Наталья Иртенина - Нестор-летописец
Епископ у новгородцев теперь был новый — владыка Федор, и нрав у него, поговаривали, крутенек. Князя себе тоже спроворили — выпросили у Святослава Черниговского старшего сына. Глеб Святославич прибыл в Новгород на санях по зимнему первопутку и с собой привез вести.
Вот какие: поздней осенью князь Святослав вышел ратью на половцев, топтавших его землю уже под самым Черниговом. Сказал дружине краткое слово, подобно прадеду, барсу Святославу Игоревичу, не любившему длинных речей: «Сразимся, ибо некуда нам уже деться!». И после того победил поганых малым числом — три тысячи против двенадцати. Ханов половецких попленил. Прочие же куманы, ордой пришедшие на Русь, схлынули еще раньше — отправились на свои зимовья, насосавшись русской крови. Однако на Киеве все это никак не сказалось. Там по-прежнему сидел Всеслав и уступать миром неправо добытое желания не изъявлял. Изяслав же гостил у родича, польского князя Болеслава. Верно, подбивал его пойти с войском на Киев. Только этого Болеслава и подбивать не надо было. Прадед его, тоже Болеслав, при князе Ярославе бесстыдно учинил Руси большое расхищение и едва не утвердился самозванно на великом киевском столе. И этот наверняка туда же метит.
Несда и Душило известию о побитых куманах обрадовались, а про ляхов согласно рассудили: как придут, так и уйдут.
Глеб Святославич к новгородцам тоже не мягко подошел. Сев в княжьих хоромах на Ярославовом дворище, собрал бояр с епископом и сказал:
— Вот что, мужи новгородские! После Всеславова разоренья вы, конечно, город отстроили, честь вам за это и хвала. Но теперь Всеслав в большей силе, чем тогда был, и по-прежнему точит на вас зуб. Вы мужи вольные, и князь вам нужен лишь для защиты от врага. Потому слушайте, что скажу: моя дружина мала, и надо ее усилить. Дар, который вы раньше платили князю, слишком ничтожен. Отныне Новгород будет давать мне вдвое против прежнего.
Бояре расшумелись. Бороды на Глеба Святославича уставили и полыхают праведным гневом — слыханное ли дело, князь прибавки требует! Такого себе даже Ярослав по прозванию Мудрый не позволял, а был он тяжел на руку и скор на расправу. От Ярослава же и грамоты остались — о дарованных Новгороду правах. Эдак если дела решать, скоро опять велят платить Киеву выход в две тысячи гривен? Да не бывать тому! Новгородская вольность по правде добыта и кровью оплачена, и никакой князь не может ее обратно забрать.
Глеб Святославич молча выслушал боярское брюзжанье и красивым точеным лицом ни разу не дрогнул. Затем молвил:
— Коли неугоден, ищите себе другого князя. С меня и Тьмутаракани довольно будет, и к вам я не просился.
Бояре задумались. Изяславова корня они более не хотели к себе в князи. Прочие же сыновья Святослава были еще молодо-зелены, равно и Всеволодов отпрыск. В спокойное время оно бы и ничего, даже лучше если на княжьем столе сидит неопытный отрок и слушает, что ему говорят. Паче того — несмышленый младенец, коего можно по-своему, на новгородский лад вскормить и взрастить. Ну а если Всеслав опять с войной заявится — кого против него выставлять? По нынешним временам без князя-воина невозможно.
Епископ тоже прибавил веское слово:
— У вас, мужи нарочитые, кошели под самые завязки набиты, а все вам мало. Забыли, насколько больше от полоцкого князя убыток потерпели? И то еще помните: ежели князя прогоните, от святого причастия на два года вас отлучу за гордыню и сребролюбие. Да церкви, какие строите своим коштом, освящать не велю.
От такого обращения бояре совсем сникли и решили пока придержать свою вольность. До времени.
— Убедил ты нас, князь, — повздыхали. Но зло на Глеба Святославича и на владыку затаили. Больше даже на епископа злобились, чем на князя.
Вскоре затрещала морозами зима. Новгородцы разудало справили солнцеворот, по-язычески буйно встретили и спровадили Коляду. По всему городу разгуливали в страшных харях и требовали угощений. Весело, со скоморошьими игрищами и плясками сожгли полено старого года. В церквях в это же время пели: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». Рождество Христово прошло мирно и для многих едва заметно.
После колядок в Новгороде объявился волхв.
Поначалу никто и внимания не обратил. Волхв как волхв, ничего особого, много таких. В длинной вотоле на меху, с редкими волосами. Ходил по Торгу, меж кончанских дворов и боярских усадеб. Тряс бородой, грозил посохом, пугал баб и детей. На церкви плевался.
