Артем Тарасов - Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль
«A.B. op het geheugen van A.SH.». [36]
Девушка завернула колечко в платок, встала и чуть не наткнулась на Андрея Петровича, который уже сошел с фрегата на берег.
От неожиданности она вздрогнула, спрятала платок и улыбнулась графу.
– Мы всё закончили, Анна Белль… Чем вы заняты?
– Я просто… обмакнула платок в море, чтобы… чтобы понять, какая у воды температура, – произнесла Анна Белль, словно оправдываясь перед Шуваловым.Дедушка Геррит встретил их очень приветливо. Если бы не бледность его лица, трудно было бы заподозрить недавнюю болезнь. Он выглядел молодцом, статный для своих лет, одетый в парадный сюртук с белоснежной манишкой. Обменявшись любезностями с гостем в прихожей, Браамкамп пригласил графа подняться в зал и там еще раз подтвердил желание продать картины Екатерине II после своей смерти. Андрей Петрович вежливо усомнился в скорой кончине хозяина и пожелал ему долгих лет жизни. Он заверил Браамкампа в активной поддержке российского посла, который взял на себя труд известить ее величество о коллекции. Попросил осмотреть картины и с гордостью сообщил, что гида лучше, чем Анна Белль, в природе не существует. После этого Геррит удалился в свои покои, оставив молодых людей вдвоем.
Настал тот момент, которого так ждала Анна Белль. За прошедшие сутки она представляла его много раз и теперь с волнением осталась наедине с графом. Под влиянием чувств девушка предложила:
– Андрей Петрович, картотека коллекции находится в библиотеке. Мы можем начать осмотр с антресолей над читальным залом. Там есть одна картина, которую мне хочется вам показать первой.
– Я в вашем распоряжении, Анна Белль.
Они поднялись по лестнице и подошли к тому полотну. На нем были запечатлены еще совсем маленькая девочка, едва ли старше одиннадцати лет, и мальчик лет четырнадцати. Девочка одета в серебристое парчовое платье с корсетом и кринолином, на шее – жемчужное ожерелье. Ее ухоженные каштановые волосы, завитые буклями, подобраны черепаховым ободком, а на груди красуется брошь в виде ажурного цветка.
Одежда юноши тоже отличалась изысканностью. На нем был костюм из атласа шоколадного цвета и такая же накидка с кружевным воротником, под которой был виден камзол, расшитый орнаментальным узором, спускающимся по боковой стороне кюлотов до самых подвязок в верхней части шелковых светло-коричневых гетр. Слева на боку виднелся эфес шпаги, ножны которой закрывала его рука в перчатке, державшая широкополую голландскую шляпу. Он был обут в кожаные туфли на высоких каблуках с бантами на подъемах ступней. Волосы юноши спадали локонами на плечи, а в его взгляде ощущались недетская смелость и осознанное величие. Он нежно держал спутницу за пальцы левой руки, и это невинное прикосновение просто физически ощущалось всеми, кто смотрел на картину.
– Она вам нравится? – спросила Анна Белль.
– Весьма… симпатичные отроки… – медленно произнес граф в ответ.
– Как вы думаете, почему мы начали с этой картины? – еще раз спросила Анна Белль с хитрыми искорками в глазах.
– Не знаю… Действительно не знаю. Кто здесь изображен?
Анна Белль еще шире заулыбалась, видя неуверенность графа.
– Вы правильно мыслите. Вопрос и правда в том, кто здесь изображен.
– Ну не томите меня, Анна Белль! – воскликнул граф. – Это какие-то ваши родственники? Да?
Тут уж девушка просто расхохоталась. Ее звонкий смех нарушил извечную тишину библиотеки.
– Нет, это не родственники! Если не считать, что все люди братья и сестры! Ну хорошо, Андрей Петрович. Не буду вас дальше интриговать. Это портрет Вильгельма Оранского и его невесты Марии Стюарт, написанный знаменитым Антонисом Ван Дейком.
– Да что вы говорите?! – удивился граф Шувалов. – Вильгельмов Оранских было несколько. Это, очевидно, Вильгельм Второй Оранский. Я, признаться, представлял его другим!
– Вот вы и встретились! – заключила Анна Белль. – Позже вы мне расскажете о Вильгельмах Оранских, а сейчас я хочу сказать пару слов о художнике Ван Дейке! Это был великий фламандский живописец семнадцатого века, он умер в возрасте сорока двух лет в тысяча шестьсот сорок первом…
– Подождите, Анна Белль. Когда же он успел написать портрет Вильгельма Оранского, если умер так рано?
– В год своей смерти.
– Тогда Вильгельму Второму Оранскому должно быть не больше четырнадцати лет!
