Андрей Венков - Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова
Чистку коней сам проверял. Своих, донских, и отбитых, горских, долго рассматривал, приказывал по кругу гонять. Казакам вдалбливал:
— Коня своего люби. Мало, что он денег стоит. Конь — друг, конь тебе жизнь спасает.
Вроде бы с упреждением, специально для набегов подобрал себе Бакланов белого коня, чтоб свои его в темноте сразу же различали. Всегда так было. Когда в ночь казаки в набег шли, первого пускали на белой лошади и на спину белый башлык ему закидывали, чтоб самим в темноте не отстать, не потеряться. Коня такого нашел Яков Петрович в Люблинском полку еще в 1845 году. Конь крупный и в холке непривычно высокий. Когда покупал, весь полк приценивался и советы давал. Смотрели с любопытством. На Низу нет таких высоких коней, и масть белая редко встречается. Решили, что с верховий откуда-то лошадь, так и назвали «Верховской». И Бакланов не спорил.
В иррегулярной кавалерии командира полка во многом сам себе начальник. Помня службу в Учебном полку, Бакланов пошел на нарушение штатного расписания, сформировал особую, учебную 7-ю сотню, держал при себе в Куринском, постоянно муштровал и сделал лучшей в полку № 20. Из нее брал он инструкторов для других сотен, а в бою 7-я либо возглавляла атаку, либо ждала в резерве минуту для завершающего удара.
Наконец, в каждой сотне один взвод, оснащенный шанцевым инструментом, натаскивался по саперному делу. Сам купил инструменты.
Командирам сотен и офицерам объяснял: «О храбрости казака не надо заботиться, потому что донскому казаку нельзя не быть храбрым; но надо чтобы этот казак смыслил что-нибудь и больше храбрости». А казакам говорил:
— Вы, ребята, ничего не бойтесь. Если что — читайте «Живые помощи».
Псалом такой был: «Живый в помощи Вышнего, в крове Бога небесного водворится». Сам Бакланов в детстве учил его наизусть, нараспев сливая слова и не вдумываясь в смысл. Главными считал получавшиеся два первых слова — «живые» и «помощь».
Помимо строевой подготовки и джигитовки, постоянно объяснял казакам, в головы вдалбливал:
— Чтоб с тобой не случилось, нельзя покидать ряды. Если совсем плохо будет, станичники помогут. Легко раненые остаются в строю. Если потерял лошадь, бейся пешком, пока не отобьешь у неприятеля. Покажи врагам, что думка твоя не о жизни, а о славе и чести донского казака. Запомните, честь дороже жизни. Кто забудет — голову оторву.
Постоянные учения, постоянная гонка, постоянные стрельбы. На шорох учил стрелять…
— Ты что думаешь? Он тебе покажется? Не-ет, брат, ты его должен издали угадать, по шороху…
Все это, однако, было для Бакланова подготовкой к настоящему учению, которым он признавал только бой. На Линии после Даргинской экспедиции держалось затишье, и Бакланов со своими казаками рыскал в поисках противника, благо леса он не боялся, с детства к нему привык. В разъездах, в разведках обучал:
— Если ты верхом, то в лесу не заблудишься. Мы ж коней не зря в Куринском овсом кормим. Кони все запоминают. Если видишь, что заблудился, брось поводья, лошадь сама вернется туда, где ее овсом кормили. Так что об этом не думай. Ты главное лес изучай. Все заметь, ничего не моги проглядеть, а тебя чтоб никто не видел.
Разведка… Глаза и уши… Обучая казаков, Бакланов никогда не забывал об агентурной разведке.
Много чеченцев к русским выходит. Бегут с гор те, кто украл у своих, адат нарушил, кровники. Просто любопытные приходят. Есть из кого вербовать. На свой аул они, конечно, не поведут, а на чужой, на соседский…
Начальник штаба Кавказского корпуса Филипсон самонадеянно писал, что лазутчиков русские имели во всех сословиях — от князя до пастуха. Кордонным начальникам безотчетно выдавались экстраординарные суммы на агентуру. Щедрая плата лазутчикам «производила разрушительное действие на нравственность этого дикого народа и могла бы окончательно его развратить, если бы значительная часть этой суммы самовольно не отклонялась от своего назначения».
Бакланов же, как мы знаем, казенных денег никогда не присваивал, и экстраординарных сумм для подкупа лазутчиков ему вполне хватало.
У Бакланова таких агентов было двое. Первый — Ибрагим, из конвоя Шамиля, жил в ауле Ведено, сам он появлялся редко и передавал информацию через верных людей.
Второго баклановского агента звали Али-Бей, он был родом из Большой Чечни, из мичиковского аула Гурдали-Юрт.
