Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона
На перепутье остановился. Направо — дорога на синагогу, налево — на кладбище. Заметив невдалеке Бено Какителу — тот медленно, тяжело шел в его сторону, — Занкан решил подождать его.
— Как поживаешь, Бено? Надеюсь, у тебя все в порядке? — спокойно с улыбкой спросил он, когда тот подошел. Огорошенный теплым приветствием Занкана, Бено не нашелся, что ответить, а Занкан продолжал: — Ты, верно, слышал, на кладбище забрела скотина и несколько могил разворочено. Надо чем-то помочь. Это наше общее дело. Может быть, пойдем вместе, посмотрим?
Бено Какитела непременно взялся бы за общественное дело, хотя бы только потому, что такими делами обычно занимался Занкан. Но тут ошарашенный ласковым тоном Занкана мгновенно подумал: «Похоже, я его прижал к ногтю, что значит эта его улыбка и радушие, как не знак покорности?!» И с видом побежденного невежды высокомерно ответил:
— Вообще-то люди просили меня уладить это дело, я как раз туда и направлялся, и ты… — хотел добавить «можешь пойти со мной», но пощадил, как ему казалось, приниженного Занкана и закончил более мирно: — Если хочешь, можешь идти, воля твоя!
Занкан сдержал улыбку и направился к кладбищу.
Бено же не тронулся с места — ему не улыбалось плестись за Занканом. Но и не пойти он не мог, ведь он только что сказал ему, что идет на кладбище.
Опять же Занкан выручил его, он обернулся и как бы между прочим проговорил:
— Хорошая погода — повезло Иошуа. Дай Бог ему с миром дойти до Иерусалима.
— Так и будет, — сказал Бено и последовал за Занканом. Тот подождал, пока Какитела нагонит его, чтобы вместе продолжить путь.
— Вообще-то мне непонятно, почему умирать человек должен идти в Иерусалим, — спокойно начал беседу Занкан, — он должен отправляться туда гораздо раньше, пожить там, посмотреть, что да как.
— Так все дело в войне, — тоном бывалого человека отвечал Какитела, — христиане не хотят, чтобы могила Христа находилась в руках мусульман, вот и воюют.
— Да, война — дело скверное, очень скверное, но мне кажется, битвы закончились, наступил мир. Не хотелось бы тебе туда прогуляться? — как бы между прочим осведомился Занкан.
— Нет! — сразу же ответил Какитела, но тут же прикусил язык. — А ты что, собираешься?
— Раз не хочешь, не надо, а то могли бы вместе обмозговать это дело.
— Вместе? — Бено был потрясен и не скрывал своего удивления.
— Ну да, вместе, а что? — улыбаясь, откликнулся Занкан.
— Нет, ничего.
— Отправились бы с семьями, переправились бы через море, должны же мы знать, что это за земля такая, в которой покойники не гниют. Должны же мы познакомиться с этой страной!
— Пожалуй, ты прав, — глухо отвечал Какитела.
Между тем они подошли к кладбищу.
— Вот и наш последний приют! — сказал Занкан и, повернувшись к Бено, с улыбкой произнес: — Ты же не забываешь, что под конец мы пройдем, вернее, нас пронесут через эту калитку? — Бено молча смотрел на Занкана — его смутил простой, домашний тон, которым были произнесены эти слова. А Занкан повторил свой вопрос: — Ты же не забываешь, что под конец очутишься здесь? Впрочем, это, конечно, произойдет помимо твоей воли. Четыре человека принесут тебя сюда и бросят в яму. Ты ведь помнишь об этом?
— Конечно, — отвечал оробевший Какитела.
Занкан засмеялся и прошел через мостик.
— Позволь мне усомниться… Ты забываешь об этом, мой Бено, пока порхаешь по этой земле, забываешь, что придет момент и четыре человека опустят тебя в землю. Чья это могила? — Занкан задержал взгляд на могильном камне и прочитал надпись на нем: — Так это ж наш раби — Мануах бен Ирмиагу! Мудрый был человек, большой знаток Торы, замечательный учитель! Смотри, Бено, смотри внимательно, все еврейство Грузии внимало его речам. И что же? Черви, наверное, давно обглодали его маленькое тельце. Какой человек лежит в земле, а ты тут воображаешь нечто из себя!
Занкан нагнулся, положил камень на могилу Мануаха бен Ирмиагу и продолжил путь. Бено Какитела молча следовал за ним. Занкан прошел мимо нескольких могил и остановился у следующей.
— А помнишь этого человека? Нет, ты его не будешь помнить. Тогда я отправил тебя в Аран. Там ты зарабатывал деньги для меня и для себя, но, похоже, тебе досталось побольше. Этот человек постоянно ругался в синагоге. Все ему не нравилось, всех он поучал, знаешь почему? — Бено молча смотрел на Занкана. — Ну как ты думаешь?
