Ведуньи из Житковой - Тучкова Катержина

И тут я понял, что мы на вершине горы Обетовой, где некогда язычники приносили свои кровавые жертвы, посреди огненного круга, вне которого рука об руку стоят какие-то другие фигуры, и что Йозефина Сурменова все еще сидит на мне, трется о меня своим лобком и смеется, а люди за огненным кругом дико кричат и пляшут. И, весь в поту, я проснулся.

ЗАГОВАРИВАНИЕ ГРОЗЫ

Подвешенные на брусе под стрехой, на ветру раскачивались пучки трав, собранных в ночь перед праздником святого Иоанна Крестителя. Ветер играл ими, они колыхались то вправо, то влево и не раз при резком порыве разворачивались так, что сухие кончики поблекших цветков ударялись о стену дома. Якубек сидел внизу, следя за их движением. Он сидел на одном и том же месте каждый день, если только погода позволяла, и ждал, пока Дора вернется из школы. Сам он пустошь в Бедовой никогда не покидал, а оставался там целыми днями с Сурменой, которая спускалась вниз, в Грозенков, совсем редко. Да и зачем ей было туда ходить, кроме как в костел и иногда в магазин?

Это к ней все ходили. А почти все необходимое ей приносили.

Дора медленно поднималась вверх и уже издалека видела, как Якубек ей машет. Он подтянул колени к самому подбородку, одной рукой обхватил их, а второй размашисто фехтовал в воздухе. Дора помахала ему в ответ и прибавила шаг. Попутный ветер толкал ее в спину.

Надвигалась гроза, и, хотя до вечера было еще далеко, Житковая тонула в сумраке. В любой момент на нее могли пролиться первые капли дождя.

— Э-э, — приветствовал ее Якубек, когда она наконец подошла к дому, и показал подбородком в направлении Грозенкова. Дора повернулась и поняла, за чем он все это время так внимательно наблюдал. Не за ее подъемом, а за бесконечной вереницей низких грозовых туч, что мало-помалу приближались к ним. Их тяжелые клубы ворочались и переваливались, как живая масса, как неукротимый зверь, готовый в ближайшие минуты уничтожить все, что встанет у него на пути. А на пути у него был весь ряд их житковских пустошей: Бедовая, Копрвазы, Гудаки, Ровная и Черная.

— У-у, — выдохнул Якубек и спрятал голову между колен. Дора, потрясенная, молчала.

До их ушей долетел звон небольшого церковного колокола, который словно хотел отогнать грозу своими глухими ударами. Не выйдет, пронеслось в голове Доры, когда она почувствовала на своем голом плече холодный поцелуй первой упавшей капли.

— Давай в дом, — скомандовала она, пытаясь заставить Якубека встать.

Он изумленно посмотрел на сестру, завертел головой и показал средним из своих трех пальцев на дорогу, по которой она только что шла. Дора оглянулась и увидела среди волнующихся трав на лугу внизу, между бешено носящимися туда-сюда ласточками, женскую фигуру в ослепительно белой одежде. Над собой она держала развевающийся платок, едва ли способный укрыть ее от дождя.

Это была одна из соседок, которая, должно быть, направлялась к Сурмене. Дора вошла в дом, но там никого не оказалось. Она сбросила со спины рюкзак и вернулась за Якубеком.

— Где тетя?

Якубек растерянно покачал головой. Ветер тем временем так усилился, что его волосы развевались, подобно космам Медузы.

— Сурмена! — донесся до них женский возглас.

Вскоре до них добрела задохнувшаяся от ходьбы Багларка.

— Где Сурмена, дети? — спросила она.

— Мы не знаем, — пожала плечами Дора, и Якубек повторил ее движение.

— Вот ужас-то, — кивнула Багларка в сторону туч. — Как раз у всех взошло, еще не хватало, чтобы нам град всходы побил, — причитала она. Не положи мы на это столько сил и времени, которое мы урываем, чтобы после работы выйти еще и в поле, я бы и слова не сказала. Но из-за такой беды, что на нас валится, нам через год и сеять будет нечем. Где же Сурмена, ребята? Может, в хлеву?

