Амур Бакиев - Легионы идут за Дунай
Кисть императора непроизвольно легла на рукоять меча. Пальцы судорожно стиснули резную слоновую кость. Первый человек Римской державы круто повернулся и зашагал по выбитым камням улицы Патрициев.
– Марк, что с тобой? Куда ты бежишь? – Плотина придержала мужа за локоть.
– Прости, Гайя... я, кажется, чересчур увлекся думами. На Палантин! – прибавил он телохранителям.
3
«Сравнительные жизнеописания» Плутарха[155] можно было читать и перечитывать, и каждый раз открывалось нечто новое. «Эта книга уже начала свой путь в бессмертие», – подумал Адриан, откладывая папирусный свиток. Тит Авидий Квиет, наместник провинции Ахайя, за те два месяца, что племянник императора провел у него, показал все лучшее, чем, на его взгляд, славилась Греция. Забросив дела, легат с Адрианом ходили по памятным местам Афин и говорили, говорили, говорили.
Сады знаменитой Академии, когда-то вырубленные Суллой, теперь вновь шелестели бархатистыми листьями платанов. Ликей, основанный Аристотелем, гремел возвышенными, раздумчивыми, саркастическими речами философов и их учеников. Здесь Адриан впервые услышал Исея Ассирийского. Высланный из Рима Домицианом, ритор после долгих лет изгнания собирался возвращаться в Италию. Познакомившись с родственником нового императора, Исей тысячу раз выверенным жестом взмахнул рукой и заметил:
– Позволю повторить слова моего друга Диона Хрисостома о том, что на свете есть два типа порядочных людей. Это философы и сознающие свой долг солдаты. Наступившие времена с полной очевидностью подтверждают правоту его слов.
Адриан потом тайком от всех не раз и не два копировал движение оратора.
Плутарх писал свою историю в Беотии, съездить туда не хватало времени. Покидал Грецию Адриан с мыслью о возвращении на священную землю Эллады. Скульптуры Фидия с фронтонов эгинских храмов бередили воображение молодого трибуна.
– Так и будем сидеть? – Светоний Транквилл[156], распаренный, красный, с мокрыми прилипшими волосами, вынырнул сзади, из-за плеча. Адриан ценил умного, дерзкого на язык всадника. Впрочем, Светонию, который был старше родича цезаря на шесть лет, это не мешало подтрунивать над эллинофильскими привычками приятеля.
– Прошу сиятельного Элия Адриана забросить подальше нудного моралиста Плутарха, тем более что это грек, – в этом месте Светоний лукаво прикусил язык. – А ознакомиться с только что вышедшей, новой сатирой нашего земляка и соотечественника Юния Ювенала. Клянусь музами Каллиопой и Талией, он затмит славу удравшего в Испанию Марциала. Эпиграммы того – жалкие булавочные уколы в сравнении со стихами этого человека. Вот послушай-ка! Тут как раз о греках:
Стоит лишь греку вложить в легковерное ухо патрона
Малую долю отрав, свойственных этой природе, –
Гонят с порога меня и забыты былые услуги:
Ценится меньше всего такая утрата клиента[157].
Адриан вырвал свиток у гримасничающего Транквилла.
– Сатира всегда остается сатирой... она отражает недостатки сегодняшнего дня. Но можем ли мы, римляне, отрицать и то, что взяли от эллинов столько же хорошего, сколько сейчас пытаемся списать на них плохого? Ювенал, судя по психологии его строк, просто клиент и ничего больше. Ему никогда не подняться до вершин, с которых виден вклад Греции в культуру Италии и всей Ойкумены.
– Ты победил, Адриан! Сдаюсь! – Светоний с пафосом простер руки вверх. – А сейчас, прошу тебя, отложи осточертевшие свитки и пойдем, сыграем партию в мяч. Или ты раздумал ехать в цирк?
На игровой площадке никого не было. Адриан с упоением швырял набитые опилками мячи в Светония. Друг хватал их на лету и неожиданными, то из-под ноги, то через спину, движениями отправлял обратно. Рабы подавали из корзин новые взамен оброненных. Среди «золотой молодежи» Рима Транквиллу не было равных в игре в мяч. Адриан проиграл все три партии.
– Хватит! – выдохнул он, устав бегать.
Из тепидария – отделения с бассейном горячей воды – послышались пронзительные крики посетителей и банных рабов.
– Что там такое? – племянник Траяна удивленно приподнял брови.
На площадку из соседнего помещения гимнасия вышел Авидий Нигрин и старший сын лучшего юриста империи Нерация Приска Луций. В спешке молодой Приск забыл положить бронзовую гантелю и теперь сжимал ее в кулаке.