Почему они работали на Бакланова? Из-за денег. Они так же продолжали ненавидеть русских, и, передав сведения, некоторые из них на другой день выезжали на перестрелки, тщательно целились и метко стреляли. Возможно, были у них какие-то счеты со своими наибами, возможно, были претензии к самому Шамилю…
Такая агентура стоила не дешево, но здесь окупали себя любые траты. Информация, сообщаемая агентами Бакланову, бывала бесценна и спасла немало казачьих жизней.
Конечно же, лазутчики рисковали. Чеченцы изменников или их родственников пытали. В Автурах брата изменника положили под доски и уселись на них. Так сидели, пока он не умер. Прямо как монголы на русских князьях после сражения на Калке.
В Герменчуке отцу лазутчика выкололи глаза…
Ничего не могло остановить человеческую алчность. Рисковали дети гор ради червонцев и глупо рисковали. Деньги, заработанные за предательство, или тратились на покупку оружия у армян, или шли на покупку украшений на это оружие, или просто зарывались в землю до лучших времен, чтоб соседи, которые все видят и все знают, не заподозрили в связях с русскими.
Бакланов агентов подробнейше расспрашивал. Говорили обычно на кумыкском наречии, считавшемся на Кавказе языком международного общения.
— А Шамиль сам какой?
Шамиля донские казаки видели близко еще в 1837 году, когда в конвое генерала Клюки-фон-Клюгенау ездили к нему на переговоры, и описали всем своим Шамиля подробно. Но Бакланов не уставал о нем расспрашивать, а лазутчики охотно отвечали:
— Э, Шамиль!.. Шамиль с шести лет Коран читал. В цель с первого выстрела попадает. Аварцы его мать просили: «Пойди с нашими стариками. Пусть разрешит сдаваться, а то мы все погибнем». Она пошла. Он говорит: «Кто просит?». Она говорит: «Я тебя прошу». Он говорит: «Кто такое дело просит, тому надо сто плетей бить». Били ее пять раз. Он говорит: «Больше не надо ее бить. Это мая мать. Я сам лягу». И его били 95 плетей…
— А воюет зачем?
— Нельзя по-другому. Шамиль говорит: «Рай есть под тенью шашки, убитый в войне против неверных есть живой и будет он жить в раю, а кто будет бежать — тот есть ничтожный человек, и будущая его жизнь есть ад».
— Довольны ваши Шамилем?
— Нет, не довольны.
— Что так?
— Мурзадеков содержат, мюридов содержат. Весь Дагестан кормят. У кумыков и на Тереке я за рубль пять саб муки продам, а наибы за рубль 12 саб муки забирают. Тавлинцев по аулам поставили, кормить их заставляют. Э-э… Пусть в набег идут, сами себя кормят…
— Отложились бы…
— Куда?
— Замирились бы…
Лица лазутчиков каменели. Ненависть к русским перевешивала недовольство Шамилем. Отвечали по-тюркски:
— Сормагъан — сиз, айтмагъан — биз (Вы не спрашивали, мы не говорили).
— А где сейчас Шамиль?
— В Ведено. Скоро в Шали будет.
— На нас пойдет?
— Нет… Не думаю…
— Ты узнай, куда он собирается идти.
Глава 13. Первые победы и первые потери
Весной чеченцы оживились и погромили на плоскости аул Алхан-Юрт.
Партии их бесстрашно разъезжали по плоскости, и 5 апреля казаки во главе с самим Баклановым вели с ними перестрелку при следовании из Куринского в Амир-Аджи-Юрт. Казаки держались уверенно. Двоих Бакланов после к чину урядника представил — Василия Андреева с Белой Калитвы и Александра Маркова из Верхнее-Новочеркасской. Чеченцы особо не наседали, но и не убегали, ходили следом, как привязанные.
— Что-то задумали. Отвлекают… — сказал Бакланов сотенным командирам после стычки.
Действительно, 12 апреля командующий Левым флангом генерал Фрейтаг получил сведения, что Шамиль со всем войском прибыл в Шали, а оттуда выступил в сторону Военно-Грузинской дороги. Все пешие и худоконные двинулись под Владикавказ, а сам Шамиль с 5 тысячами лучшей конницы и 3 орудиями направился в Малую Кабарду. Из Воздвиженского и Урус-Мартана сообщили, что полчища чеченцев и лезгин прошли под стенами укреплений и устремились на запад.
Фрейтаг попытался движение имама перехватить, но потерял Шамиля из виду. Обнаружился Шамиль лишь 16 апреля в Кабарде.
Выяснилось потом, что человек десять кабардинских князей и уэрков звали Шамиля в Кабарду и обещали общее восстание против русских. Никакого восстания на самом деле не получилось. Ни кабардинцы, ни абадзехи, к которым Шамиль тоже посылал своих людей, имама не поддержали. Примкнули к нему 37 человек из кабардинской знати.
