Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
Что произошло? Что-то взметнулось очень высоко. Комета с хвостом? Красная комета с белёсым хвостом!
- Ай-ё! - испуганно ахнула степь.
Катаноши нет, а Ченегрепа лежит на земле пластом.
К нему бегут… Над ним возятся… Его уносят с глаз долой… В общем шуме не слышно голосов глашатаев.
- Убит!.. Ченегрепа убит! - плывёт известие по рядам.
- Фу-ух! - переводит дух Чекман. - Четверть века живу, такого не видел.
- Она туда убежала, - ткнул Итларь пальцем на восток. - Слышишь? Говорят, нет больше на неё охотников. После Ченегрепы отважных нет.
- А праздник продолжается, как ни в чем не бывало, - вздохнул Чекман, - Вон гляди, шашлык из людей на деревянном шампуре, - он указал поджаристую ленту голых человеческих тел, соревнующихся в перетягивании палки. Чуть перетянули, и - куча на кучу!
Страшная судьба Ченегрепы стала забываться за иными ристаниями. Борцы, хватая друг друга за кушаки, катались в навозных травах. Ловкачи, сменяя один другого, лезли на высокое дышло, впивались в него ладонями и ступнями, чтобы достать привязанную к верхушке пару сафьяновых сапог.
- Кза, сбегай к ятке[211], купи холодного яурта попить, - попросил Итларь.
- А скажи, - обратился к нему Род, - ваш хурултай - только зрелище?
- Что ты! - удивился ханич. - Накануне в хурулах приносят жертвы богам. Видел в Шарукани хурулы - наши половецкие храмы? - Тут он почему-то зарделся как маков цвет и договорил смущённо: - Я праздники наши очень люблю. Это у меня в печёнках.
- К нам позовник из княжеского шатра, - насторожился Чекман.
Подошедший половец склонился перед ними.
- Сын боярина Жилотуга, делай милость, ходи за мной, - не слишком уверенно произнёс он по-русски.
Под удивлённые взоры соседей, сам не менее удивясь, Род поднялся со своего места. И вот он уже одолел крутой узкий проход, вступил под сень трёхстенного шатра, увидел князя в малиновой япанче, с блюдом сухого винограда на коленях, а рядом - княжну под цветастым чехлом со стебельками волос на лбу, скрученных словно из гривной косицы[212], а с другого боку - знакомый непроницаемый лик Тугоркана, обритого по маковку, с облитыми кумысом усами, с защуренными глазками, которые, однако, все видят.
- Здрав будь, половецкий князь! - поясно поклонился Род. - Здрава будь, княжна.
Ему не ответили. Сантуз подслеповато вглядывался в него, заложив изюм за щеку.
- Ты, русский боярич, был у Тугоркана объездчиком? - спросил наконец Сантуз.
- Приходилось объезжать коней, - наклонил голову Род. - Был табунщиком.
- По-нашему хорошо говоришь, - ещё более округлил лунообразный лик князь, - Велю тебе сейчас изловить игренюю кобылицу.
Это было как удар грома.
- Не поставь во грех, князь, вряд ли я изловчусь такую кобылицу поймать, - как можно учтивее молвил Род.
Говоря это, он спрашивал себя: кто указал на него Сантузу и с какой целью? Сам половецкий властитель выглядел невинным искателем развлечений. Ясно было, что перед тем он и понятия не имел о пленнике Тугоркана. Неужели отец Итларя вознамерился одним махом покончить с приставаниями сына и коварно погубить яшника? Нет, даже непроницаемое лицо его выдавало недовольство происходящим. Тем более непричастна ко всему этому Текуса. Они видятся впервые. И тут из-за княжеского плеча проглянула шакалья образина хана Кунуя. Он был весьма доволен.
- Выполнишь что велю - завтра домой поедешь. Суздальскому Гюрге отвесишь ба-альшой поклон, - улыбнулся князь.
- Боюсь не совладать, - чистосердечно признался Род.
- Тогда последнюю в твоей жизни пиалушку арзи получишь в награду, - по-прежнему улыбался князь.
- Хмельного не пью, - понурился пленник.
- Значит, первую и последнюю, - уточнил Сантуз.
Текусы с ненавистью глянули на хана Кунуя. Тот заметно поёжился.
- Ах, я перехвалил его, - попытался злыга дать задний ход.
- Посмотрим, посмотрим, - плотоядно кинул в рот очередную изюмину князь.
- Я прошу… - вновь вмешалась Текуса. Мелодичный голосок её зазвучал неприятно, как перетянутая струна.
- Юная мудрость достучится ли до мудрейшей старости? - утробно пробормотал Тугоркан, не размыкая маленьких глаз.
Сантуз замахал руками:
- Сегодня праздник. Не надо спрашивать мудрость. Уместнее легкомыслие. Вот и меня посетила блажь: хочу, чтобы этот юноша… Напомни-ка твоё имя, - обратился он к пленнику.
- Родислав Гюрятич Жилотуг.
