Йорам Канюк - «Эксодус». Одиссея командира
Часть из них таили обиду на родителей, потому что им казалось, будто те их бросили. Некоторые думали, будто родители бросили их потому, что они оказались недостойны любви, и испытывали из-за этого чувство вины. Были даже такие, кто из-за мнимого «предательства» родителей, погибших в концлагере, с горя покончили с собой.
Йоси не составляло никакого труда их понять, и ему не пришлось слишком долго разыгрывать из себя этакого мифического — молчаливого и сурового — израильтянина. Но хотя дети это заметили и оценили, раскрылись они перед ним далеко не сразу.
Первой религией, с которой некоторым из них пришлось столкнуться, было христианство, и это на них повлияло. Один из мальчиков, например, заявил, что сердится на Бога, которому молился его дедушка, потому что этот Бог бросил их в беде, и любит Иисуса Христа, потому что тот спас ему жизнь. А одна девочка сказала, что ей нравятся христианские молитвы, в которых ругают евреев, но при этом призналась, что из-за этого она, сама не зная почему, на себя сердится.
Еще одна девочка рассказала, что с одиннадцати лет разыскивает своих родственников, а также женщину, которая когда-то работала у ее отца. У этой женщины она одно время пряталась от немцев. В конце концов та перекрасила ее в блондинку и отправила в детский дом, но она оттуда сбежала, стала жить в сырых подвалах и заболела. Тогда она пошла в больницу и сказала работавшей там монахине, что она христианка. Девочка не знала, приняла ли монахиня ее слова за чистую монету или же сразу все поняла, но промолчала, однако в любом случае та над ней сжалилась и отвела в монастырь. В монастыре были и другие евреи, и они сразу догадались, что она еврейка. Когда война закончилась, в монастырь пришла высокая элегантная женщина, сказала, что до войны девочку звали Ривка и что она хочет забрать ее с собой в Лодзь. Однако, сколько она ни пыталась убедить девочку, что ее зовут Ривка, та ей не верила. Чтобы избавиться от незнакомки, монахини сказали, что девочке надо идти на репетицию хора, но женщина упрямо стояла на своем. В конце концов она дала монахиням денег и все-таки забрала девочку с собой. Девочка плакала, клялась монахиням, что вернется, но так и не вернулась и в конце концов оказалась в этом лагере возле Марселя. Позднее, уже плывя на «Эксодусе», она написала монахиням письмо, положила его в бутылку и бросила в море, а через несколько лет, когда она уже служила в ЦАХАЛе, ей пришел ответ. Оказалось, письмо дошло. Кто была та женщина, которая забрала ее из монастыря, она так никогда и не узнала.
Йоси ходил по лавкам мелких торговцев и покупал детям сладости, а те взамен показывали ему свои немногочисленные вещи, и среди них Йоси видел в том числе кресты и четки. Впоследствии они привезут их в Палестину. «Мы не знали, хорошо это или плохо, — скажет один из них позднее. — Знали только одно: мы не такие, как все. Нас бросили родители и от нас отвернулся Бог». Скорее всего, эти христианские принадлежности были для них чем-то вроде талисманов. Наподобие «Маленькой фуги» Баха, с которой не расставался мужчина, плывший на «Кнессет-Исраэль».
Они задавали Йоси много вопросов. Например, кто-то из детей спросил его, что такое свобода. «Как она выглядит? — допытывался он. — Что с ней делают?» Но особенно им хотелось знать, разлучат ли их в Палестине или оставят вместе. Они чувствовали себя членами одной семьи и не хотели расставаться.
Они вспоминали, как после войны за ними начали приходить самые разные люди, например те, у которых они когда-то прятались, или евреи, потерявшие детей в лагерях. Они ездили по монастырям и забирали оттуда чужих детей как своих собственных. Тогда таких было много. Однако дети с подозрением относились к чужакам, которых они не знали, и не хотели с ними идти.
Их тянуло говорить. Позже чувство вины из-за того, что они выжили, перевесит и заставит их замолчать навсегда, но тогда, в 1946 и 1947 годах, потребность говорить у них еще не исчезла. Им очень хотелось, впервые за долгие годы, рассказать хотя бы немногое из того, что они пережили.
Большинство из этих детей не помнили, как выглядит изнутри жилой дом, как выглядит кровать в спальне; позабыли, что такое тепло и любовь и что значит жить в настоящем городе. Они знали этот мир как пассажиры, плывущие на катере со стеклянным дном по морю нечистот. В послевоенной Европе, чтобы выжить, им приходилось торговать кольцами, яйцами, презервативами и вырванными у покойников золотыми зубами, и они держались друг за друга мертвой хваткой.
