Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка
Действующие лица, или dramatis personae, следующие: Лючетта, красивая и многогрешная двадцатидвухлетняя жена синьора Винченцо, сам синьор Винченцо, пятидесятидвухлетний, холеный, краснолицый владелец большого палаццо на площади, с видом на ратушу, Джулио, двадцатитрехлетний студент нашего университета, чернобровый и, как я уже вам сказал, предприимчивый племянник мой. Насчет Джанино и его приключений я за эти годы столько уже раз писал вам, что представлять его теперь нет надобности.
Лючетта — как все наши молодые женщины. У нее сразу начинают глаза гореть, как только она увидит хорошо сложенного мужчину. Главная ее забота заключается в том, чтобы все за ней ухаживали. Я уверен, что окажись она на пустынном острове, так и тут старалась бы соблазнять хоть попугаев. Лючетта влюбилась в моего Джанино. Лучше сказать, она до тех пор его обхаживала, пока Джанино не влюбился в нее. Но она над его детской любовью ласково подшучивала, говорила, что у него самые упоительные глаза на свете и губки такие хорошенькие, как ее золотая рыбка. Не понимаю, что с моим Пульчетто сделалось? Столько лет держаться и вдруг попасть в сети к такой недостойной женщине.
Лючетта играла с ним, а он относился к ней серьезно. Уж такое у этих северян свойство. Поняв наконец, в чем дело, мой умный, мой гордый, мой мужественный и воинственный Пульчетто заплакал, стал ходить в церковь, напился пьян и тому подобное, — все, что делают самые заурядные мужчины в его возрасте. А пока он так горевал, в сердце и в постель к госпоже Лючетте втерся племянник мой Джулио. Джулио не пробовал свистать птицам небесным, не играл госпоже Лючетте печально на лютне, не выражал ей излишних восторгов, но мужественно ухаживал за ней, мало заботясь о том, что он не единственный, кому она дарит свою благосклонность. Госпожа Лючетта была довольна, и Джулио тоже. Я смотрел на все это. Что мог я сделать, если ни Лючетта, ни Джулио не ходят ко мне на исповедь?
И представьте себе, что этот самый Джулио, по моему почину, знакомится с Джанино, и это знакомство скоро переходит в дружбу до гробовой доски. Джулио всюду говорит о Пульчетто с восхищением, знает во всех подробностях его жизнь. Мало-помалу Джулио начинает любить Прагу больше, чем Падую, и уже толкует о двухбашенном храме[88] на пражской площади, в котором проповедует еретический архиепископ. Говорят, будто этот священнослужитель превосходит красноречием папских легатов, полон честолюбия и отличается мудрой осмотрительностью. Кроме того, Джулио получил от Джанино разные сведения о теперешнем правителе чешской земли, синьоре Джирзико, или Джорджо, родом, как и Пульчетто, из мелкопоместной среды. Этот Джирзико — человек сильный, которого хоть сейчас ставь одним из правителей у нас. Говорят, он не высок, но коренаст, цвет лица имеет светлый, глаза живые, манеры приятные. Если б только характер полегче: не хватался бы за такие сомнительные документы, как эти их компактаты!
Вот видите: начал я с заигрываний прекрасной госпожи Лючетты, а перешел на компактаты. Это влияние моего Палечка. Но Джулио до того сдружился с Пульчетто и стал так восхищаться его Прагой, что я как-то раз спросил его, не хочет ли он вступить в доминиканский орден и отправиться на службу к папскому легату в стране Палечка. Иначе там в церкви порядка не будет, и легаты будут меняться без конца.
Но племянник мой Джулио о доминиканстве мало думал, а ходил на свидания к госпоже Лючетте, когда синьор Винченцо сидел в совете. Сидел в совете, сидел с друзьями за первой, второй и следующими чашами вина, возвращался домой поздно, что само собой отнюдь не содействовало его супружескому счастью. Особенно в наше время, как мы подробнейшим образом выяснили во введении.
Джулио, как я, кажется, уже отмечал, по характеру своему человек вполне современный. Не могу сказать, чтоб он был так же испорчен, как иные. Но в отношениях с Лючеттой он вел себя очень хитро и осторожно.
Мне известно, что он встречался с ней и днем и ночью, но об этом никто не догадывался. Главное, не знал об этом толстяк Винченцо. Но черт не дремлет, и вот Винченцо стал ревновать. Случилось так, что он однажды увидел, как Джулио выходит из его дома. По счастью, это было в сумерках апрельского дня. Но Винченцо пришел в такое неистовство, что сбежался весь город. Пирожник Бенедетто еще на другое утро покатывался со смеху. Однако смешного тут было мало. Винченцо… Я не буду говорить, какое именно положение занимает он у нас в городе, но он обладает великим могуществом и почти безграничной властью, и если не хочет сделать что-нибудь открыто, так имеет возможность осуществить это тайно, и притом такое, от чего Джулио не поздоровится. Он объявил, что если увидит Джулио еще раз ближе, чем на сто шагов от своего дома, то вырвет ему язык из гортани, выколет глаза, сожрет его печень и т. п.