– Ничего страшного, Элий! Вольноотпущенника Протогена от тепла хватил удар. Слуги в один голос орут, что откупщик сожрал не меньше трех блюд с муренами и заливное из павлина перед приездом в термы. Удивляюсь, как этого глупца вообще живым дотащили до бань. По всем божеским и человеческим законам он должен был умереть еще в дороге.
– А Протогена пытались спасти?
– Врач пустил кровь, но я уверен, что это уже бесполезно, – Луций покрутил гантелю и вернулся в зал гимнасия.
Адриан подошел к другу дяди.
– Авидий, мы со Светонием сейчас отправимся в Большой цирк. Там нас дожидается Фаворин. Пошли кого-нибудь из своих рабов сказать во дворце, что вернемся поздно. Пусть ужинают без меня.
– Да, но что скажет Сабина?
Адриан пристально посмотрел в глаза старшего товарища.
– Авидий, на твой вопрос даже я не знаю точного ответа.
– Хорошо! Я исполню все, о чем ты просишь.
У входа в термы, построенные еще сподвижниками Августа Випсанием Агриппой, возницы держали под уздцы две пары лошадей, запряженных в широкие устойчивые колесницы. Для седока внутри кузова было устроено маленькое сиденье, обитое кожей. Кучер правил стоя. Светоний и Адриан уселись в повозки и быстро помчались мимо театра Помпея к мостам Цестия и Свайному, переправились через Тибр и, разбрызгивая колесами грязь Бычьего форума, выехали прямо к ипподрому.
Фаворин уже давно дожидался друзей. В цирке шли обычные вечерние хлопоты. Конюхи выгребали навоз из стойл. Несколько бродяг шарили под верхними скамьями, отыскивая затерявшиеся монеты или забытые вещи. По беговой дорожке умеренным галопом скакали запряженные в легкие колесницы четверки лошадей. Наездники «зеленых» проводили тренинг своих квадриг.
– Где же обещанные тобой, Фаворин? Эти четверки я видел на прежних заездах.
– Ты думаешь, Эллий, что «голубые» выставят главный козырь в предстоящих ристалищах на всеобщее обозрение? Это же наивность. Мне еле удалось уговорить клиентов Итала хоть краем глаза взглянуть на скакунов. Они там, в нижних конюшнях.
– Кто хозяин лошадей? – заинтересовался Светоний.
– Сам префект анноны Гай Миниций Итал. Как мне сообщил Тимофей, Итал нанял за двадцать тысяч сестерциев знаменитого наездника Гая Апулея Диокла и хочет взять главный приз в сорок тысяч сестерциев!
– И Диокл согласился? – Адриан затаил дыхание.
– Да! Он осмотрел лошадей и сказал, что согласен.
– Ну, Фаворин, если уж такой возница, как Диокл, подрядился надеть голубую тунику, значит, кони вселяют в него надежду. Я хочу их видеть.
Коней нельзя было описать словами. В слабом свете масляных светильников животные казались четырьмя застывшими сгустками огня. Чалой, неуловимо-неопределенной масти с тонкими в струнку ногами и маленькой гордой головой, лошади настороженно следили за людьми. Трепетные черные ноздри бесшумно и часто раздувались... Конюх-перс, размешивавший в корыте сухую люцерновую муку и конопляное семя, поправил повязку, закрывавшую рот, и неприязненно покосился на знатных римлян.
Адриан подошел к барьеру денника. Жеребец вскинулся на дыбы и пронзительно заржал. Глаза перса превратились в щелки. Внезапно племянник императора понял, в чем дело.
– Пойдем отсюда! На завтрашних бегах ты, Фаворин, поставишь на упряжку голубых сто тысяч сестерциев.
– Как скажешь, Элий.
Когда они опять очутились на воздухе, родич цезаря спросил друга:
– Откуда Итал достал коней?
– Вывез из Азии, будучи прокуратором провинции, он здорово научился разбираться в лошадях. А эти, по словам Тимофея, родились где-то в глубине Парфянского царства.
Адриан кивнул, будто слова Фаворина подтверждали какую-то его мысль.
«Это, наверно, и есть знаменитые нисайские скакуны. Геродот писал, что персы разводили их и посвящали своему богу Ахурамазде. Вот откуда белая повязка на лице конюха. По верованиям родины, он не смел смешивать свое дыхание с благородным дыханием священных животных. Вот откуда и его злой взгляд. Не имея возможности помешать чужеземцам выставлять животных на скачках, он хотел оградить их от лишних прикосновений нечистых рук».
Друзья терпеливо ждали, когда Адриан вернется к окружающей действительности. Тот задумчиво потер двумя пальцами губы.
– Мне надо съездить в храм Сераписа!
Светоний посмотрел на Фаворина.
– Может быть, в другой раз? Уже темнеет, Элий.
– Вот именно поэтому мне и надо быть там сегодня.