В сердце каждого из них жила тайная потребность в мести, а мораль потеряла для них всякое значение, потому что выживать означало игнорировать законы, — но теперь им хотелось знать, существует ли нечто, ради чего надо перестать воевать со всем миром, хоть что-нибудь, во имя чего стоит не только выживать, но и просто жить. Йоси — этот молчаливый, деликатный, но в то же время сильный человек, в лице которого они нашли очень внимательного слушателя, — давал им ответ на этот вопрос самой своей личностью и поведением. Они сказали ему, что объяснить ими пережитое тому, кто там не был, невозможно и что их никто никогда не поймет, не захочет понять, не поверит. Йоси на это ответил, что, может быть, он действительно их до конца и не понимает, но при этом очень хочет и готов их понять.
Среди детей была одна хрупкая невысокая девочка с арийской внешностью, чьи светлые глаза словно пронзали Йоси насквозь. Она говорила медленно, все время испуганно ежилась, и в уголках ее губ застыла привычная, хоть и сдержанная, как бы «прирученная» злость. Тем не менее у Йоси сложилось ощущение, что она уже почти готова оттаять. Однажды вечером, когда в лагере уже загорелись огни, Йоси угостил ее последней шоколадкой, которая оставалась у него в кармане, и она рассказала ему свою историю. Оказалось, что ей удалось сбежать из гетто и днем она бесцельно каталась туда-сюда на трамваях, а по ночам спала в подъездах. Зарабатывала на жизнь она, воруя хлеб и продавая его полякам, сидевшим в расположенном неподалеку лагере. Она врала им, будто приносит хлеб своему отцу, которого на самом деле расстреляли в гетто прямо на ее глазах. Когда трамвай проезжал мимо гетто, она делала стоявшим у забора молодым ребятам знаки, как бы призывая их сбежать вместе с ней, и один из них, служивший в сформированной немцами из евреев охранной команде, влюбился в нее. В результате он тоже, как и она, сбежал из гетто, но был схвачен. К счастью, он ее не выдал. Она когда-то жила в Галиции, умела говорить по-немецки и выдавала себя за немку, рассказывая, что их дом был разрушен во время бомбардировки, а ее родителей убили русские на Восточном фронте. Но время от времени люди догадывались, что она еврейка, и ей снова приходилось бежать и прятаться. Возле Мюнхена она познакомилась с каким-то мужчиной, который обманул ее доверие, изнасиловал и заразил венерической болезнью. Ей пришлось обратиться к врачу. Врач догадался, что она еврейка, но сжалился над ней и не выдал. После войны ее сначала посадили в лагерь для перемещенных лиц, а потом отправили в сиротский приют, созданный сионистской молодежной организацией «Халуц», и в конечном счете она оказалась в этом лагере, где теперь вместе со всеми дожидалась посадки на корабль «Президент Уорфилд». Но прежде чем она попала во Францию, ей пришлось целый год идти пешком, чтобы добраться до Италии, а в Италии снова идти пешком или ехать на попутных грузовиках. Ей было всего семнадцать лет.
На торжественной линейке перед посадкой на корабль дети стояли с рюкзаками за спиной, и по их лицам Йоси видел, что им очень хочется показать ему — воину, прибывшему к ним из самой Эрец-Исраэль, — что они полностью готовы к предстоящей операции. «Дети, — сказал он мне как-то раз, — главные герои всей этой истории».
Йоси всегда считал, и продолжает верить в это до сих пор, что возложенная на него в то время миссия была — без преувеличения — священной. Пусть даже это определение и может сейчас показаться кому-то чересчур высокопарным.
Йоси помнит, как люди постоянно таскали с собой буханки хлеба. Он видел их повсюду — и в лагерях, и на «Эксодусе». Причем даже тогда, когда людям хотелось есть, они этот хлеб все равно не трогали.
Помнит Йоси и то, что репатрианты не желали расставаться с вещами, которые напоминали им о собственном доме — пусть даже воображаемом, о котором они мечтали. Это могло быть что угодно — старая одежда, подсвечник, лампа, выцветшая фотография, кольцо, крест, четки…
И Йоси никогда не забудет услышанные в лагере рассказы.
В одном из бараков он познакомился с мальчиком, который зарабатывал на жизнь, торгуя обувью, снятой им же с трупов, а на вырученные деньги покупал хлеб и газеты, чтобы накрывать ими тех, кого он разувал. Этот мальчик рассказал Йоси, что в мае 1944 года при депортации из Пластова их привели к поезду, возле которого стоял оркестр и играл танго, причем все музыканты были в лагерных робах. Когда же он сидел в лагере, немцы выносили на улицу патефоны, взятые из домов евреев, и ставили пластинки с вальсами и маршами.