- Покороче.
- Род.
- Я хочу… Ну просто желаю, чтобы Род поймал кобылицу. Поймал и смирил. Дайте ему укрюк. Найдите самого вихревого коня.
Тугоркан отвернулся. Княжна потупилась. В глазах хана Кунуя прыгали бесенята. Княжеская обережь готова была пуститься в поиски. Род остановил воинов:
- Не нужен конь. Не нужен укрюк.
Все воззрились на него с удивлением. Даже Тугоркан. Даже княжна.
- Как? - подскочил Сантуз. - Пешим? Голыми руками? Ты глумишься над нами?
- Пусть дадут мне кожаное ведро с ключевой водой, - велел Род.
…И вот уже далеко позади бараньи ароматы, кибиточный скрип и весь тысячегорлый хурултай. Род идёт по ржавым лишайникам, и слепящее солнце плещется в его кожаном ведре. До чего же воздух горяч! Даже молодое крепкое сердце требовательно стучит о грудную клетку, жаждет нескольких глотков свежести. Бок земли, по которому движется он букашкой, пахнет и смотрится опалённым вепрем. Дурно лесовику в степи. Ни тени, ни ручейка. Даже горла сусличьих нор усохли, осыпались, словно нежилые. Ни одна тварь не укусит, не попадётся на глаза - такое пекло! И страх охватывает, что он - единственное ещё не сгибшее существо в этом необозримом пространстве.
Нет, не единственное. Далеко в гнедом мареве движется ещё одна точка. Вот они сходятся медленно-медленно - кобылица и юноша, свободная и раб. Она ищет капли влаги в старческих трещинах земли. Он несёт эту влагу. Он для неё не страшен. Сторожкий глаз ухватил: он не вооружён арканом. Просто встретились в голом раскалённом пространстве человек и животное. Им нет друг до друга дела. Он приостановился. Она даже не отбежала. Стоят, каждый занятый своим, на расстоянии дострела стрелы. Вот он поставил ведро и присел отдохнуть в сторонке. От ведра далеко пахнет влагой. Ноздри Катаноши дрожат. Она ржёт и делает шаг к ведру. Род смотрит на неё приветлива. Он не враг, не табунщик, не укрючник. Он водонос. Катаноша истиха приближается к ведру. Белёсая чёлка над вопрошающими глазами, белёсая грива с отмётом, а вся сама - как раскалённый сосуд. Ей дела нет до водоноса. Но он встаёт. Шагнул раз, другой. Ведь она приближается к его ведру. Уже почти у ведра Катаноша и Род долго всматриваются друг в друга. «Разреши мне попить?» - «А ты меня не боишься?» - «Я в степи всех людей боюсь. Сейчас жажда сильнее страха. Что тебе нужно от меня?» - «Подойти и подружиться с тобой». - «Люди и кони - не друзья, а господа и рабы». Человек улыбается и подходит ближе… Она уже у ведра, а он в двух шагах. Она уже пьёт, а он берет в руку поводья уздечки. Но теперь её ничем не оторвёшь от воды. Катаноша пьёт жадно и громко. Род гладит её холку другой рукой. Потная кожа кобылицы дрожит. «Не мешай! Дай допить!» Воду всасывают распалённые губы уже с самого дна. Маленькое ведро!
Неожидан и ловок прыжок седока. Непривычная ноша не тяжела, просто неприятна, как всякая ноша. Любые ухищрения хороши, лишь бы её стряхнуть.
Род прилип к Катаноше руками и ногами, всем туловищем. Они вместе летали ввысь, в стороны, уносились неведомо куда, бессмысленно кидались назад. Род стал диким конём и скакал без смысла, без удержу, отбивая чечётку на земной груди копытами Катаноши.
Вся женская выдумка была пущена в ход и не вернула Катаноше свободу. На помощь пришло коварство. Когда кобылица нежданно прянула оземь, чтоб покататься на спине и раздавить наглого обманщика, Род успел вовремя соскочить, но не отпустил поводьев. Она рванулась и впервые почувствовала его необыкновенную силу…
Он увидел вдали заросли ханьги, учуял, что как раз за ними Уру-Сал и Кара-Сал слились в одну реку Сал, которая вдоволь напоит его с Катаношей. Водком он повёл кобылицу к большой реке, и они напились.
Чуть поодаль от берега жила лучезарная жёлтая лилия-кувшинка. Лепестки её так и просились в руки. Пришлось согнать с них шмеля и взять себе этот символ жизни.
Уже выкупанная, Катаноша понюхала на берегу мокрого своего господина и позволила оседлать себя. Так свободная впала в рабство, а невольник обрёл свободу.
Солнце, сидя на земле, смотрело с одной стороны, а тысячи зрителей с другой, когда всадник на игреней кобыле промчался полем половецкого хурултая. Солнце побагровело и вжалось в землю, восторгу зрителей не было конца. Вот Катаноша передана в Чужие руки, а Род взошёл по крутому проходу в княжеский шатёр.
