Андрей Венков - Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова
Для Бакланова, как для кордонного начальника, каждый день — новости. То отогнали коней и быков, то подстрелили казака на пикете, зарезали старика на пчельнике или захватили ребятишек, без спросу убежавших в виноградники.
Донцов на Кавказе и за Кавказом, если считать с прибывшим № 20, единовременно стояло 19 полков. В Беломечетской — полк Баталкина № 1 из низовцев, в Лабинской — № 16, там же, на Лабинской линии, в укреплении Новодонском — полк Ягодина № 14 и рядом в станице Вознесенской — № 27; в селении Отказном на Кубани — полк № 26, в Ессентуках полк № 29 из хоперцев, на Военно-Грузинской дороге в станице Александровской полк Хохлачева № 11 (сам Хохлачев из Гугнинской станицы, земляк), в укреплении Константиновском Владикавказского округа — полк № 19, в урочище Чебуретчай полк № 53 с Верхнего Дона, в Кизляре — полк № 13, в Темир-Хан-Шуре — № 28…
* * *Автор просит прощения у любознательного читателя, но не может не сделать небольшого отступления.
В полку № 28, в забытой Богом знойной Темир-Хан-Шуре, служили его предки и предки его ближайших родственников, казаки Вёшенской станицы Андрей Егорович Ломакин, Сидор Казмич Зубков, Тимофей Тереньевич Борщев, Лев Казмич Афонин. Первый ушел на службу в 40-летнем возрасте, остальные трое в 23 года. Помимо Темир-Хан-Шуры побывали казаки в Закаталах, в Белокане, в Кара-Агаче, в Лезгинском отряде.
А в Вёшенской станице центр и «края» с давних пор и до настоящего времени (старики знают) носят названия «Пекин», «Шуры» и «Кавказ»…
* * *За горами, в Ленкорани, в Шемахе, в Сальянах охранял границу полк № 33. Там же рядом, под Эриванью — полк № 12, а в Александрополе — полк № 5. В Грузинско-Имеретинской губернии — полки № 21 и 31. Там же в урочище Азан-Цхаро — полк Жирова № 8. В Кутаиси — полк № 48. Походный атаман Хрещатицкий сидит в Тифлисе.
И донцы до недавнего времени на Кавказе не блистали — в особенности, сравнительно с линейцами, которые были здешними уроженцами. С Дона полки приходили наполовину составленные из молодых казаков первого года службы. Жаловались, что приходят казаки на плохих лошадях, скверно вооруженные и еще хуже обученные — редко кто может стрелять на карьере. Горцы презрительно звали донскую конницу «камышом» за длинные пики, столь же мало опасные для них, как обычный речной тростник. Дух упал. Подчинили казаков Департаменту военных поселений, стали шпицрутенами пороть. И командиры полков были соответственные — жаловались в станицах возвращавшиеся со службы казаки, что командир их кроме сургуча ничего не нюхал, а ему сразу — сотню, а то и полк. Брали их зачастую из гражданской части Войсковой канцелярии, они же «брались за полки только в чаянье негласных выгод».
Был случай, дали донской команде приказ — в атаку, а командир не ведет — у него в отряде все семейные, нельзя их вести на убой…
Пожалел. А они ему после службы на распускном пункте с экипажа колеса поснимали.
Докладывали Бакланову разведчики:
— Не ценят нас, не уважают. Нам говорили, что по-татарски здесь в горах казак — последний человек. Вроде байгушей. У карачаевцев так пастухов-одиночек называют.
И все же уроки службы не проходили впустую. За сражение при Гилли 3 июня 1844 года, в котором отряд генерала Пассека искрошил горцев, Донской № 38 полк получил в награду Георгиевские знамена. Да и ушедший недавно на Дон полк № 52 на Кавказе отличался неплохо. За бой под Внезапной 23 апреля 1844 года четыре казака получили «Георгиевские кресты», есаул Стехин заслужил чин войскового старшины, а есаул Семилетов — Высочайшее благоволение. Есаул того же полка Краснянский за бой 12 апреля 1845 года при Ума-Хан-Юрте был награжден орденом «Святой Анны» 3 степени.
Но донцы обучались воевать, когда подходило время возвращаться домой, и уносили с собою всю свою дорого нажитую опытность, уступая место новой партии «камыша».
К тому же, на Кавказе донские полки действовали далеко не в полном составе. «Каждый адъютант, и вообще штабной офицер, — пишет историк Кавказской войны, — каждый прикомандированный гвардеец, даже полицейский пристав, провиантский и интендантский чиновник, мало того, каждый туземец армянин — служил ли он переводчиком или был простым маркитантом, — непременно выпрашивал и получал казаков, которые и назначались к ним под видом драбантов, вестовых и конвойных.