– Юный возраст виден на портрете, разве не так?
– Правильно. А знаете, сколько лет прожил сам Вильгельм Второй Оранский?
– Нет.
– Ему едва исполнилось двадцать четыре года, когда он погиб! Но он успел три года пробыть главнокомандующим голландскими войсками.
– Такая судьба…
– Простите, что я вас перебил! Вы говорили о Ван Дейке.
– Ну да. Ван Дейк начал рисовать очень рано: с десяти лет обучался живописи у Хендрика ван Балена, а с тысяча шестьсот семнадцатого работал в мастерской самого Петера Пауля Рубенса. Известны их серьезные разногласия, так как Ван Дейк с самого начала отходил от прямого подражания своему учителю, а Рубенсу нужны были ученики, которые могли дописывать его произведения в той же манере, что и он сам.
– Значит, великих картин Рубенса касалась кисть его учеников?
– Не удивительно! Это обычная история в живописи. Художники держали учеников не только для обучения, но и для помощи в создании картин… Кстати, помните, вы мне рассказывали об испанской наместнице Изабелле?
– Конечно! Эрцгерцогиня Изабелла Клара Евгения – штатгальтер испанских Нидерландов. Она получила испанские Нидерланды в качестве приданого, когда вышла замуж за Альбрехта Седьмого – пятого сына императора Священной Римской империи Максимилиана Второго.
– О! Та самая! Хотите с ней познакомиться?
– Она давно умерла…
– Я, конечно, имею в виду ее портреты, Андрей Петрович. Когда Изабелла отправила своего бывшего придворного художника Рубенса на дипломатическую работу, господин Ван Дейк фактически занял место своего учителя при дворе.
– Я знаю, что Рубенса отрядили в Гаагу для ведения переговоров между Испанией и Англией, которые, увы, впоследствии провалились. Так великий художник не стал великим дипломатом…
– У нас есть портрет наместницы Изабеллы. До сих пор идут споры, кто его автор – Рубенс или Ван Дейк! Но мне кажется, я знаю ответ. Пойдемте покажу! – Анна Белль загадочно улыбнулась.
Они прошли дальше по галерее к портрету эрцгерцогини. Изабелла смотрела с картины пронизывающим взглядом. В нем одновременно отражались и властность, и осуждение. В лице этой женщины запечатлелись мудрость прожитых лет, печаль утрат и уверенность в своей правоте. – Как же вы определили авторство? – поинтересовался Андрей Петрович. – Где-нибудь нашлась скрытая подпись? – Нет, как раз подпись отсутствует. Доподлинно известно, что Изабелла отказалась от светской жизни и приняла монашество после смерти мужа… как вы его назвали? – Альбрехт Седьмой. Скончался в тысяча шестьсот двадцать первом году. – И с тех пор вдова никогда не снимала траур. Рубенса назначили послом через два года, так? А портрет, который мы сейчас видим, был написан еще через два года. Значит, скорее всего его автор – Ван Дейк, который остался в Амстердаме! – Если бы у вас был портрет Изабеллы, исполненный Рубенсом, можно было бы сравнить манеру живописи. – Прекрасно мыслите, Андрей Петрович! Так и сделаем. Пойдемте теперь посмотрим на картину кисти великого Рубенса и сравним эти портреты. Причем Рубенс написал Изабеллу в тысяча шестьсот двадцать третьем, перед самым своим отъездом в Гаагу на дипломатическую работу. Эрцгерцогиня Изабелла на портрете Рубенса, конечно, была совсем другой. Она выглядела обычной женщиной пятидесяти семи лет, без величия властвующей особы, без глубоких мыслей, разве что с воспоминаниями, не оставлявшими ее одну. Вымученная улыбка на ее губах никак не вязалась с остановившимся взглядом темных глаз и казалась искусственной, специально для художника.– Теперь все сразу видно. Несомненно, это рисовал другой человек, – заключил Шувалов.
– Есть еще одно предположение. Рубенс был придворным художником эрцгерцогини практически с момента ее вступления на престол, поэтому она держалась с ним более фривольно, ведь их знакомство длилось много лет. Видите, она даже приспустила черное покрывало с головы, исключительно для того, чтобы Рубенс мог нарисовать ее менее трагичный портрет. Такая вольность в присутствии Ван Дейка с ее стороны была бы недопустимой.
– Блестяще, Анна Белль! Теперь не требуются и подписи под этими портретами. Ваше исследование войдет в историю! Все будут отличать работы Рубенса и Ван Дейка.
Они спустились по винтовой лестнице в главный зал библиотеки. Анна Белль разложила перед графом свои тетрадки с классификацией произведений коллекции и поставила коробку с карточками, заведенными на каждую из картин.
