История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 (СИ) - Чайка Дмитрий

- Да, госпожа, - склонился тот.- Ее осмотрела повитуха.

- Вроде бы хороша собой, у нее крепкие зубы и широкие бедра. Должна родить здоровых детей, - сказала сама себе королева. И она обратилась к обмершей от страха девчонке: - Если ты будешь послушна, то твоя жизнь изменится в ту же минуту. Я могу сделать тебя королевой.

- А? – девочка неприлично раскрыла рот, не веря услышанному. Но на всякий случай ответила: - Я сделаю все, что вы скажете, госпожа. Клянусь!

- Она мне подходит, - решила Брунгильда. – Уведите ее, и готовьте свадьбу. Мой внук Теодеберт вошел в положенный возраст, ему уже пятнадцать. Пора жениться.

Билихильда, которая не могла поверить, что это происходит с ней, ушла на подгибающихся ногах. Она не посмела повернуться спиной к королеве. А та уже и забыла о ней, ведь другие заботы государства требовали ее неусыпного внимания.

- Эгилу схватили? – спросила она у дворцового графа.

- Да, ваше величество, - ответил тот. - Он на пытке признался в измене. Они вместе с герцогом Каутином замышляли убить королей и вас, госпожа.

- Тогда казнить обоих, а их имущество в казну, - с удовлетворением сказала Брунгильда.

И впрямь, ее идея принесла плоды. Она обвиняла непокорного герцога в измене, на пытке из него выбивалось признание, а королям объясняли, что бабушка раскрыла очередной заговор. В результате Брунгильда устраняла самых опасных аристократов, а их имущество пополняло казну.

- Хорошо, - сказала она, протянув вечно зябнущие ладони к вычурной бронзовой жаровне, в которой тлели угли. – Очень хорошо, Ромульф. Что там герцоги, ненавидят меня?

- Э-э-э…, - протянул он, старясь подобрать правильные слова.

- Да говори, как есть, - раздраженно поморщилась Брунгильда, сощурив небесно-голубые глаза, которые по-прежнему оставались молодыми, не уступая безжалостному времени. А оно не пощадило ее. Лоб и щеки королевы избороздили морщины, да и зубы уже начали выпадать. Шестьдесят лет почти, мыслимо ли дело! Фредегонда уже давно умерла, а ведь моложе ее была. Столько лет они враждовали, а Брунгильда с ненавистной соперницей и не встречалась никогда. Вот ведь как бывает!

- Ненавидят, госпожа, - честно признался Ромульф. – Думаю я, потеряем мы Австразию. Ваш старший внук на деда Сигиберта похож. Такой же упрямец. Не станет он вас слушать, уже сейчас вокруг себя герцогов собирает.

- Да, понимаю, - обронила королева после раздумья. – Потому и велела жену ему купить. Мне покорная королева нужна, как жена сына моего. Вот ведь неблагодарные. Я же эту страну для них сохранила. Без меня тут одни волки бегали бы. Мальчишкам бы только воевать, всю страну разорили своими походами.

- Они не понимают, госпожа, что вам всем обязаны, - пояснил граф. – Молодежь подросла, старых времен не помнит. Их на подвиги тянет, славы хотят и добычи.

- Славы, говоришь, - задумчиво протянула Брунгильда, кутая в меха старые кости. – Будет им слава. Давай-ка поход на васконов(4) устроим. Они своими набегами всю Аквитанию измучили. Пусть мальчики порезвятся. Вот свадьбу сыграем(5), и пусть идут.

***

Два месяца спустя.

Свадьба прошла по-семейному, как принято у франков. Было человек сто, не больше, лишь избранные аристократы и епископы обоих королевств. Из Нейстрии не было никого, захолустное королевство никто всерьез не воспринимал. Празднеств такого масштаба, что в свое время устроила Брунгильда и Сигиберт, более никто не проводил. Уж слишком дорого и хлопотно. А потому все ограничилось длинным столом под полотняным шатром, да незатейливым пиром, где герцоги и епископы не уступали друг другу в поглощении настоек и вин. Выбор невесты удивил немногих. Все знали, что Брунгильда не терпит соперниц, а бессловесную Файлевбу до сих пор вспоминала со слезой. Так что рабыня, купленная у торговца, что сидела по правую руку юного короля, повелителя сотен тысяч людей, вызывала у герцогов лишь понимающую усмешку. Еще одна безмозглая кукла, которая будет рожать детей, и смотреть в рот проклятой старухе. О том же думал и король Теодеберт, который все еще был под властью бабки, и отказаться от этой свадьбы не мог. А может, не хотел, ведь он возьмет столько жен, сколько захочет. Он же король!

