Виктор Поротников - Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле
Шедшие за Бухтормой Пентег и Тихомил не имели при себе ничего кроме оружия. На поясе у литовца висела сабля, в правой руке он сжимал кинжал. За кушаком у Тихомила торчал небольшой топорик, сбоку у него была пристегнута половецкая сабля в ножнах, из-за голенища сапога торчала рукоять ножа.
Бухторма первым спустился в темницу, куда вели каменные ступеньки, покрытые пятнами крови, давно засохшими и еще совсем свежими. Застенок находился возле одного из внутренних двориков, на котором в дневное время ханские нукеры обычно упражнялись в стрельбе из луков и в поединках на саблях. В обязанность Бухтормы также входило прибираться в дворцовом узилище, смывать кровь со стен и ступеней.
Ханские палачи открыли тяжелую дверь, услышав условный стук Бухтормы. Они уже поджидали его, как всегда, рассчитывая на его помощь при погрузке замученных узников на двухколесную арбу. Ханские костоломы не успели ни вскрикнуть, ни даже испугаться, когда из-за спины Бухтормы стремительно выскочили два дюжих молодца в татарских халатах и шапках. Раздались предсмертные хрипы, и два палача свалились на каменный пол с переломанными шеями.
— Ну и уроды! — с омерзением в голосе обронил Пентег, разглядывая убитых тюремщиков в свете масляных светильников.
— Матерь Божья! — с не меньшим изумлением и отвращением проговорил Тихомил, возвышаясь над поверженными истязателями.
У одного из умерщвленных палачей не было носа и был выколот правый глаз, у другого на спине был большой горб.
— Ты почто не сказал нам, что палачи ханские такие уроды! — сердито зашипел на Бухторму Пентег. — Как мы пройдем мимо воротной стражи, ведь горбатых среди нас нет и одноглазых тоже!
— Горб недолго соорудить из разного тряпья, — огрызнулся Бухторма, — а здоровый глаз можно спрятать под повязкой. Иной возможности для спасения вашей княжны все едино нету!
Поминая сквозь зубы чертей и сатану, Пентег и Тихомил выволокли из темницы обезображенные тела троих казненных мужчин и уложили их на арбу. Потом они принялись переодеваться в одежду убитых палачей, а Бухторма тем временем поспешил в восточное дворцовое крыло, где находился гарем.
Очень скоро Бухторма вернулся обратно, приведя с собой троих молодых женщин закутанных в длинные темные покрывала. Одна из этих женщин, сбросив с головы тонкую накидку, со слезами кинулась обнимать и целовать Пентега и Тихомила. Это была княжна Ольга, облаченная в татарский наряд, с волосами, уложенными на восточный манер.
Взглянув на двух других женщин, Тихомил узнал в одной из них Дурджахан-хатун, супругу Бухтормы. Круглолицая темноглазая красавица, с тонкой талией и широкими бедрами, скромно стоявшая в сторонке, была неизвестна Тихомилу.
— А это кто? — обратился к Бухторме Тихомил, кивнув ему на незнакомую красавицу.
— Это Гель-Эндам, любимая наложница Мухаммеда-Булака, — ответил Бухторма. — Она тоже горит желанием вырваться отсель на свободу.
— Да ты спятил, приятель! Зачем ты притащил ее сюда? — рассердился Тихомил. — Об ней уговора не было! Уговор был о том, чтобы вызволить из неволи княжну Ольгу и тебя с твоей женой.
Тихомила поддержал Пентег, заявивший, что Гель-Эндам нужно оставить во дворце, поскольку Мухаммед-Булак сделает все возможное, чтобы вернуть любимую наложницу обратно в свой гарем.
— За ночь уйти далеко нам не удастся, — промолвил литовец, — ханская погоня может настичь нас. Из-за Гель-Эндам мы все можем погибнуть.
И тут в разговор мужчин вмешалась Ольга, взволнованная и раскрасневшаяся, с заплаканными глазами. Она схватила Гель-Эндам за руку и непреклонным голосом сказала, что персиянка ей как сестра.
— Коль вы не возьмете Гель-Эндам с собой, тогда и я останусь здесь вместе с ней, — поставила условие княжна.
Тихомил молча взглянул на Пентега. Мол, что станем делать? Пентег раздраженно махнул рукой, дав понять другу, что Ольгу все равно не переубедить, поэтому придется им взять с собой и красавицу персиянку.
Поскольку всех несчастных перед казнью раздевали донага, поэтому троим женщинам пришлось снять с себя все одежды, а также кольца и браслеты, пришлось распустить волосы и измазаться в крови с головы до ног. Поскольку крови потребовалось очень много, поэтому Пентег вскрыл кинжалом артерию на шее у одного из убитых палачей. На полу образовалась большая кровавая лужа.
