Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона
— Как тихо! — прошептал он.
— Вековечная тишина для тех, кто сеял вражду, мой Бено, впрочем, сильные мира сего — не исключение. Взгляни, — Занкан наклонился над могилой, возле которой стоял, — знаешь, кто здесь покоится? Мамитвалашвили Иехискиэл. Пусть земля ему будет пухом. Настоящий был орел! Не слышал о нем? Соратник самого Давида Великого. Он и в Дидгорском сражении был рядом с ним. Левой метал копья, правой размахивал саблей — пять голов слетало зараз.
— Пять?! — удивился Какитела.
— А ты думаешь, почему Давид Великий избрал его в соратники? Пятеро убитых валялось на земле, а его что убило? Небольшая ржавая игла.
— Игла?
— Размером с мой палец. Он снял лапти и прошелся по двору в носках, и игла вонзилась ему в ногу… а на другой день он помер. Вот здесь, где я стою сейчас, стоял Давид Великий, пришедший проститься с ним.
Глаза Бено высекли искру.
— Ты спросил меня, Занкан, и я тебе ответил, а теперь спрошу я.
— Слушаю тебя.
— Как тебе удается так устраивать свою жизнь: либо ты стоишь на том месте, где стоял царь, либо царь стоит там, где стоял ты, либо ты что-то говоришь царице, либо царица что-то говорит тебе. Почему такое случается?
Занкан улыбнулся, помолчал, потом ответил:
— Поверишь ли, не знаю… Ничего не могу сказать…
— Почему не можешь, — в голосе Бено звучала злость, — я о тебе спрашиваю, ни о ком другом!
— Это не от меня зависит. Может быть, следует спросить у царицы? Но лучше других об это осведомлен Создатель. Спроси у него, может быть, он ответит тебе.
Бено пристально смотрел на Занкана. Лицо его медленно заливала краска. Ничего не сказав Занкану, он повернулся и пошел к выходу. Занкан какое-то время смотрел ему вслед.
— Погоди минутку, Бено! — остановил он его.
Занкан не повысил голоса, но Бено услышал его. Остановился. Занкан медленно, не спеша направился к нему. Шел не торопясь не потому, что ему нравилось заставлять Бено ждать, он думал о том, что сказать Бено, как развеять чувство вражды, угнездившееся в его душе. Занкан знал, вражду можно победить, только лишь превратив врага в друга.
— Бено, слышишь, как шелестит листва на дереве, это ведь обычное явление, правда? — Бено поднял взгляд на пирамидальный тополь, возвышавшийся между могил. — Останови этот шелест хотя бы на пять минут, сможешь? Ты ведь богатый человек, многое тебе подвластно, прикажи листьям затихнуть! — Бено продолжал внимать листве, потом посмотрел на Занкана. — Скажи мне, Бено, ты можешь остановить этот шелест? — Занкан увидел в его глазах ненависть, и, глубоко вздохнув, взял его правую руку в свои руки. — Я рассказал тебе о Гилеле, теперь скажу о себе: не дай Господи мне сделать кому-либо подлость. Пусть подличают другие, если им это нравится, пусть даже по отношению ко мне подличают, Бено, я себя этим не унижу, — он умолк, — почему, спросишь ты. Да потому, что я верю — этим миром правит Создатель.
Бено вырвал свою руку из рук Занкана и почти бегом направился к выходу.
Занкан попытался превратить врага в друга, но у него ничего не получилось. Он видел, Какитела покидает кладбище в ярости.
Выйдя из синагоги, Занкан не спеша направлялся домой. В ручейке вдоль дороги плескались фазаны. Он остановился полюбоваться на них. В это время послышался чей-то зов:
— Занкан!
Он обернулся. Гучу и Джачу с саблями наголо стояли по бокам какого-то незнакомца, скрывавшего лицо концом чалмы. Занкан молча смотрел на него.
— Хочу поговорить с тобой, Занкан, приватно, принес тебе тайную весть, вели людям отпустить меня.
— Почему прячешь лицо?
— Должен сообщить тебе нечто такое, что тебе незачем знать, кто я, — незнакомец пытался говорить с еврейским акцентом.
— А что, если я велю им содрать с тебя этот покров?
— Занкан не сделает такой глупости.
«Похоже, этот человек ждал меня у дома и пошел мне навстречу, — подумал Занкан, — откуда он явился в этакую рань? Царский двор только просыпается. С торговых рядов? Тогда он пришел бы в синагогу и не закрывал своего лица. Стало быть, все-таки придворный? Похоже, не молод. Значит, и пославший его не юнец. И поскольку он заявился в такую рань, весть не из приятных. Царский двор… Царица, Боголюбский или Абуласан? Нет, не царица. Царица не послала бы человека, прячущего свое лицо. Кто же его послал? Боголюбский? Абуласан? С Боголюбским у меня давно никаких связей. Да и с Абуласаном тоже… Стало быть… И все же от кого он? Посланный или подосланный?»
