Игорь Минутко - Бездна (Миф о Юрии Андропове)
«Есть. Князья в седлах уже есть, взгромоздились,— думал и с иронией, и с чувством тревоги Юрий Владимирович,— Только поход, похоже, задуман короткий — в Кремль и на Старую площадь. Поэтому, князья мои славные, лошадей в стойла, а сами… Посмотрим. Скорее всего, в пешем строю и по указанному маршруту. Вон министр обороны жалуется: все больше военных округов, в которых полностью не укомплектованы штабы. Все норовят остаться в Москве, в Генштабе, а то и повыше забраться…»
…В мае 1967 года Юрий Владимирович Андропов возглавил Комитет государственной безопасности Советского Союза, сменив на этом посту разжалованного Семичастного. «В связи,— говорилось в решении Политбюро,— с серией крупных провалов советской разведки в Западной Европе» и «за раздувание мелких дел». Но была и другая, главная, причина низвержения Семичастного с Лубянки — он состоял в дружбе, ходил в единомышленниках с Александром Шелепиным, своим предшественником в КГБ, который, будучи членом Политбюро, в момент исторического заседания своих коллег по высшему партийному органу, в мае шестьдесят седьмого, находился в больнице на операции по случаю обнаружившегося аппендицита. Все дело в том, что Леонид Ильич Брежнев видел в Шелепине — и не без основания — основного своего соперника, а значит, врага в борьбе за верховную власть. Эта борьба на кремлевских холмах не утихала — и не утихнет — никогда. Принятым решением Политбюро бывший «железный Шурик» лишался главной своей силы и опоры — могущественные органы государственной безопасности больше не служили ему.
Став Председателем КГБ,— надо сказать, это назначение для Юрия Владимировича было полной неожиданностью,— Андропов первый год на новом посту посвятил изучению своего нового хозяйства, гигантского и зловещего, и постижению страны, партии, общества в целом изнутри — «глазами» КГБ: к нему стекалась информация о положении дел во всех сферах жизнедеятельности советской империи — горы информации, тонны, монбланы информации, причем из первых рук, никем не искаженной. И он кропотливо, въедливо, с фантастической энергией изучал ее, систематизировал, делал выводы. А еще была в тот первый год, естественно, и текущая работа, которая требовала внимания, энергии, напряжения.
«…Как я только выдерживал этот ад? — подумал сейчас Председатель КГБ, сидя на веранде своей государственной дачи и наблюдая, как два воробья что-то азартно обсуждают на карнизе крыши.— Возраст, здоровье. Тогда еще был резерв и того и другого…»
Наконец однажды ранним-ранним утром в своем огромном кабинете на Лубянке, он, стоя у окна и видя перед собой площадь Дзержинского, совершенно пустую и мокрую (была весна, начало мая, в Москве шел дождь), сказал себе: «Достаточно. Ставлю точку. Теперь я знаю все».
Перед Юрием Владимировичем-Андроповым разверзлась бездна. И на краю этой бездны балансировала его родина, великая держава с тысячелетней историей, созданная гениальными предками. Да, да! Все равно великая — по экономическому потенциалу, по военной мощи, по природным и людским ресурсам. Но теперь он знал (во всяком случае, он был убежден, что знает) все ее изъяны, болезни, пороки. В принципе все это можно победить: и болезни, и пороки, и изъяны. Надо только найти рецепт. И Юрий Владимирович Андропов нашел его! Так казалось ему в то московское дождливое утро 1968 года. Фундамент… Возродить, вернее, создать заново фундамент. А сейчас вместо него — пустота, вакуум. Вернее, два вакуума: отсутствие сильной, авторитетной, энергичной власти, державной власти — и отсутствие идеологии или веры. Или так: идеология есть — идеология коммунизма. А в его постулаты Юрий Владимирович верил в 1968 году, свято верит в них и сейчас. Но эта идеология — осознал он в конце первого года пребывания в должности Председателя КГБ — практикой жизни дискредитирована, более того, надо правде смотреть в лицо — втоптана в грязь. В обществе, в народе веры в коммунизм нет. Значит, эту идею, это великое учение надо оплодотворить новой идеей, оживить ее новой сильной кровью. «И я нашел ее,— сказал себе Юрий Владимирович Андропов много лет назад в своем кабинете,— эту вторую идею, которая, объединившись с коммунистической доктриной, даст ей новую жизнь, вернет прежде всего русскому народу веру в наши идеалы».
«…Я нашел ее, спасительную вторую идею,— подумал он сейчас, горько усмехаясь, сидя на диване и наблюдая за парой воробьев, у которых темпераментный разговор перешел в драку,— Но, найдя, я воспринял великую могучую идею русской государственности, державности как статику, оторвав ее от людей, от свойств нашей подлой породы».