Остальные казаки разбрасывались прямо по отдельным постам и укреплениям, где попадали под начальство чужих офицеров, мало интересовавшихся их нуждами. Таким образом, на глазах у всех исчезала и падала боевая казацкая сила; сотни, превращавшиеся во взводы, теряли свою самостоятельность, а вместе с нею утрачивали всякую энергию полковые и сотенные начальники; казаки же, предоставленные самим себе, гибли в одиночных боях под ударами горцев, десятками шли в лазареты или исчезали в госпиталях, где часто пропадали бесследно, так что полки возвращались на Дон иногда в двух- и много-много в трехсотенном составе».
Взять полк № 26. За 1846 год отчитался командир полка подполковник Кумсков: стоит полк в укреплении Воздвиженском, в полку 17 георгиевских кавалеров. Побег из полка за год — 1. Смертность: от обыкновенных причин — 6, от ран — 3, «самопроизвольно» — 20, убито — 16. Общая убыль за все время 94 казака, 2 младших урядника[32]. А полк на Линии стоял с декабря 1843 по 20 октября 1847.
По линейным казачьим станицам донские полки стояли более-менее компактно, и на Лабинской линии их в кулаке держали, в полках на лицо по 650–700 всадников. А те, что служили поближе к начальству, раздергивались. В полку № 28 в Темир-Хан-Шуре по списку казаков 558, на лицо 344. В полку № 31 в Грузии казаков по списку 602, на лицо 205, в командировках 381. Полк № 19 не успел прийти под Владикавказ, как сразу в командировки растянули 365 человек, на лицо в полку остался 441[33].
Донец — степняк, горные теснины и леса место для него непривычное, климат чужой. Противостояли же донцу местные жители, вооруженные прекрасным оружием, приспособленным для боя именно в этих условиях, воинственные, отважные, и дело свое правым считали.
Победить в этой войне можно было, только воюя не хуже горцев. И Бакланов с присущей ему решительностью взялся казаков учить. Поначалу тяжело было — непонятно за что браться.
Сотни стоят вразброс, а по тревоге выходят в половинном составе.
Офицеры не знают уставов, ни полевой службы, ни аванпостной. Денег дурных у молодежи много, с июня 1846 года жалование на треть добавили. От скуки пошаливать стали. Как спать ложиться, в офицерских флигелях стрельба начинается. Думали, что это по пьяному делу — упаси Бог! — дуэли, кои в военное время запрещены. Оказалось — ко сну отходят, свечи гасят.
— Василий, задуй свечу.
— Я уже лег. Сам задуй.
— Я тоже лег. Задуй, тебе говорят.
— Не, не хочу.
— Я сотник, а ты хорунжий. Задуй свечу.
— На меня, может, завтра приказ придет, я тоже сотником буду.
— Хорунжий Кушнарев, я, как старший офицер сотни, приказываю вам задуть свечу!
— Ладно уж…
Потянулся, снял со стены в изголовьях пистолет — ба-бах! Задул…
Другие офицеры прослышали об этом случае и тоже стали перед сном таким манером свет тушить. Один раз чуть пожару не наделали — не по язычку пламени, а по самой свече попали, покатилась она, разбрызгивая искры… Другой раз чуть квартирную хозяйку до смерти не убили.
Для начала Бакланов отобрал казаков своего полка у всех, при ком они состояли в денщиках. И в дальнейшем уже мало кому удавалось заполучить у него хоть одного человека. «Казак воин, а не денщик! Казак должен держать в руках повод коня, шашку, пику, а не сапожную щетку и самоварную трубу».
Скандалы пошли с теми, у кого он денщиков и драбантов отбирал. Ничего, отругался или отмолчался. Хорошо, что начальник Левого фланга Бакланова во всем поддерживал.
Полковые командиры имели с полка десятки тысяч. Бакланов же с полка не тянул. Наоборот, свое жалование тратил на полк и на хлебосольство. Но при всем хлебосольстве с сотенными командирами застольной компании не водил, держал дистанцию.
Работающих вполсилы не терпел. От подчиненных ждал такой же заинтересованности и такой же отдачи, как и от себя. Делал все быстро. С разносами не тянул, но и награждал быстро.
Теперь все в полку чувствовали за собой постоянный неослабный командирский надзор. Бакланов наново обучал людей строю, а офицеров экзаменовал в знании уставов, особенно полевой и аванпостной служб. Экзамены эти проводил ненавязчиво, по вечерам за чаем и вином. Рядовым казакам постоянно устраивал проверку лошадей и оружия.
Используя отточенные в Учебном полку навыки, взялся за джигитовку, за стрельбу в цель на всем скаку. Особо учил владеть холодным оружием, доводил владение им до виртуозности. Ибо мастерское владение пикой и шашкой, кроме своего прямого назначения, имеет еще и воспитательное значение, дает уверенность в силах, в своем физическом превосходстве, развивает веру в свое оружие, ловкость, молодечество, находчивость, удаль. Казаку хочется решить всякое столкновение ударом холодного оружия.
