Юрий Трусов - Каменное море
Рядом с ним Раенко казался почему-то мельче и даже невзрачнее.
Хотя юнкер, увидев сидящего в одиночестве Сдаржинского, пригласил подполковника к нему, тот совсем нелюбезно отказался и выбрал себе место рядом с громко о чем-то рассуждавшими подвыпившими греческими торговцами.
Такое поведение подполковника удивило Сдаржинского и, очевидно, самого Раенко. Но они удивились еще более, когда спустя несколько секунд блестящий подполковник непринужденно, без всякой спеси, словно старый знакомый, вступил в беседу с греками.
Разговаривал он с ними недолго. С невозмутимым вниманием разглядывал своих собеседников. Потом, очевидно, удовлетворенный разговором, улыбнулся, встал и как ни в чем не бывало подошел к столику Сдаржинского. Раенко познакомил их. Фамилия подполковника Виктору Петровичу была известна. Когда он служил еще в Петербурге, ему приходилось слышать о сибирском генерал-губернаторе неком Иване Борисовиче Пестеле, который умудрился управлять Сибирью, припеваючи проживая со своей семьей… в столице. Злые языки утверждали, что сибирскому губернатору Пестелю это удалось благодаря покровительству Варвары Петровны Пукаловой, которая к нему благоволила. А Варвара Петровна была любовницей самого графа Аракчеева – всесильного приближенного царя…
Оказалось, что подполковник Павел Иванович Пестель является сыном этого сибирского генерал-губернатора.
Сдаржинского совершенно не интересовал этот блистательный подполковник, на которого, как и, наверное, на его отца, распространялось расположение Аракчеева. Поэтому он с кислой полуулыбкой пожал маленькую сильную руку Пестеля, сверкнувшую золотым перстнем. А от того, очевидно, не ускользнула ледяная вежливость Виктора Петровича. Он с любопытством несколько секунд рассматривал его своими внимательными монгольскими глазами. Потом неуловимо усмехнулся и вдруг неожиданно сказал, что «тоже помнит отца Сдаржинского, бывшего генерал-губернатора Кавказа…»
– Помилуйте, но почему «тоже»? – удивленно вырвалось у Виктора Петровича.
Ему прямо-таки всерьез показалось, что Пестель каким-то образом уловил нелестные мысли о его отце.
«Видимо, ты догадливый и чуткий», – подумал он.
А Пестель только слегка пошевелил бровью.
– Разве я сказал «тоже»? Значит, оговорился. И наверное потому, что мы с вами оба генерал-губернаторские сынки…
Это было сказано без иронической интонации – так, что не придерешься. Но почти неуловимо пахло скрытым вольномыслием, дерзновенной непочтительностью к высокой сановности родителей.
Пока Виктор Петрович раздумывал над странным умением подполковника читать чужие мысли и намекать о многом и важном, в сущности ничего не сказав, Пестель начал прощаться.
– Мне, господа, уже пора… Я ведь в Одессе проездом.
Он поднес ладонь к шапке и четким шагом пошел к выходу.
– Кто он такой? Где вы его встретили? – спросил Сдаржинский у Раенко, как только за Пестелем закрылась дверь кофейни.
– Он человек – удивительный! Очень энергического характера. Сейчас адъютантом у командующего нашей Второй армией – старика Витгенштейна. Он же правая рука начальника штаба армии генерал-майора Павла Дмитриевича Киселева, который от него просто без ума. Говорят, там, в Тульчине, он весь штаб держит в своих руках. У нас в армии знают, как сам Витгенштейн об этом подполковнике отозвался: «Пестель на все годится: дай ему командовать армией или сделай его каким хочешь министром, он везде будет на месте!» Вот каков этот человек!
– Что же Пестель сейчас в Одессе поделывает?
– Да он же сказал, что проездом… Я его по Тульчину знаю, где был как-то по служебным делам. А сегодня в подворье Рено[54] его встретил, в коем он остановился, и попросил, чтобы я повел его по местам, где больше всего можно встретить жителей греческой национальности. Я, разумеется, повел его сначала на базар. Потом на Александровский проспект по греческим лавкам. Пестель идет и все удивляется оживлению, которое царит на наших улицах. «Это, – сказал он, – примечательное явление. Меня, признаюсь, здесь все очень интересует».
– Гм… – задумался на миг Сдаржинский. – если штабной подполковник проявляет такой интерес к грекам – это, конечно, неспроста.
