Сергей Омбыш-Кузнецов - Повесть о партизане Громове
— Правда! — поддержал его Булыгин. — А съезд и так провалился. Попытался их лидер, Усырев, в селе Родино выступить за съезд, а его, как колчаковского шпиона, мужики арестовали. На том, видно, и кончилась их затея.
— Вот и хорошо! — одобрительно крякнул дежурный. — Ну их, этих эсеров к чёртовой бабушке! Только под ногами путаются да тень на плетень наводят.
Когда в 12 часов, дня 9 сентября Пётр Клавдиевич Голиков занял место за столом президиума, просторный зал кредитного товарищества был заполнен делегатами до отказа. Сердце забилось от радости учащённо. Значит, не зря проведена большая работа организационной комиссией, не зря рассылались письма и ездили по сёлам агитаторы, — идея создания Областного комитета оказалась близкой партизанам и всему крестьянству. А ведь были и раздумья, были и сомнения, было даже опасение, что съезд собрать не удастся, особенно после того, как из Солоновского штаба ответили отказом. И только большевистская группа громовского штаба не сомневалась в успехе и делала всё необходимое для созыва съезда.
Голиков взмахнул рукой, словно собирался всех обнять, громко и торжественно произнёс:
— Товарищи делегаты! Приветствую вас в этот счастливый и радостный день. Приветствую бойцов восставшего народа. Приветствую всех, кто вместе с нами беззаветно борется против мира насилия и зла, против самой хищной диктатуры Колчака…
Шум, крики "ура!" нарушили установившуюся была тишину в зале. Кто-то густым басом запел:
Отречёмся от старого мира…
Песню подхватили сотни голосов, все делегаты:
Отряхнём его прах с наших ног…
Затем выступают один за другим ораторы, приветствуя съезд: от громовского штаба, от жителей села Сидоровского, от отряда Громова, от Усть-Мосихинской организации большевиков, от организации интернационалистов-мадьяр, от Томской подпольной организации большевистской партии.
"Да, идея созыва съезда и создания Областного Совета себя оправдала!" — ещё раз облегчённо подумал Голиков и после этого спокойно и уверенно стал докладывать о деятельности Главного штаба Северного фронта. Делегаты единодушно решили: "Принести благодарность Главному штабу за его работу в борьбе за освобождение трудящихся, выразить пожелание в дальнейшем работать также в надежде, что в этой борьбе не один его поддерживает, а все восставшие, как материально, так и военной силой".
* * *В то время, когда съезд объявлял благодарность Главному штабу Северного фронта, Игнат Владимирович был далеко от Леньков. У селений Барановские и Паромоновское его отряд отражал атаки белых.
Колчаковское командование решило окончательно покончить с партизанами. Через Зеркальскую степь в район сёл Крестьянское и Плотникове двинулся на партизан Ефима Мамонтова отряд егерей в полторы тысячи штыков. Колчаковской контрразведке стало известно, что в Леньках собирается съезд крестьянских депутатов восставших волостей, и большие силы белых были брошены в район Знаменки и Тюменцево с задачей — развить наступление на Леньки.
Оборону у Знаменки держал Славгородский партизанский отряд. Начальник полевого штаба Казаков был в хорошем расположении духа и собирался принять бой. Неожиданно к нему привели захваченного в плен солдата-белогвардейца.
— Ну, чего, отвоевался? — спросил сердито колчаковца Казаков.
Тот испуганно заморгал глазами, глухо проговорил:
— Я ить не по своей воле воевал, заставили…
— Ну-ну, не прикидывайся, — заметил Казаков, — знаем мы вас!
— Вот те крест, мобилизованный я…
Казаков хитро посматривал на полусогнувшуюся фигурку белогвардейца и про себя усмехался. Прикрикнул:
— Раз ты мобилизованный, так и рассказывай всё по порядку: сколько у вас там солдат, оружия. Расскажешь — оправдаешься. Нет — пеняй на себя.
Солдат хлопнул руками по бёдрам, протянул:
— И-и, много наступает. Видимо-невидимо. Может, две роты, может, больше. И оружия хватает. Только пулемётов, чать, двенадцать, а то и с гаком.
"Эх, какая силища прёт! — забеспокоился Казаков. — Двенадцать пулемётов с гаком, да какой он гак, ещё не известно. Где же нашим пикарям с ними справиться".
Отправив пленного в каталажку, Казаков вытащил лист бумаги и торопливо написал: "Экстренно. Всем волостным правлениям от Главного Славгородского Полевого штаба. Донести Главному штабу в селении Ярки в передаточном порядке.