— Ничего я не думаю, — наконец проговорил Бено.
— Сказать?
Бено Какитела настороженно смотрел на Занкана, он выжидал, взвешивал каждое его слово.
— Скажи, — после паузы произнес он.
— У него завелись деньги, вернее, деньжата, а ты знаешь, когда нищий набьет мошну, что с ним случается? Все должны его слушать, все должны следовать его примеру, — Занкан с улыбкой смотрел на Бено, — от имущего человека требуется большая выдержка, а он заимел денежки и вообразил себя богатым. Нет, брат, по-настоящему богат тот, у кого есть и золото, и скромность, и знание о том, что хорошо и что плохо, и при этом он никогда не забывает, что придет время и четыре человека понесут его к месту последнего отдохновения. Что, что ты сказал?
— Ничего.
Занкан почувствовал, Бено прячет от него глаза. «Как бы мне палку не перегнуть», — подумал он и подошел к следующей могиле. Несколько минут молча стоял перед ней, потом, улыбнувшись Бено, сказал:
— Ты вот умный человек, Бено, все тебя знают, уважают, тебе, верно, известно, что есть главное в жизни?
Бено Какитела испытующе смотрел на Занкана, пытаясь понять, почему Зорабабели спрашивает его о том, что ему, наверное, хорошо известно, но, не увидев ничего подозрительного ни в его лице, ни в тоне, каким были произнесены эти слова, ответил:
— Семья.
Зорабабели выдержал паузу, а потом раздумчиво, словно говорил с собой, произнес:
— Возможно, ты и прав… Но с другой стороны, жена, к слову, она ведь может влюбиться в другого и уйти к нему, а ты останешься ни с чем… Дети? У детей со временем появятся свои дети и… они забудут старших… Нет, знаешь, я не думаю… да, жена и дети — это большие ценности, но, а впрочем, нет, не знаю…
— Имущество! — выпалил неожиданно Какитела и в ожидании ответа уставился на Занкана. А тот не спешил с ответом, раздумывал.
— О-о… это тоже большое благо, очень большое… Хорошая семья, хорошее состояние. Тут не возразишь! Но и это, по-моему, не главное… Имущество можно потерять, могут отнять, пустить по миру… нет… И потом, какая польза от него, когда ты окажешься здесь? Вот, погляди, кто здесь лежит. — Занкан повернулся к могиле, возле которой стоял. — Мататиаху, наша гордость Мататиаху… Знаешь, сколько золота у него было?! Мало, кто мог похвастать таким богатством! И что он взял с собой?! Ему понадобилась могила той же длины, что и нищему Кобии, его закоченевшее тело бросили в могилу так же, как тело нищего Кобии, и засыпали землей, ровно в том же количестве, что и нищего Кобию… Даже, по-моему, земли ему досталось поменьше — стоял мороз, и окаменелые комья с трудом поддавались лопате, — Занкан замолчал, уставился в одну точку, — не знаю, не знаю, Бено…
— И все же что есть главное, Занкан? — холодно спросил Бено и воззрился на собеседника. Бено вдруг взяло зло, что все его доводы Занкан ни во что не поставил, это привело в раздражение, тем более что соображения Занкана казались ему не лишенными логики.
— Главное… — начал думать вслух Занкан, — что есть главное? Господь? Родина? Семья? Семья — это потомство, твоя жизнь в будущем. Жизнь твоего народа… Семья… Пожалуй, где-то здесь надо искать главное… Кроме того, главное — честь и достоинство твоего народа, твоей страны… — Занкан умолк, согнул веточку куста. — Не знаю, что из всего этого главное, — и снова замолчал, уставившись вдаль, отпустил ветку, она с шумом выпрямилась, задрожала, и он снова схватил ее. — Хочешь, дам тебе совет, Бено, мне кажется, он содержит истину, которую мы ищем. Один римлянин пристал к раби Гилелу: объясни, что такое проповедует ваша Тора, что вы молитесь на нее? Кляузный человек был этот римлянин, он стал на одну ногу и потребовал от раби объяснить суть Торы, пока не устанет стоять на ней. Гилел ответил: «Никогда не делай человеку то, что может больно обидеть тебя, ежели так же поступят с тобой!» Что скажешь на это, Бено, ты слушаешь меня? — И Занкан, почти скандируя, повторил: — Никогда не делай человеку то, что может больно обидеть тебя, ежели так же поступят с тобой. По-моему, мудро. А ты как думаешь? Стало быть, что получаем в итоге? Никому не делай подлости… Это первое, а второе… Лучше общаться с прокаженным, нежели с подлецом.
На кладбище воцарилась тишина. Было слышно, как пролетела муха, потом каркнула ворона, и Бено вдруг осознал эту ужасную тишину. Даже горделиво восходящее солнце не утешало. Бено пробрала дрожь.