Дора сомневалась: будь она там, на крик Багларки наверняка бы выглянула. Тем не менее она встала и обошла дом, чтобы поискать ее. Нигде никого. В хлеву возбужденно топталась Пеструха, а ее теленок терся боком о грубую штукатурку стены. Погладив их обоих, Дора тщательно заперла за собой дверь хлева, чтобы животные в грозу от испуга не выбежали наружу.

Когда она выходила из хлева, ее взгляд упал на косогор, высившийся над их домом. Посреди него стояла хрупкая женская фигурка. Дора поднялась чуть наверх, чтобы лучше видеть, присмотрелась — и наконец с удивлением, но уверенно опознала в стоящей на крутом склоне и согнувшейся почти параллельно ему, как будто готовясь в любой момент оттолкнуться и длинными сальто спуститься вниз, тетю Сурмену.

Она стояла там, и было заметно, как она шатается, с трудом удерживая равновесие под мощными порывами ветра.

Дора недолго думая побежала к ней, не в силах понять, зачем она стоит там, вытянув руки навстречу приближающейся грозе, и ждет, пока ее накроет ливневый поток. Не иначе как с ума сошла!

Она карабкалась вверх, хватаясь за склон руками, в ладонях у нее оставались пучки травы, за которую она цеплялась, чтобы ускорить подъем.

— Тетушка! — кричала Дора.

Но Сурмена продолжала стоять там, высоко над ее головой, и не обращала на нее никакого внимания.

Дора карабкалась все быстрее. Было ясно, что напор ветра, подталкивавший ее и помогавший подниматься, скоро пригонит и грозу. Она спешила изо всех сил, взбиралась выше и выше — и вот она уже была так близко, что различала черты лица Сурмены. Лицо ее поразило Дору настолько, что она на мгновение остановилась, удивленно разглядывая его суровое выражение. Такого она раньше у Сурмены не видела.

— Тетушка! — закричала она вновь. Тщетно. Сурмена и головы к ней не повернула. Вместо этого она начала медленно воздевать руки, как будто пытаясь обхватить ими грозу, что вот-вот должна была обрушить на них свою страшную силу. В ту же минуту она принялась бормотать что-то, но ветер относил ее слова в сторону, поэтому Дора их не расслышала.

Она сделала еще пару шагов, но тут плотный воздух вокруг нее всколыхнулся, ветер повернул и нежданным ударом спереди ее опрокинул. Дора в испуге свалилась на землю, представив себе, как ее катящееся вниз тело, изодранное камнями и дерном, в конце концов с силой врежется в ствол их липы или в дверь хлева. Поэтому она крепко ухватилась за кустики травы потолще, не отрывая, однако же, взгляда от Сурмены.

Та как будто танцевала! Казалось, она уже так сжилась с ветром, что больше не старалась удержать равновесие, а вместо этого вертела бедрами, описывая широкие круги и простирая руки навстречу вихрю. В начале каждого очередного круга она сводила перед собой ладони, словно ловя в них ветер, а потом размашистым движением посылала его назад, туда, откуда он явился. И вскоре трава вокруг Сурмены пришла в движение, будто повторяя ее жест, и было похоже, что ветер поворачивает именно к ней.

Изменивший направление ветер стал доносить до Доры обрывки слов, которых она не понимала. Сурмена взывала к кому-то, кого Дора не знала, в песнопении, какого она никогда прежде не слышала.

…противься вам Отец Небесный, Бог Всемогущий, противься вам Сын его возлюбленный, противься вам и Дух Святой! Хагиос хо Теос, Исхирос… [17] свят, свят, свят Господь Саваоф… исполнь небо и земля славы Твоея!

Дора напрягала слух, насколько могла, и непонимающе смотрела снизу вверх на Сурмену, которая теперь принялась размашистыми жестами чертить крест от неба к земле — слева направо, продолжая заклинать:

… развей эти тучи мутные и поветрие бурное, как и все скверны в них зловредные, град, громы и молнии, молим тебя, отгони и останови, всемогущий Боже!

Ветер совершал кувырки на склоне, взметая вверх вместе с глиной стебли сухой травы и оторванные головки луговых цветов. Рот и глаза Доры были полны пыли.

…заклинаю вас Судным днем, именем всемогущего и немилосердного всему злому Бога отвести град от посевов и садов и обратить его на горы, на скалы, на леса и воды, где никто не сеет, не сажает и не растит…