Немедленно прошу поддержки. Противник движется на Знаменку… Спешите на помощь!.."
Гонцы ускакали с депешей. "А вдруг подкрепление опоздает, и тогда… — думал Казаков, — тогда неминуема гибель всего отряда и его, начальника штаба".
Страх всё больше и больше закрадывается в душу. Казаков походил по избе, нервно потирая руки, присел на край табурета и снова вскочил, как ужаленный. "Нет, ждать больше нельзя. Надо бежать куда-нибудь, скрыться на время". Он выглянул в окошко (нет ли кого на улице?), тихонько приоткрыл дверь и выскользнул в неё.
Весть о бегстве начальника штаба быстро разнеслась среди партизан. Они собирались сначала маленькими группками, затем большими, совещались, что делать. Решили в бой с противником не вступать, а разойтись по своим волостям.
Так были оголены знаменские позиции. Колчаковцы беспрепятственно двинулись к селениям Барановскому и Паромоновскому.
Узнав о бегстве начальника Славгородского полевого штаба и уходе с позиций партизан, Громов распорядился предать виновных военно-полевому суду, назначил новый командный состав, поручив ему выправить создавшееся положение.
В это время белые уже заняли Зятькову Речку и Верх-Суетку. Громов двинул на эти сёла крупные отряды партизан, поставив задачу: окружить противника и уничтожить. Отряд Степана Толстых из Хабаров должен был подойти к селению Баранскому и занять его.
Партизаны плотным кольцом обложили небольшой отряд колчаковцев в Верх-Суетке и одним ударом покончили с ним. Окружить противника в Зятьковой Речке не удалось, но смелой атакой белые были выбиты из села и отброшены к Паромоново. Партизаны обошли Паромоново со всех сторон и утром двинулись в атаку. Однако белогвардейцы открыли такой ожесточённый огонь из пулемётов, что партизаны не выдержали, повернули назад, опять оказались на прежних позициях. Атаку повторили — и снова она захлебнулась. Громову доложили, что белые прорвали позиции, и партизаны панически бегут.
— Не может быть! — метнул Игнат Владимирович сердитый взгляд на связного. — Ты, видать, сбежал и с испуга подумал, что все бегут.
— Я бы не побежал, если бы все не побежали, — потупившись, заметил связной. — Вот ей-богу же, товарищ Громов.
Громов вскочил на коня и, нахлёстывая его плёткой, помчался в сторону Паромоново. Вскоре его взору представилась следующая картина: по степи на большом протяжении рассыпались бегущие в одиночку и группами партизаны, кто с оружием, кто без оружия. Размахивая маузером, Громов свернул с дороги и поскакал им навстречу. Привстав в стременах, крикнул что было сил:
— Стой, назад!..
Но никто не остановился, никто не повернул назад. Громов подскочил к рослому, грузному партизану с рябоватым, безусым лицом, по которому грязными струйками стекал пот.
— Стой, куда бежишь?
Партизан остановился. У него не было ни пики, ни винтовки, зато за спиной болтался большой узел, из которого торчали расшитое петухами полотенце и женская цветастая юбка.
— Где оружие? — едва сдерживая себя, спросил Громов.
— Там! — махнул в сторону деревни партизан. — Белые прут, спасу нету…
— А в узле что?
Партизан молчал.
— Мародёрствуешь, мерзавец, вместо того, чтобы врага бить. Своего же мужика грабишь! Оружие бросил, а тряпьё прихватил! — хлестал его словами Громов.
Партизан блеснул глазами, вызывающе проговорил:
— А что?.. Не я, так белые бы всё равно ограбили.
Лицо Громова налилось кровью, на виске забилась синяя жилка. Выхватив маузер, он выстрелил в мародёра.
Ближние партизаны сразу же остановились и повернули назад. Задние всё ещё продолжали бежать. Громов подскочил к долговязому парню в распущенной домотканой рубахе, с алой ленточкой на фуражке. Парень остановился и, трусливо посматривая на Громова, растерянно вертел в руке чехол от пулемёта.
— Чехол тащишь! — крикнул Громов. — А ты не чехол, пулемёт от белых тащи. Весь отряд тебе спасибо скажет.
— Есть, товарищ Громов, пулемёт тащить! — крикнул партизан и повернул назад.
В это время во фланг прорвавшимся белогвардейцам ударила интернациональная рота Макса Ламберга. Мадьяры и немцы с криком врезались в цепи противника — завязалась рукопашная схватка. Белые дрогнули, стали отступать.
— Белые бегут, наших пик не выдерживают. За мной! — крикнул Громов и помчался вперёд.
