Наталья Навина - Последние Каролинги – 2
– Ты простила меня? – спросила Азарика.
– Простила? – бессмысленно повторила Деделла.
И протянула навстречу ей дрожащие руки. Азарика сжала их в своих, и Деделла почувствовала, что руки королевы, хотя и лишенные мозолей, сильнее и тверже ее грубых крестьянских рук. Азарика же подумала, что этот жест до странности напоминает вассальную присягу. И что она снова начинает мыслить категориями воинскими и государственными, что сейчас неуместно. Не выпуская рук Деделлы, она окликнула:
– Винифрид!
– Да, крестная? – мальчик встал с пола и подошел к ней, отряхивая одежду.
– Поздоровайся со своей тетей, крестник.
– Моя тетя – сеньера Гисла.
– Госпожа Гисла только вскормила тебя. А это твоя родная тетка, сестра твоего отца. Ее зовут Деделла… – терпеливо объясняла Азарика.
Вырвавшись от королевы, Деделла кинулась к ребенку, бросилась перед ним на колени и обняла.
– Мой мальчик! Как давно я мечтала увидеть тебя, даже не надеясь на это! Ты – моя родная кровь, ближе тебя у меня никого нет…
Мальчик, набычившись, отстранился от нее и посмотрел на королеву:
– Крестная хочет отказаться от меня?
Тут уж смутилась Азарика. Они с Деделлой переглянулись, ища друг у друга помощи, а потом, как по команде, взглянули на Авеля, но тот лишь глубже натянул на лицо капюшон.
Неловкость разбил Ги, все это время внимательно наблюдавший за происходящим. Он подошел к своему названому брату и положил руку ему на плечо:
– Винифрид! Я забыл показать тебе новорожденных жеребят. С утра я уже был на конюшне, а ты еще спал. Можно, мама?
Азарика с облегчением кивнула. Кликнула Вульфгунду и сказала:
– Позови Гонвальда и Гуго из стражи. Пусть проводят мальчиков в конюшню…
Когда дети ушли, Азарика успокаивающе сказала:
– Ему потребуется время, чтобы привыкнуть к тебе…
– Значит, ты не будешь запрещать мне видеть его?
– Ну конечно, нет. Почему?
– Он растет, как принц, а я простая крестьянка…
– Принцам надо побольше знать о простых крестьянах, и тогда в мире будет меньше бед.
Рассуждение это было непонятно Деделле.
– Он такой большой! И так похож на моего брата…
Королеву вовсе не тянуло к воспоминаниям подобного рода, и она перебила Деделлу:
– Расскажи мне лучше о себе. Где ты живешь, как устроена, есть ли у тебя какое-нибудь достояние?
Попутно она распорядилась, чтобы Ригунта принесла ее гостям чего-нибудь освежиться. Сама она редко пила что-нибудь, кроме ключевой воды, но Деделла нуждалась в успокоении.
Услышав о ее житье-бытье на подворье святой Агнессы, Азарика сказала:
– Там ты, конечно, оставаться не можешь. Хочешь, я дам тебе место при себе?
Прежний испуг вновь вернулся к Деделле, и она ответил привычной фразой:
– Как можно? Я простая крестьянка…
Азарика уловила в этом некую фальшь и заметила довольно жестко:
– Я была меньше, чем простой крестьянкой, когда стала королевой. Так в чем дело?
Деделла опустила голову. Потом снова подняла, и ее голубой глаз уставился в глаза Азарики.
– Дело в том… что я боюсь короля.
Азарике нечего было ей ответить. Именно ей. Как могла объяснить она, никогда не знавшая материнской ласки, что впервые в жизни изведала, что значат настоящие нежность и забота рядом с этим человеком – Деделле, чью семью великие цели Эда просто стерли с лица земли, а сама Деделла смотрит на мир одним глазом только потому, что подвернулась Эду под руку в недобрую минуту. Она бы не поняла. Никто бы не понял. Азарика и сама этого не понимала.
– Так что же нам делать?
Деделла посмотрела на Авеля, поскольку лучше было бы начать ему, но, видимо, его мысли не поспевали за ходом разговора.
– Так поскольку я крестьянка, я бы ей и осталась. Лишь бы мне было позволено жить неподалеку и порой видеть племянника.
– Да! – Авель, наконец, вспомнил, что ему втолковывал Фарисей. – Деделла могла бы что-нибудь поставлять монастырю… если бы у нее была своя земля.
– Что ж вы сразу не сказали? Ты просишь земельного пожалования?
– О, совсем небольшого, моя госпожа! – воскликнула Деделла, вспомнив мытарства матери и брата у принцессы Аделаиды. – Достаточно, чтобы могла прокормиться я одна.
– Ну, это значит – дом, пастбище, корова – а лучше несколько… Ригунта! Позови Феликса. Пусть составит жалованную грамоту.
Явился нотарий Феликс со своими свитками и чернильницей, и, узнав, в чем суть дела, начал доказывать, что ни о каком аллодиальном дарении не может быть и речи, поскольку все королевские земли вокруг Компендия, если это, конечно, не лесные чащи или каменистые пустоши, уже имеют своих держателей, и смена таковых вызовет целый обвал неприятностей.
