Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 2
— Ля илльляхи иль алла! — закричали горцы и, возбужденные его словами и мужеством, распевая слова молитвы, бросились на пятый штурм разбитого укрепления и все еще стойко державшегося вагенбурга. На этот раз им удалось ворваться внутрь форпоста. Рубя, крича и стреляя, они разметали вагенбург. Форпост перестал существовать. Поручик Панкратов был зарублен возле орудия, которое пытался отбить. Орудие, фальконет и ракетница, с лотком нерасстрелянных ракет достались горцам; девять солдат попали в плен.
— Сжечь все до основания и вперед, братья! Уничтожим и Бурау и эту проклятую крепость, — садясь на копя, сказал Гамзат-бек. Его коричневая черкеска была разорвана в двух местах, ружье дымилось и пахло порохом, но глаза убежденного в своей правоте человека смотрели твердо и вдохновенно.
Когда остатки форпоста с трех сторон занялись пожаром, полчища Гамзат-бека двинулись к крепости Бурная.
Комендант Бурной полковник Федотов не был похож на коменданта Внезапной. Старый кавказский солдат, участник многих ермоловских походов в горы, он еще молодым прапорщиком получил Владимира с бантом за знаменитый бой под Аслан-Дузом, где генерал Котляревский наголову разбил огромную армию персов.
Федотов знал солдата, любил его, был справедлив, но не потакал лодырям. Солдаты любили его за то, что он, не в пример многим командирам полков, рот и отдельных частей, не был вором, не совал рук в экономические суммы, не обкрадывал солдат и казну, а, наоборот, отменно хорошо кормил нижних чинов и ни разу не позволил прогнать сквозь строй ни одного солдата.
Нападение на крепость не было для полковника Федотова неожиданным. Он еще месяц назад ездил в Темир-Хан-Шуру к генералу Эммануэлю, пытаясь убедить командующего левым флангом Кавказской линии в том, что войск в крепости мало и сама крепость приходит в упадок, плохо защищена.
Эммануэль сухо выслушал полковника и с типично немецким чванством чопорно сказал:
— Это не Европа, где нужны вобаны[36], чтобы остановить французские или немецкие полки. Здесь Азия, противник — полудикари, и мне хочется, полковник, чтобы вы уразумели это и больше не обращались к начальству с подобными рапортами.
Федотов вернулся в Бурную, а Эммануэль к вечеру забыл и о нем, и о своей нравоучительной фразе. Полковник своими силами стал укреплять внешние подступы к Бурной, углубил ров, возвел дополнительный вал, заполнил каменные цистерны водой и выписал добавочные запасы пороха, ядер, пуль, фуража и провианта. Своей властью он задержал в Бурной два единорога, чинившиеся в крепостной мастерской, и выслал за Терек всех лишних людей, запретив даже торговцам появляться в крепости. И не напрасно.
Прошло уже пять дней с момента нападения войск Кази-муллы на Внезапную. Горцы несколько раз пытались штурмом взять крепость, но гарнизон отбивал все атаки. Не хватало воды, и майор перевел защитников крепости на сокращенный паек. Раненых и убитых было немного, так как стены крепости защищали солдат от обстрела, а две легкие пушки имама ничего не могли поделать с добротными воротами и укреплениями Внезапной. Орудия крепости не позволяли артиллеристам имама, состоявшим из беглых русских солдат, безнаказанно обстреливать Внезапную, а одно из ядер, пущенных со стены крепости, разворотило лафет и пушку горцев, вызвав взрыв порохового ящика.
Так в обстреле и ночных штурмах прошло еще четыре дня.
Передав майору Опочинину всю власть над гарнизоном и все заботы по спасению крепости, комендант, подполковник Сучков, все дни был или мертвецки пьян, или молился в крепостной церкви, почти не показываясь солдатам. Правда, однажды он появился перед защитниками Внезапной и в приливе пьяной отваги приказал бить в барабаны атаку, поднять весь гарнизон и с пением «Спаси, господи» ударить в штыки на войска имама. Он даже пытался открыть ворота и возглавить атаку, но майор Опочинин и солдаты быстро связали его, и он уснул в своей комнате.
Ядра и гранаты подходили к концу, пороха было еще много, и тогда, по совету мастера Аветиса, армянского оружейника, пушки начали заряжать кусками железа, свинца, мелкими обломками стали, и эти импровизированные заряды, в случае удачных попаданий, наносили большой вред штурмовавшим стены горцам.
Что было с Бурной и Низовой, откуда могла прийти помощь, в крепости не знали: войска имама по-прежнему держали Внезапную в такой глухой осаде, что до нее не доходил ни один звук извне. А с Бурной было то же, только там Федотов успел своевременно сообщить в Шуру и на казачью линию о нападении горцев.