XIV. Секретная миссия
Вся Вторая армия с нетерпением ожидала приказа двинуться на помощь греческим повстанцам. Естественно, что многие офицеры всерьез интересовались греческими делами. Поэтому повышенная любознательность, которую проявил подполковник Пестель к грекам, была в то время обычной для многих военных. И Сдаржинский, сказав Раенко, что подполковник не зря приглядывается к грекам, хотел только подчеркнуть, что даже штабных волнуют дела, связанные со свободой Геллады…
О более серьезных причинах такой любознательности подполковника ни Раенко, ни Сдаржинский, конечно, и не предполагали. Лишь много лет спустя, случайная встреча с Пестелем и его поведение стали им понятными во всей своей значительности.
А пока Павел Иванович Пестель как бы исчез на долгое время с их поля зрения. Он, действительно, как и сказал им, тотчас сел в маленькую тележку – каруцу, запряженную цугом – молдаванскими лошаденками, и выехал из Одессы в Бессарабию.
На другой день он уже, как и в Одессе, с любопытством бродил по узеньким кривым улицам Кишинева, забитым толпами беженцев, шумных, разноязычных, прибывших из придунайских княжеств. В этой толпе кипела удивительная смесь почти всех балканских народностей. Тут и там мелькали расшитые куртки албанцев, белые юбочки греков, алые фески болгар, высокие мерлушковые шапки молдаван, цветастые лохмотья цыган…
Вглядываясь в этот пестрый людской калейдоскоп, Пестель еще более явственно, чем в Одессе, улавливал главное – многолюдный уличный Кишинев сильнее чем Одессу волновали греческие дела. Видимо, близость пламени восстания накаляла народные страсти. Из случайных бесед и разговоров с молдаванами он узнал, что некоторые из них совсем без всякого энтузиазма говорят «о возмущении греков», а кое-кто, особенно беженцы из Ясс, весьма мрачно смотрят на будущее, считая, что теперь из-за греков армия султана предаст огню и мечу всю Молдавию и Валахию. Узнал он также, что греческие православные князья, более столетия назначавшиеся султаном верховными правителями Молдавии и Валахии, успели вызвать к себе у простого народа ненависть ничуть не меньшую, чем сам неверный мусульманский султан со своими пашами.
Представившись наместнику Бессарабии генералу Инзову, Пестель, когда они остались наедине, сказал ему о своей секретной миссии.
– Я послан командующим второй армии фельдмаршалом графом Витгенштейном для собирания сведений о возмущении греков. Мне для сего надобно перейти границу и посетить Яссы. Прошу вас, ваше превосходительство, помочь мне в этом секретном государственном деле.
Инзова не требовалось просить дважды. Рыжий, курносый, похожий внешне на покойного императора Павла Первого, Иван Никитович с доброжелательством хорошего хозяина, которому отлично ведомо все, что делается в его огромном доме, сумел в двух словах рассказать самую суть обстановки, сложившейся в Бессарабии и на ее границах.
– Сейчас к нам в Кишинев пожаловало великое множество жителей из Молдавии и Валахии. Понимаете, что сей сон означает, подполковник? Молдаване и валахи, и в первую очередь их бояре, весьма страшатся янычар султанских. И ей-ей, может быть, не напрасно. Они, бояре, не слишком-то надеются на воинство князя Александра Ипсиланти, на всех его необученных арнаутов, пандуров, талагров и гайдуков. Смогут ли восставшие защитить их от янычарских ятаганов?
Посмотрев светлыми, как слеза, глазами на окаменевшее лицо Пестеля, Инзов по-доброму улыбнулся и направил гостя на верный след.
– Но вы, подполковник, сами-то лучше во все это вникните и разберетесь. Советую поэтому встретиться с гражданским губернатором господином Катакази. Он вам полезен будет не только как губернатор, но и как зять самого князя Ипсиланти. И письмецо я вам напишу к начальнику карантина в Скулянах господину Навроцкому. Он вам поможет переправиться через Прут и добраться до Ясс.
В тот же вечер в покоях дома вице-губернатора Крупенского, где восточная роскошь причудливо смешалась с европейской, Пестель встретился не только с Катакази, но и со знатными молдавскими боярами.
Они, как мухи на мед, устремились в хлебосольный дом вице-губернатора Крупенского, который, заправляя губернской казной, не стеснялся щедро ее тратить на приемы гостей.
Катакази – невысокий с хищным, похожим на клюв кондора, носом утомил и оглушил Пестеля своим восторженным пустозвонством. Неграмотно построенные французские фразы он перемешивал с греческими, русскими и молдавскими словечками и желаемое выдавал за действительное. По его рассказам получалось, что его зять князь Ипсиланти уже разгромил своим войском нечестивых слуг султана… Поняв, что от Катакази невозможно получить какие-либо серьезные и объективные сведения, кроме восторженных славословий в адрес его зятя, Пестель стал искать встреч с боярами, бежавшими из Ясс.
