги, бросился в речку.
— Ого-го! Да ты как камень! — Он отпустил мальчика, и тот, расширив от ужаса глаза, сразу скрылся под водой.
— Аха! — только и успел крикнуть Максаржав, на мгновенье показавшись на поверхности, и снова ушел под воду. Но Того не дал ему захлебнуться, подхватил и потащил на мелкое место. Здесь он снова опустил мальчика в воду.
— Греби руками. По очереди. Ногами тоже двигай. Видел, как верблюдицы ходят? Вот так! Ну хватит, пора выходить.
Они немного полежали на берегу, потом Того снова учил мальчика плавать.
— Уметь плавать очень нужно, в жизни всегда пригодится. Помучаешься — обязательно научишься.
А Максаржав, натягивая одежду, думал: «Ничего, вот вырасту большой — во всем превзойду Того. Обязательно превзойду! То-то он удивится!»
— А теперь давай-ка подъедем к табуну, посмотрим, как там дела.
Когда они были уже возле пастбища, Того с удивлением спросил, оглядевшись по сторонам:
— А где же Дагдан со своим семейством? Что-то их не видать.
— Да. Здесь никого нет. А вон там, на западе, что-то виднеется. Может, поедем туда?
Ехать пришлось довольно долго. Наконец Максаржав уверенно проговорил:
— Это они, аха!
— Молодец! Тебе бы табунщиком быть, глаз у тебя острый, — сказал Того. — И голова крепкая, хоть камень дроби, — добавил он и рассмеялся. — Мою науку ты осваиваешь быстрее, чем ученье нойона. Хороший ты парень, Максаржав. Если и дальше так пойдет — человеком станешь. Плохо вот только, что плавать не умеешь. Но я тебя все-таки научу! Как говорится, взялся за дело — доведи до конца. Пусть ты голоден, пусть болен, но, пока жив, делай полезные дела, сколько сил хватит...
* * *
«Никогда не бывало, чтоб нойон терпел убытки от поездки в столицу. Всегда от этих поездок ему какая-нибудь прибыль. Да и гордости от этого у него каждый раз прибавляется». Так думала старая хатан и возражать против поездки мужа не осмелилась.
В последнее время все чаще стали поговаривать о скором отъезде нойона. У слуг прибавилось работы, а умельцы-ремесленники трудились день и ночь, не разгибая спины. Все знали, что в столице, на подворье Га-гуна, живет Гунчинхорло — младшая жена нойона, как заглазно ее называли. Говорили, будто нойон не хочет, чтобы она поселилась у него в ставке. Гунчинхорло князь взял из бедной семьи, что кочевала в долине реки Тэрхийн-гол, и была она, как рассказывали, молода и очень хороша собой.