Надо сказать, что первый вакуум в фундаменте страны — отсутствие настоящей власти — Андропов ощутил давно: еще во время драматических событий в Венгрии 1956 года, в бытность его послом в Будапеште. Тогда он почувствовал вялость, нерешительность и даже страх и самого Хрущева, и его окружения — в ответственнейший момент, когда надо принимать жесткие решения. С годами, особенно после перехода в КГБ, он убедился: вместе с физическим дряхлением кремлевских старцев дряхлеет верховная власть, становится ненавистной и презираемой в стране и посмешищем — вместе со страхом — для Запада. От впадающих в маразм и слабоумие верховных олигархов с кнопками для пуска ракет с ядерными боеголовками можно ожидать всего.
«Страну, державу спасет только сильная власть, централизованная, вызывающая уважение у своего народа и страх у наших противников,— так он сказал себе в то мокрое утро,— И этой властью буду я. Я спасу Отечество. Необходимо спешить. Времени остается мало. Год, два — больше потратить на э т о я не имею права».
Как ошибался четырнадцать лет назад Юрий Владимирович Андропов! Феномен власти, притом власти неограниченной, им еще тогда не был постигнут. Но первое, за что надо браться немедленно,— когда ты станешь главой этого великого и несчастного государства — второй вакуум в его фундаменте, занимающий в этой пустоте основное пространство,— отсутствие национальной идеи, она всегда определяла и будет определять судьбу всей многоязычной державы. Мы соединим идею русской державности с коммунистической доктриной — вот она, новая кровь для великого бессмертного учения. И — победим! Победим во всем мире. Что? Что там говорят из-за «бугра»? Имперская идея? Пусть! Так оно и есть! Мы, русские,— имперский народ, наши предки и современники создали величайшую в мире империю, последнюю на современной карте земного шара. Мы сохраним ее и приумножим. В этом можете не сомневаться.
Юрий Владимирович Андропов был с комсомольских лет убежденным державником, патриотом Русского государства,— «от океана до океана».
Итак, вперед!
Без колебаний и сомнений.
«Я спасу Россию!» — думал тот, пятидесятичетырехлетний Юрий Андропов, еще полный сил, и физических и духовных, стоя у окна своего кабинета. На площади Дзержинского появились машины, открылась станция метро, и к ее дверям потянулись первые пассажиры.
«Я сделаю все, чтобы спасти Россию,— думал сейчас Председатель КГБ, взглянув на часы («Через двадцать минут придут врачи»).— И я спасу ее, если судьба, после того как полная власть будет у меня в руках, даст мне хотя бы три года. Лучше — пять лет».
…Но, вооружившись русской идеей, начав создание Русской партии (не основанной, конечно, на членстве и уставе, а предлагающей объединение единомышленников-«заединщиков» — появится позже термин в одном из «патриотических» журналов), Председатель КГБ учел горький опыт своих предшественников, Шелепина и Семичастного: оба они были открытыми сторонниками русской державности и не скрывали своих взглядов и пристрастий. За что и поплатились. Во всяком случае, одна из основных причин, повлекших изгнание бывших руководителей КГБ с кремлевского Олимпа и из верховной власти, была их приверженность именно русской идее и поддержка тех сил, которые ее исповедовали. Андропов, изучая ситуацию и собранные документы, понял это, хотя и не находил — пока — ответа на вопрос: «Почему?» Поэтому осторожно, постепенно взявшись за создание Русской партии, Юрий Владимирович старался оставаться по возможности в тени: ни в Политбюро, ни в ЦК об этой специфической его деятельности не знали — никаких документов, зримых акций со стороны Председателя КГБ в столь щепетильной сфере общественной жизни страны замечено не было. Может быть, только самые дальновидные догадывались, но — молчали.
Была и вторая причина, заставившая Андропова создавать Русскую партию пока подпольно: в самом начале этой работы он почувствовал устойчивое сопротивление на самом верху. Почему? Сразу и здесь он не смог разобраться…
Важно и еще одно обстоятельство. Опять же с первых шагов на пути создания новой идеологии (для фундамента, для фундамента державы!) Председатель КГБ столкнулся с открытыми противниками русской идеи в среде, с которой и было призвано бороться его ведомство внутри страны и за ее пределами — в среде диссидентов. В ней было немало людей еврейской национальности. В процессе создания Русской партии неизбежно и неотвратимо возник — не мог не возникнуть — проклятый для России (а может быть, и не для одной России) «еврейский вопрос». Казалось бы, интересы сомкнулись: его, Председателя КГБ, и кремлевских старцев, которые в набирающем силу диссидентском движении («Где одни евреи»,— обменивались мнением на своих заседаниях члены Политбюро, правда, в отсутствие Леонида Ильича Брежнева) видели основную внутреннюю угрозу стабильности Отечества, и прежде всего, конечно, своей власти.
