Русская миссия Антонио Поссевино - Федоров Михаил Иванович

Глава десятая

ПОСОЛЬСТВО В ПУТИ

Брат Гийом выехал из Рима на сутки раньше посольства. Поссевино дал указание дожидаться его в пражском районе Градчаны [109], в таверне "Три пивные кружки". Легат хотел в пути получше присмотреться к Истоме и в Праге решить, что с ним делать. Возьмёт русский деньги из страха перед наказанием за присвоение не принадлежащего ему звания — одно дело. Не возьмёт — что ж… неизвестно, что он узнал в Риме, а вдруг — что стоящее? Поссевино всегда предпочитал купить нужного человека, и только лишь в том случае, если он не продаётся — значит, сам виноват.

Брат Гийом до отъезда оговорил с Поссевино участие вместе с ним в путешествии в Московию новиция Ласло, объяснив свою просьбу преклонным возрастом и тем, что юноша по совокупности знаний и умений уже вполне готов к заданиям такого рода. Посевино согласился без колебаний: действительно, брату Гийому шёл уже седьмой десяток лет, и без помощника ему будет непросто, несмотря на огромный опыт и знание Русской земли.

Отправляясь из Рима, брат Гийом получил от казначея три кошеля: самый большой — с серебряными монетами, для повседневных расчётов в пути, и два поменьше — с медью, для всякой мелочи, и с венецианскими дукатами. Коадъютор прекрасно знал, в каком месте какими деньгами следует расплачиваться. Серебро — для постоялых дворов, где надо платить не только за ночлег и еду, но и за конюшню и лошадиный корм. Серебряные иоахимсталеры были самой ходовой монетой не только в империи, но и в большей части Европы. Полновесные монеты из чистого чешского серебра уже несколько десятков лет являлись символом стабильного денежного обращения. Под названием "ефимок" они имели хождение даже в Московии, поэтому брат Гийом сразу запросил у ватиканского казначея большую сумму, чтобы в пути не тратить время на добычу денег. Ведь это порой сильно отвлекает от выполнения задания ордена.

Медь предназначалась для расчётов с мелкими торговцами, когда в пути надо было срочно купить что-то недорогое — еды, когда нет времени остановиться в таверне, да и привлекать внимание к себе, лишний раз доставая серебро, не следовало. Или заплатить шорнику за мелкий ремонт сбруи — что в дороге весьма вероятно. И давать подаяние нищим серебряными монетами брат Гийом считал расточительством — достаточно с них и меди.

Золото же он решил доставать лишь в исключительных случаях. И таких случаев в дороге планировалось не больше двух. Первый — расплата с теми, кто не слишком щепетилен в вопросе о бессмертии своей души и готов совершить смертный грех, невзирая ни на божеские, ни на человеческие законы. Другими словами, коадъютор думал золотом расплатиться с убийцами, если от Поссевино будет приказ не допустить отплытия Северингена из Любека. Ведь такие люди предпочитают именно золото. А уж в этом ганзейском городе знакомств среди подобных людей у него хватает. Возможно, он золотом рассчитается и с капитаном корабля, на котором поплывёт в московитские земли. Но это лишь в том случае, если это будет корабль известной, уважаемой торговой компании, где маловероятно нарваться на нож в спину. Тщательно обдумав всё, брат Гийом решил втрое увеличить количество золота. Дорога дальняя, сделать предстоит многое. Обидно будет, если из-за недостатка денег не удастся совершить задуманное.

Если же в дороге его ограбят — что ж, такое вполне могло случиться, то тут главное — добраться до Русского царства. А уж там-то у него есть влиятельные и богатые знакомцы, которые с радостью снабдят деньгами. Брат Гийом знал, что пять лет назад православный священник Давид рукоположен в Ростовские епископы и сейчас пользуется особой доверительностью царя и вроде даже считается его духовником. Этот Давид не раз помогал брату Гийому, когда тот в прежние свои визиты в Русское царство попадал в затруднительное денежное положение. Давид был убеждённым сторонником объединения западного и восточного христианства, поэтому коадъютор высоко ценил его и старался без необходимости не обращаться, чтобы — не дай-то бог! — кто-нибудь не заподозрил Давида в связи с иезуитами.