Прошло еще несколько дней. Уже четырнадцать суток Внезапная была окружена и блокирована Кази-муллой, и двенадцать суток Бурная отбивалась от обложивших ее войск Гамзат-бека.
Оставив Шамиля вести осаду Внезапной, Гази-Магомед, спустя пять дней после нападения на крепость, сопровождаемый восемьюдесятью мюридами, поехал к Бурной, которую настойчиво, но пока безуспешно осаждал Гамзат.
— Ля илльляхи иль алла! — молитвой и восторженными криками встретили войска своего вожака.
Прибытие имама, уничтожение сигнальной башни «Русский штык» и укрепления «Вельяминовское», захват орудия — все предвещало скорую победу и падение крепости. Имам, одетый в скромную черкеску и залатанный бешмет, поговорил с мюридами, прочел молитву и, совершив утренний намаз, вместе с Гамзат-беком направился к войскам. Они шли к орудиям, стоявшим на вершине холма и методично стрелявшим по крепости.
— Эти проклятые богом гяуры не подпускают близко к своим стенам, — жаловался Гамзат. — Но аллах даст нам победу. Мы обязательно возьмем и сожжем крепости нечестивых русских, иначе все жители плоскости никогда не станут подлинными мусульманами.
Пушки крепости, не переставая, били по пехоте и залегшим за валом горским стрелкам. Орудия, закрепленные на стенах крепости, стреляли коническими, только недавно введенными, но еще не утвержденными Петербургом ядрами.
Гази-Магомеда и Гамзат-бека остановили мюриды.
— Имам и ты, уважаемый Гамзат-бек, не ходите дальше… Русские пушки обстреливают дорогу, — предостерег один из горцев.
— Если бог не захочет, пушки русских не попадут в нас, — ответил Гамзат.
Гази-Магомед кивнул и молча свернул с дороги к холму.
— Достойный и высокопочтенный Гамзат-бек, мы просим тебя от имени всех, кто сражается с неверными, удержи имама, побереги и себя… Люди не хотят остаться без вас…
— Нельзя нам быть сзади, когда идет бой и война с неверными только началась. Мы не ищем смерти, но мы и не страшимся ее, — ответил Гамзат и повернулся, чтобы нагнать поднимавшегося на холм имама.
Русское ядро ударило в орудие, повернуло его и с зловещим свистом вонзилось в ящик с пороховыми зарядами. Взметнулся огонь, и сильный взрыв потряс долину. Черный тяжелый дым пополз по холму, а люди, находившиеся возле орудия, упали. Тяжелая воздушная волна обдала Гамзата.
— Имам! Где Гази-Магомед?! — закричал Гамзат и вместе с мюридами побежал на холм.
Разбитое орудие было отброшено в сторону, возле него стонал солдат-батареец, рядом, уткнувшись лицом в землю, лежал другой. Остальные, обсыпанные землей и оглушенные, с почерневшими от копоти и пыли лицами, возились у второго орудия.
Имам, опрокинувшись навзничь, лежал на склоне холма и не мигая смотрел в небо. Гамзат бросился к нему, но Гази-Магомед тихо, почти беззвучно прошептал:
— Я жив… Меня ушибло взрывом. Дайте мне воды и помогите подняться.
Один мюрид побежал за водой, другой вместе с Гамзатом осторожно приподняли имама, помогли ему встать.
— Аллах велик… — уже громче сказал имам, — и без его воли Азраил не возьмет нас… А мы, — он попробовал подняться, но ушибы помешали ему, — еще не сделали и четверти того, что должны сделать на земле во имя пророка.
Голос его стал тверже, уверенней, бледность уже сходила с лица.
— Вот вода, имам. Пей, и поможет нам аллах, — подбегая с ведерком воды, крикнул горец.
Гази-Магомед медленно и долго пил. Гамзат поддерживал у ею лица ведерко и с радостью видел, как силы возвращаются к имаму.
— Гази! Тебе надо отдохнуть, полежать… — начал было Гамзат, видя, каким огромным напряжением воли Гази-Магомед заставил себя подняться сначала на колени, а затем с помощью людей и на ноги. Он стиснул зубы, чтобы не застонать, и опять бледность покрыла его лицо. — Имам… тебе нужен покой, — настойчиво повторил Гамзат.
Но тот только покачал головой.
— Покой нужен мертвым, удел живых — газават!
Он обвел глазами поле, где поднимались белые дымки разрывов ядер, пущенных из крепости. Бой шел не утихая.
— Пойдем к ним, — показывая на сражающихся, сказал Гази-Магомед. — Воины должны видеть нас… И пусть никто не говорит об этом пустяке, который причинили мне русские.