Седмицу так ходил, потом вышел на середину моста через Волхов и объявил, что князь Волх, сидящий в бездне, его отец, а сам он пришел вернуть богам прежнюю власть. Попов же следует изгнать. Для доказательства кудесник ткнул посохом в небо — там в бледной синеве висело будто объеденное с одного боку солнце. Новгородцев знамение напугало. Они стали слушать волхва, а потом ходить за ним толпой.
— Предвижу погибель Новгорода, — страшным голосом возглашал чародей, — ежели не послушаете волю богов. Забыли, кто таков князь Волх и каковы его деяния?! Ужо он вам напомнит о себе! Видали, что с солнцем сталось? То лишь предупреждение. Если не прогоните попов и не проклянете пришлую веру, греками навязанную, тогда Волх обратится лютым зверем и пожрет светило целиком! Тьма настанет, и земля провалится в пучину водную.
Солнце вскорости вернуло себе обычный вид, но волхву уже верили совершенно. Новгородцы побросали дела и со страхом передавали друг дружке речи чародея, приплетая от себя разные ужасы. На попов стали посматривать косо и церкви обходили большим крюком.
На другой день волхв явился в Детинец. Встал у Святой Софии и принялся поносить последними словами епископа, а с ним христианскую веру. На собравшуюся толпу изливал гнев:
— Лживым поповским словесам верите и выю гнете. Десятину пошто им платите? Своим богам столько не давали! Попы про чудеса рассказывают, а сами ни малого сотворить не могут. Ни у земли плода выпросить, ни у неба дождя! Говорят, будто их Бог всех людей любит, а сами что творят? Над древними святилищами надругаются, наших богов топорами секут! А крестили вас как, вольные мужи новгородцы, не забыли еще? По всей Руси присловье ходит, что крестил вас Добрыня мечом, а Путята огнем. Не по вашим ли дворам полыхало в тот год пожарище?..
— Врешь, кудесник, — раздался громкий и спокойный голос.
— Я? — с криво разинутым ртом волхв повернулся в сторону, откуда шел голос.
Возле паперти собора стоял поп в коротком бараньем кожухе и маленькой шапочке, с заплечной сумой. Длинные волосы с сединой простирались по ветру, борода для тепла заткнута за ворот.
— Этот волховник обманщик, — так же невозмутимо поп обратился к новгородцам. — Неужто никому из вас не рассказывали деды, как крестился Новгород? Христиане были здесь и до того. Когда из Киева пришли люди князя Владимира и позвали всех креститься, волхвы подняли мятеж. Подожгли церковь в Неревском конце и грозили сжечь весь город, как и теперь этот волхв грозит Новгороду погибелью. Тех мятежников усмирили мечом. А как усмирят этого кудесника, я не знаю. Но лучше тебе поберечься, волхв!
Поп оставался спокоен и нетороплив в движениях, только глаза под конец речи блеснули сталью.
— Кто из нас обманщик, ты или я?! — взревел чародей.
Поп, однако, не стал его больше слушать и ушел внутрь Святой Софии. Новгородцы, потеряв его из виду, тут же забыли о нем. Волхв еще долго кричал и ругался. Заверял, что может доказать свою правоту и сотворит для этого много чудес, когда придет срок.
3
Новгородцы, ослабев от сильного страха, совсем перестали работать и даже торговать, что было неслыханным делом. Ждали чудес, которые обрушатся на город подобно огненному дождю. На Торгу становилось тесно, лишь когда приходил волхв и притаскивал с собой половину города. Так и ходил туда-сюда — по мосту с Торговой стороны на Софийскую и обратно.
Душило поначалу посмеивался. Весь обозный товар был продан, а лабаз набит новым — мешками с рыбьим зубом и мехом редкостных северных зверей, коробами с желтым морским камнем. Оставалось докупить еще того-сего по мелочи и ждать весны, когда откроется водный путь. Что ж не поухмыляться в свое удовольствие.
— Побеситься хоть раз в жизни каждому охота, — объяснял он дружное помешательство новгородцев.
И однажды сам отправился посмотреть на знаменитого волхва, за несколько дней обморочившего целый город. За храбром увязался Несда. Только вышло все нехорошо.
Несда не столько вранье кудесника слушал, сколько разглядывал Святую Софию. Она совсем не похожа была на киевскую. Владимир Ярославич, княживший не так давно в Новгороде, строил собор на северный лад, умеренный и строгий, без оглядки на византийские роскошества. Киевская София была подобна целому городу с храмами-свечами — Граду Небесному. Новгородский собор, меньший размером, напоминал княжью дружину, исполчившуюся на врага. Воины стоят тесно, заграждая путь неприятелю, и солнце блестит на начищенных шеломах.