Понятно, что безбоязненно высказывать свои взгляды Давид не мог, рискуя попасть в немилость и лишиться всего, что имеет. Но, кажется, наступает время, когда его прямое участие делается не просто возможным, но и необходимым. Если он действительно имеет большое влияние на царя, то его голос может стать решающим при выборе Иваном Васильевичем дальнейшего пути его державы.

По прибытии в Равеннский монастырь брат Гийом сразу же вызвал к себе Ласло. Новиций не заставил себя ждать — вскоре в келье коадъютора скрипнула дверь и почтительный юношеский голос произнёс:

— Брат Гийом, ты звал меня?

— Да, Ласло. И у меня для тебя есть хорошая весть.

— Какая, брат Гийом?

Ласло не выказал ни заинтересованности, ни волнения. Он был абсолютно бесстрастен, как и подобает настоящему иезуиту. "Если он и в опасности будет столь же спокоен, то орден действительно получил очень ценного человека, — подумал коадъютор, — в дороге, несомненно, у меня будет возможность узнать, так ли это".

— Завтра мы с тобой отправляемся выполнять поручение ордена и Святого престола. Выезжаем рано утром. Выбери себе в конюшне лучшую лошадь. Можешь забрать с собой личные вещи. Думаю, в новициате тебе делать больше нечего. Твоё обучение закончено.

— Я готов выезжать прямо сейчас.

Губы брата Гийома тронула лёгкая улыбка:

— Похвально, новиций. Я в тебе не сомневался, но выезжаем завтра. Теперь можешь идти.

Ласло поклонился наставнику и повернулся, чтобы выйти из кельи.

— Надеюсь, мне и в дальнейшем не придётся в тебе сомневаться, — сказал ему в спину коадъютор.

Ласло снова повернулся к нему лицом, которое по-прежнему оставалось бесстрастным, но глаза радостно сияли:

— Можешь быть в этом уверен, брат Гийом.

Ещё раз поклонившись коадъютору, новиций вышел из кельи. А следующим утром, когда монахи читали лауды [110], они выехали из монастыря.

Брат Гийом думал — как ему представить Ласло в Московии. Русского языка тот не знает, и это, несомненно, вызовет подозрение. Поразмыслив, он решил объявить его немым от рождения, а лучше — от перенесённой в детстве болезни. Ведь если человек от рождения немой, это обычно является следствием врождённой глухоты, а прикидываться глухим крайне сложно, если возможно вообще. Любой внезапный резкий звук, заставивший Ласло вздрогнуть, может выдать их, и тогда придётся знакомиться с тамошними мастерами пыточных дел. А так получается — он всё слышит, просто в младенчестве простыл, голова сильно болела, вот и не научился говорить. Правда, хорошо, если бы он понимал русский язык, хотя бы немного.

— Ласло, — обратился коадъютор к новицию, — в Русском царстве мы с тобой представимся как паломники к святым местам. Ты будешь моим внуком. Но тебе надо хотя бы немного понимать язык. Поэтому всю дорогу до Московии ты будешь упражняться в этом.

Лошади шли шагом, Равенна уже скрылась за горизонтом, а тёплое солнце, несколько дней назад прошедшее рубеж равноденствия, начинало припекать.

— Я готов, брат Гийом, — ответил Ласло, — да мне это и несложно будет. Там, где я жил, много русинских деревень, а их язык одного корня с московитским. Не буду хвастаться, но я довольно неплохо говорю по-русински.

— Отлично! — обрадовался брат Гийом. — Это сильно облегчает нам работу. Тебе надо только наловчиться в понимании беглой речи.

Всю дорогу до Праги брат Гийом учил Ласло понимать русскую речь. И уже к окончанию месячного пути в город императора Священной Римской империи, не имеющей к Риму никакого отношения, коадъютор объявил своему ученику, что теперь он вполне готов к визиту в Московию.

Отыскав в Градчанах таверну "Три пивные кружки", брат Гийом оплатил проживание на три недели вперёд, оговорив с хозяином, маленьким толстым немцем по имени Фридрих, чтобы тот никому не обещал их комнату по истечении назначенного срока. Скорее всего, съём придётся продлить, ведь передвижение посольства вряд ли будет столько же быстрым, как и двух не обременённых поклажей всадников…