Вечером, когда все закончилось, он лежал на супружеском ложе, обнимая податливое девичье тело. Жена, к его удивлению, пришлась ему по нраву. Она терлась о его плечо, и только что не мурлыкала от удовольствия.

- Скажи, - решился, наконец, задать вопрос Теодеберт. – Ты моей бабке в верности клялась?

- Клялась, конечно, - резко перевернулась к нему юная жена, сверкнув неожиданно острым взглядом. – Ну и что с того?

- Как что с того? – Теодеберт приподнялся на локте и стал рассматривать жену так, словно видел впервые. – Ты понимаешь, что сейчас говоришь?

- Понимаю, конечно, - улыбнулась юная супруга. – Я ей поклялась в верности и тебе только что поклялась в верности. Только тебе я клялась в церкви. Ну, а теперь сам подумай, какая клятва для меня важнее?

- Вот как? – задумался Теодеберт. Он был простоват и незатейлив до крайности, как и многие воины. Он любил хорошую выпивку и драку, но хитростью не отличался никогда. – Слушай, женушка, а мы с тобой поладим.

- Тогда иди ко мне, мой король, - ответила ему юная жена. – Мой долг родить тебе детей. И будь уверен, я тебе их рожу столько, сколько захочешь.

***

Полгода спустя. Отён. Бургундия.

Вилла на границе Австразии и Бургундии по-прежнему служила сердцем огромному королевству. Именно сюда скакали гонцы и ехали дипломаты со всего мира. Несмотря на все усилия королевы, северные земли неумолимо дичали. Новая поросль австразийских магнатов не просто не читала Цицерона и Вергилия, эти люди даже не ведали об их существовании. И если еще Луп, покойный герцог Шампани, был человеком образованным, то новая знать королевства глупела просто на глазах. Высшим смыслом их жизни стали укрепленные деревенские виллы, где на месте производилось все, что нужно. И даже конец Света не изменил бы тягучую жизнь недалекой деревенщины, интересы которой крутились вокруг войны, охоты и выпивки. Именно об этих людях писал поэт Венанций:

«Этим людям, не отличающим гусиного крика от лебединой мелодии, все равно, пою я перед ними или издаю хриплые стоны; часто варварские песни слышатся лишь в ответ на гудение арфы. Я не пел стих, я бормотал его, чтобы мои слушатели, сидящие с кленовыми чашами в руках, предавались вакханалиям, которые Вакх счел бы безумными, и произносили тосты.»

Образованная римская аристократия вновь уехала на юг, как только наметился разлад молодого короля с его бабушкой. Теперь лишь в Бургундии сохранялись старые традиции, домашние библиотеки и школы, где молодых аристократов из сенаторских семей учили риторике и юриспруденции. В Австразии уже ничего этого не было. А теперь еще и молодая королева, которая словно приворожила внука Брунгильды, твердой ручкой вела эти земли в сторону от римского наследия. Да и вообще, буквально за одно поколение, старый Рим умер в сердцах этих людей. Он ничего больше не значил для них. О нем напоминали лишь полузабытые сказки да величественные развалины, в которых так удобно добывать камень для уродливых построек нового времени.

- Вот ведь стерва! – Брунгильда выплеснула свое раздражение на дворцового графа, который стоически терпел гнев повелительницы. А ведь это он купил эту девку. Надо же было так опростоволоситься! – Где были твои глаза, когда ты притащил сюда эту змею?

- Она была, словно овечка, госпожа, - понуро наклонил голову граф. – Да мне даже в голову не пришло, что девка нас обведет вокруг пальца.

- Эта овечка скрутила моего внука в бараний рог, - резко ответила ему королева. – А теперь и герцоги восточных земель кружатся вокруг нее, и что-то нашептывают ей. А от нее ни слова! Как будто не происходит ничего! Вот неблагодарная тварь! Вызови ее ко мне!

- Моя королева, это плохая идея, - осторожно сказал Ромульф. - Она на сносях, и может не поехать, сославшись на плохое самочувствие. Или еще хуже, мы получим отказ от самого короля, и тогда это будет удар по вашей власти. Герцоги только и ждут этого. Мы уже теряем влияние в Австразии. То тут, то там ваших слуг оскорбляют и не выполняют их требований.