– Феликс, – сухо произнесла Азарика. – Я взяла тебя на службу, потому что ты показался мне лучшим из вашей братии. А ты запеваешь вечную вашу песню от сотворения мора. Я что, веду речь о городе с правом сезонной ярмарки? Или о горе, пригодной для замка? Или о клочке земли, на котором бедная женщина могла бы построить себе дом?
– Ну, вообще-то, – замялся Феликс, – клочок земли имеется. Там есть дом, сильно поврежденный, правда. И даже сыроварня. Но… там никто не хочет селиться.
– Почему?
– У этих мест дурная слава… собственно, даже не у этих мест, а у соседних… в общем, это долгая история…
– Нет уж, будь любезен, объясни.
– Милостивая королева! Вам, безусловно, известно селение под названием Аризенты.
– Знаю, это неподалеку от границ графства Парижского.
– Совершенно верно, а заброшенное владение, именуемое Кюиз, находится на самой границе названного графства.
– И что же здесь дурного?
– Ничего… источник предполагаемого зла находится как раз в графстве Парижском. Как раз по ту сторону границы, которая обозначена на картах общинным колодцем. Там стоит так называемая Вилла Фредегонды. Она и в самом деле принадлежала раньше этой королеве…
Деделле имя Фредегонды ничего не говорило. В отличие от Азарики.
– Вот как?
– Да. Говорят, что она имела обыкновение уединяться там, выехав из Парижа, чтобы замыслить и обдумать очередное преступление.
– Все это верно. Только, если мне не изменяет память, после смерти Фредегонды прошло почти триста лет.
– Однако, говорят, что дух злодеяний Фредегонды пропитал все камни виллы… что из-за этого проклята вся округа. Вы же знаете, как суеверны крестьяне.
– Я не верю в проклятия, – твердо произнесла Деделла. Может быть, более твердо, чем требовалось.
– В таком случае, так тому и быть.
– Это еще не все. При дарении земли во владении женщине желателен поручитель – муж или ближайший родственник мужского пола.
– Она не замужем. И ближайшему родственнику всего семь лет.
– Ну, какой-то близкий человек должен засвидетельствовать передаточную запись…
– Авель?
– Я… может быть, Фарисей сойдет за близкого человека?
– А он здесь при чем? – Азарика, разумеется, от мужа и от Авеля знала о судьбе Фарисея, но сама с ним не встречалась.
– Вообще-то это ему пришло в голову, чтоб мы с Деделлой обратились к королеве. Он и приехал с нами в повозке, но наверх подниматься не стал – он же хромой, и вообще…
– Конечно, сходи за ним! Он, безусловно, подходящий человек… и я просто рада буду его повидать. Мы напишем дарственную… но прежде пообедаем – все вместе. Ригунта! Надеюсь, дети уже насмотрелись на жеребят. Скажи Вульфгунде, чтобы умыла их и привела. И чтобы обед накрыли здесь.
– Я хочу рассказать моей госпоже еще кое о чем, – тихо произнесла Деделла, когда Авель и Ригунта вышли. – О том, что я узнала, когда жила в Аллемании.
– Хорошо. Мы еще поговорим с тобой.
Она обвела комнату взглядом. Тени прошлого воплощались в живых людей… словно она, как в той языческой поэме, напитала их живой кровью. Авель, Фарисей, Деделла… и Винифрид (пусть и не тот, что тогда). Десяти лет как не бывало. Почему-то сейчас это ее ничуть не огорчало.
– Прошли те времена, когда какая-нибудь безродная Фредегонда или Венеранда, сумев привлечь внимание короля, свободно именовалась королевой, будь она хоть только что из хлева. Теперь понадобилась родословная. Дело не в истинности ее, а в том, что она понадобилась…
Фульк и Роберт стояли на горбатом каменном мостике над речкой, что струилась через сад к монастырскому пруду. В прозрачных струях мелькали плавники карпов. Дул легкий ветерок, осыпая на плечи собеседников лепестки цветущих яблонь. Все это напоминало аллегорическую картину: «Молодость, внимающая умудренной старости над быстротекущими водами реки жизни».
Вдовствующая герцогиня, предоставив гостям достойные их звания покои, в их разговорах не участвовала, справедливо рассудив, что женщине от сугубо мужских дел лучше держаться подальше.
– …разумеется, это можно рассматривать, как лишний козырь в борьбе за императорский титул. Однако в этой игре сейчас столько участников, что победитель весьма гадателен. Конечно, главный претендент – Гвидо Сполетский… но, возможно, выиграет и Эд… если Арнульф Каринтийский не вмешается в борьбу… а такие намерения у него, по моим сведениям, есть… И все они, заметьте, связаны с Каролингами, хотя по большей части и по боковым линиям… Весьма сильно рвется к императорской короне также Бозон, граф Прованса. Но я посоветовал бы ему изыскивать союзников в Нейстрии… с кем-нибудь из видных франкских сеньеров.