Занкан сделал знак Гучу и Джачу отпустить незнакомца. Тот быстро подошел к нему и зашептал:
— Занкан, спасайся, немедленно беги из города!
— Почему? — спокойно осведомился Занкан. А в голове сверкнула мысль: «Он не еврей, пытается говорить по-нашему. Выходит, хочет сбить меня с толку. Почему ему нужно, чтобы я сбежал из города?»
— Тебе сейчас нужно думать, как избежать опасности. Уноси ноги!
Занкан молча смотрел на незнакомца. Молчание затягивалось. Человек, прячущий лицо, не уточнял, почему Занкан должен бежать.
— Ты не говоришь, что мне грозит. Стало быть, ты лжешь!
Незнакомец ответил не сразу, а когда заговорил, говорил медленно, с нажимом.
— Царица изгоняет Боголюбского из страны. Царь-супруг оказался замешанным в мужеложстве — вчера он схватил Тарханисдзе за крайнюю плоть — был пьян вдрызг. Тарханисдзе ударил его, а потом пришел с повинной к амирспасалару: делайте со мной, что хотите, я поднял руку на царя-супруга.
У Занкана перехватило дыхание, столь велико было его потрясение. Какое-то время он ловил воздух открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.
— Да, но… при чем тут… я, — выдавил он, обретя дар речи.
— Ты привез этого растленного человека в Грузию. Все только и говорят о тебе: «Что он с нами сделал, кого привез?!»
В ушах у Занкана зашумело, потом загрохотало морским прибоем, и все тело взмокло. Он закрыл глаза, пытаясь ослабить грохот в ушах, но море продолжало бушевать.
— Люди амирспасалара вот-вот заявятся к тебе домой, спасайся, Занкан!
К Занкану возвратилась способность соображать. Он стоял и думал. А потом решительно ответил:
— Кто бы ты ни был, благодарю тебя за участие, да благословит тебя Господь. Возможно, ты спас мне жизнь.
— Не теряй времени, Занкан! Во дворце только о тебе и говорят!
— Все понятно. Будь здоров. Мне надо поспешить.
Незнакомец повернулся и почти бегом удалился. Занкан подозвал к себе Гучу и Джачу.
— Идите за этим человеком. Узнаете, кто он, немедленно сообщите, не узнаете, вообще не появляйтесь.
И пошел к дому.
«Все это происки вельмож. Похоже, они одолели Абуласана. Избавляются от него… Взялись сперва за Боголюбского… Изгоняют… Потом за Абуласана — ты захотел, чтобы он стал мужем царицы… Да, но царица? Кто лучше нее может знать Боголюбского?! Стало быть…»
Занкан вошел во двор, не спеша пересек его и поднялся в дом.
Запершись в своем покое, принялся мерить его шагами.
«О страсти к бражничеству уже никто не говорит, он, оказывается, еще и мужеложством балуется! Бедная царица! Боже, за что ей такое?! Конечно же, солнцеликая не пожелает такого мужа. Изгонит! И что будет делать сейчас Абуласан?! Как он оправдается, как? Кто знает истину? Я? Я-то ее знаю, но что это изменит? И что будет, если я скажу правду? „Ал тихие нахон, тихие хахам!“ И в самом деле, лучше быть мудрым, нежели правдивым! Желай мне добра незнакомец, он не стал бы прятать лицо… Кому-то нужно, чтобы я бежал из города. Предал царицу, вот и бежал от праведного возмездия… Но кому это нужно? Я поступил правильно, прикинувшись перед незнакомцем трусом, готовым дать деру. Виноват, потому и бегу. От царицы мне опасность не грозит. Да, я привез Боголюбского, но она знает, я это сделал по поручению царского дарбази. Правда, она сказала, сперва следует узнать, что он из себя представляет, но дарбази настоял на своем… Царица знает, и то, что по приезде в Тбилиси я ни разу не виделся с Боголюбским. Так кто же мне роет яму? Я и с Абуласаном не общался… И это царице наверняка известно. Ей, верно, и то известно, почему не общался. Я понял это по тому, как она смотрела на меня. Как будто сочувствовала мне. Но почему? Почему царица сочувствовала мне?»
Мысль перетекала одна в другую, Занкан почувствовал усталость. И все же откуда ему ждать опасности? Он встал, прошелся по комнате. «Кто же мне роет яму? Похоже, тот, кому не нужна моя правда, тот, кто боится ее».
Занкан позвал Шело, велел готовить арбы и предупредить госпожу и Бачеву, что через полчаса они уезжают из города. Сам же снова предался мыслям, пытаясь предугадать развитие событий. Как поступит Абуласан? Раскается ли в содеянном и признается ли во всем царице? Вряд ли.
Тут на пороге появились Джачу и Гучу. Лица их блестели от возбуждения.