Джулио делал вид, что смеется, но на самом деле струсил. И обратился к Палечку. Рассказал ему о своей любви к Лючетте. Милый Палечек слушал и молчал. В прекрасных глазах его была глубокая печаль, но Джулио, думавший только о себе и своем наслаждении, в глаза ему не взглянул. Ведь Палечек, как вы уже знаете, любил Лючетту, но эта бесстыжая смеялась над ним, а главное, сердилась на него за то, что он относится к этой любви так серьезно. Палечек ничем не обнаружил, какую боль причиняет ему слишком ясное и подробное признание моего трусливого племянника. И вы представьте себе, Джулио стал просить Джанино, чтобы тот ходил с ним на свидания, когда они будут происходить в доме Винченцо, — иными словами, чтобы Джанино, бедняга, караулил, пока он, Джулио, будет предаваться любовным восторгам с дамой, которую тот сам любил и которого она отвергла.
И знаете, милый друг? Палечек согласился.
Непостижимый характер! И это-то было причиной его отъезда из Италии.
— Раз меня просит друг, я пойду, сяду на балконе и буду смотреть, не показался ли на улице Винченцо. Буду вас охранять, — ответил Палечек.
«Bohemi pacta servant»[89], — так говорят у нас.
Джулио в восхищении обнял Джанино, и так у них и пошло. Палечек терпеливо сидел на балконе, бренчал на лютне, напевал себе под нос какие-то непонятные чужеземные песни, а Джулио в это время развлекался с госпожой Лючеттой. Джанино от этого похудел, помрачнел, так что я даже как-то раз спросил его, не болен ли он. Палечек ответил, что чувствует себя прекрасно, но тоскует по родине.
Что новые обязанности не доставляли Пульчетто радости, вы поймете, если вспомните свою молодость. Но к обещанию своему он относился серьезно. Мне кажется, что, помимо того, этот удивительный юноша чувствовал большую ответственность за Лючетту, в которой, как рыцарь, видел даму своего сердца, несмотря на то что был ею отвергнут.
И вот однажды, как раз десять дней тому назад, майская ночь была слишком упоительна, — притом как для синьора Винченцо, сидевшего с друзьями за бутылкой вина и золотыми фазанами, так и для Джулио с Лючеттой, решивших, видимо, дотянуть до первых жаворонков. А милый мой Джанино сидит на балконе и борется с дремотой, Ему уже давно хочется спать, у него тяжело на сердце, и он немножко сердится на Джулио и Лючетту. Но сидит, потому что обещал и, кроме того, боится, как бы Винченцо не обидел Джулио, а главное — Лючетту… Сидит — уже над морем небо посерело — и вдруг видит на площади, только что безлюдной, толпу вооруженных людей, быстрыми шагами приближающихся прямо к Винченцеву дому. И во главе их — сам Винченцо, подвижной на своих коротких ножках, с указательным пальцем, предостерегающе приложенным к губам… И вот отряд у дверей!
Палечек кинулся в залу, вышиб дверь спальной, где Джулио с Лючеттой спали блаженным сном, как Селена с Эндимионом, и стал их будить:
— Винченцо, Винченцо у дверей, с вооруженной стражей!
Лючетта спросонья хотела закричать. Джулио бросился наутек. Но Палечек крикнул:
— Ты не выйдешь! Дом оцеплен!
— Что же делать? Господи боже! Что с ним будет? Он меня убьет! И тебя, Джулио! — прошептала Лючетта.
Палечек схватил Джулио за шею, открыл стоявший в Лючеттиной спальне сундук, впихнул туда милого Джулио головой вниз и захлопнул крышку. Потом предложил Лючетте немножко одеться и опять лечь в постель. А сам пошел на балкон и стал играть на лютне.
Тут дверь открылась, в залу ворвался Винченцо и загремел:
— Лючетта, Лючетта, где ты? Я знаю где. Ты спишь с Джулио! Я его убью и тебя тоже! Лючетта, Лючетта!
Лючетта вылезла из постели.
— Где Джулио? — не унимался Винченцо. — Лючетта, подай мне Джулио!
Он осмотрел все помещение. Джулио ни следа.
— А! — взревел он, услыхав звуки лютни, и ринулся на балкон. — Вот вы где!
Но на балконе сидел и играл на лютне Джанино. На голове — ласточки, на плечах — воробьи, на носках туфель — пара хорошеньких зябликов.
— Кто это? — в изумлении промолвил Винченцо.