Пересилив в себе леденящий ужас, вымазанные в крови женщины взобрались на арбу и все трое улеглись рядком голова к голове. Пентег и Тихомил осторожно уложили на них сверху три уже остывших обнаженных мужских трупа. Затем Бухторма помог Тихомилу соорудить горб из свернутого в скатку плаща. Пентег завязал себе один глаз длинным обрывком грубой ткани, а нос укрыл краем башлыка.
Взявшись за оглобли, Тихомил и Пентег неспешно потащили груженную нагими телами арбу к дворцовым воротам. Бухторма, помогая им, подталкивал тяжелую повозку сзади.
У ворот дежурили трое стражников. Начальник караула почему-то отсутствовал. Бухторма посчитал это большой удачей. Стражники были хорошо знакомы Бухторме, поскольку он оказывал им разные мелкие услуги. Эти воины были падки на вино из ханских подвалов, которое для них тайком добывал Бухторма. Вот и на этот раз после обмена приветствиями стражники с шутками и прибаутками подступили к Бухторме, желая узнать, не забыл ли он про свой должок.
Увидев в руках у Бухтормы кувшин с узким горлышком, дозорные оживились и заулыбались. Один из них приложился к кувшину, желая распробовать вкус и крепость принесенного вина. Двое других расторопно распахнули высокие створы ворот, бросив на землю цепи и дубовые запоры. Прислонив свои щиты и копья к стене из сырцового кирпича, стражники торопливо прихлебывали вино из кувшина, спеша осушить его до дна. Им не хотелось делиться вином с начальником караула, который донимал их своей строгостью.
— Что-то сегодня Акым и Муршук неразговорчивы, — бросил Бухторме самый молодой из стражей, кивнув на Пентега и Тихомила, которые, согнувшись, протащили скрипучую арбу через освещенный факелами проезд в воротной башне.
— Хан сегодня был ими недоволен, — понизив голос, доверительно поведал стражникам Бухторма. — А что такое гнев хана, вам же ведомо, храбрые батыры.
— О Аллах! — воскликнул кто-то из караульных. — Избавь нас от ханского гнева! Хуже этого ничего быть не может!
Вырывая друг у друга кувшин, воины опять налегли на вино, со смехом приговаривая, что за избавление от ханской немилости им непременно нужно выпить. Тем более что когда еще у них будет возможность вкусить столь вкусного и крепкого вина!
«Возможно, эта выпивка последняя в вашей жизни, горе-батыры, — злорадно подумал Бухторма, торопливо прошмыгнув мимо стражников. — Полагаю, вы заплатите головой за свое ротозейство!»
Спустя несколько минут повеселевшие от хмельного питья стражники опять взяли в руки щиты и копья. Опорожненный кувшин они спрятали подальше от глаз своего сурового десятника. Опираясь на копья, воины завели неторопливую беседу.
Внезапно один из них озадаченно заметил, обращаясь к своим товарищам:
— Может, мне померещилось, не знаю. Токмо горб у Акыма сегодня стал заметно меньше, чем был вчера. Вам это не бросилось в глаза?
Два других воина встретили это замечание насмешками. Подтрунивая над своим приятелем, они говорили, что ему вредно пить вино, находясь в карауле.
— Через полчаса тюремщики пригонят пустую арбу обратно, — сказал самый юный из воинов. — Тогда мы остановим Акыма и осмотрим его горб повнимательнее. Ставлю три серебряные монеты на то, что Акымов горб ничуть не стал меньше. Акым же не верблюд в конце концов, и не может хранить сало в своем горбу.
Стражники дружно расхохотались. Появившийся начальник караула никак не мог понять причину их веселья.
Прождав час и другой, караульные так и не увидели ни арбы, ни тюремщиков, ни Бухторму. Им пришлось закрыть ворота, поскольку пришел черед заступать на стражу другим воинам.
На рассвете во дворце случился переполох, когда ханские слуги обнаружили в темнице двух мертвых палачей, а в гареме недосчитались двух наложниц. К тому же бесследно исчезли Бухторма и его жена, занятые на самых трудных работах во дворце.
Глава восьмая
Ханский гнев
Зимнее стойбище Мамая было расположено на берегу Волги в двух переходах от Сарая, там, где пролегает, господствуя над приволжской равниной, гряда каменистых холмов. На этой возвышенности, поросшей лесом и кустарником, постоянно находились Мамаевы дозорные, обозревая окрестности на многие версты вокруг. Осторожный Мамай никогда не допускал того, чтобы враги застигали его врасплох.
Обычно Мамай зимовал на Дону, где и пастбища богаче, и снега меньше, и постоянно веют теплые ветры с юга. Однако в эту зиму Мамай не решился откочевать далеко от Сарая, опасаясь, что из Синей Орды опять вдруг нагрянет неугомонный Урус-хан или кто-нибудь из его воинственной родни. Зимовка на Волге выдалась голодной для Мамаевой орды, много лошадей и верблюдов пало от бескормицы и болезней. Едва сошел снег, Мамай собрался перекочевать поближе к Дону, но тут примчался гонец из Сарая с известием об ужасной беде, постигшей хана Мухаммеда-Булака.
