Юрий Торубаров - Иван Калита
Атаман больше не стал спрашивать.
— Он вернулся и скорее к князю, — продолжал боярин, — тот посчитал, что хан шёл на него, а вы... спасли. Вот он и решил меня быстрее к вам послать.
— Хорошо, боярин, — атаман ударил себя по ногам и поднялся, — мы тута помозгуем. Я пришлю к вам свойво казака. Скажу одно, для нас это антиресно, а сейчас хочу заберечь дорогого гостя.
Атаман так его заберег, что четверо казаков еле донесли гостя до атаманова куреня. Тот как убитый проспал остаток ночи, целый день. Вечером, опорожнив полувёдерный кубок браги, снова упал в спячку. И только на другой день, несмотря на уговоры остаться, наотрез отказался и засобирался домой. На прощанье атаман подарил ему волчью шубу, а для жены — роскошную жарьолку, чему боярин был несказанно рад. Уже сев в колу, боярин полушутя погрозил атаману пальцем, проговорив:
— Смотри, не забудь нашего договору, пришли казака.
— Пришлю. Обязательно! — ответил атаман, махая на прощание рукой.
А Андрей и его друзья продолжали нести угоду. Не прошла она и без недоразумения. Как-то Захар, готовясь уже будить Митяя, вдруг услышал конский топот. Он, как учил есаул, брык на землю и стал всматриваться. Но темень непроглядная, что делать? А конский топот всё ближе и ближе. Ждать некогда! Он метнулся к вышке и как кошка взобрался наверх. Несколько торопливых ударов мусатом — и к труту приставлен клочок сухой травы. Он вспыхнул, а за ним и сноп. У Захара отлегло от сердца. Успел! Надо спасать друзеков. Он кубарем скатился вниз и бросился трясти парней со словами:
— Татары! Татары!
Те соскочили, спросонья не зная, что делать. Одно понятно — наверху полыхает пламя! Беда! Остатки сна вылетели из головы.
— За мной! — скомандовал Андрей.
И они, похватав оружие, во все лопатки побежали прочь. По наказу есаула они должны были разбегаться в разные стороны и надёжно спрятаться. Но этот наказ вылетел из головы, и они вместе устремились подальше от кургана. Отбежав приличное расстояние, остановились перевести дух. Прислушались. Всё было тихо. Переглянулись меж собой. Потом Андрей сказал:
— Побудьте здесь.
— И мы с тобой! — в один голос произнесли те.
Андрей спорить не стал, и они, крадучись, возвращались назад.
На вышке багач, почти прогорев, погас. Ползком, подобравшись к кургану, они замерли, стараясь уловить любой звук. Но было тихо.
— А где же Дружбан? — осторожно спросил Митяй, — пошто он не лает?
Андрей свистнул. Тихо. Он ещё раз свистнул, только погромче. Его услышали, ответив лаем. Вскоре примчался и пёс.
— Тьфу, — чертыхнулся Андрей, поднимаясь с земли, — где же татары? — он посмотрел на Захара.
Тот ответил извиняющимся голосом:
— Я же слышал.
— Что ты слышал? — спросил Андрей.
— Конский топот.
— Пошли к лошадям! — о чём-то догадываясь, сказал Митяй.
Когда они подошли к ним, то ахнули. Рядом пасся косяк каких-то лошадей.
— Господи! — всплеснул руками Митяй, — да это ж тарпаны!
Они посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Что же делать?»
А сигнал уже давно добежал до коша. Казаки готовились к бою. Ждали до утра. Никого. Терпение их покидало.
— Атаман, — слышались голоса, — чего ждём? И где басурмане?
Атаман и сам не знал, что случилось. «А, може, нехрист где притаился?»
— Эй! — крикнул он, — Хиста ко мне!
Хист тут как тут. Он словно ждал, что его позовут. С какой-то внутренней жадностью он спросил:
— Что надо, атаман?
Атаман пошевелил усами:
— Трошки поищи их.
— Понял, атаман.
И раздался конский топот. Хист долго не возвращался. Многие думали, что он попал в лапы вражины. Кое-кто неодобрительно посматривал на атамана: «Мол, так решил с ним рассчитаться за старое. Не дело это, не дело!» Но этим страстям разгореться не удалось. Хист, когда его уже не ожидали, вернулся на взмыленном коне.
— Атаман! — он подскакал к нему, — Никого нет! Кто-то зазря поднял сполох.
Он спрыгнул с коня, хлестнул его плетью, чтобы тот ускакал прочь.
Казаки окружили атамана, требуя послать казаков на разбор.
— Быть по-вашему! — сказал атаман и подозвал есаула. — Петро, ты и он, — атаман показал рукоятью плети на Хиста, — езжайте на разбор.
Есаул взял ещё пару казаков, и они поскакали на восток.
Первый от коша бекет. Есаул подзывает старшего:
— Пошто сигналил?
— Оттель, — тот кивает на восток, — получил.
Есаул мчится дальше. К ночи они добрались до пограничного бекета. Там никаких гостей не ждали. Андрей с Митяем укладывались на боковую. Прибежал Захар.
— Опять скачут, — завопил он, показывая в родную сторонушку.
Андрей приподнялся. Он услышал приближающийся конский топот.
— Кого это несёт? — проговорил он, тормоша Митяя. — Давай вставай! Гости! — с ехидством промолвил Андрей, поднимая с земли теплушку.
Ждали недолго. И на кургане нарисовался есаул и его люди. Они попрыгали с коней и привязали их к вышке.
— Здравы бывайте! — промолвил есаул и хлестнул плетью по своему сапогу.
Тон, которым произнёс он эти слова, сразу показал парням, что его приезд ничего хорошего не сулит.
— Пошто сполох подняли? — спросил он, остановившись напротив Андрея, и опять стегнул себя по сапогу.
— Да его стегать надоть! — воскликнул Хист, поднимая плеть.
Но он не успел этого сделать. Подошедший Митяй успел перехватить его руку. Он так её сжал, что у того разомкнулись пальцы, и витень выпал из рук.
— Только попробуй! — грозно произнёс Митяй и с силой опустил его руку.
Тут же подскочил и Захар, положив руку на эфес сабли.
— Это я поджёг, — с вызовом сказал он и встал перед есаулом.
Петру всё ясно: «Они друг друга не выдадут и так просто в руки не дадутся. А если попытаться что-то сделать силой, то Андрей один так намолотит, что только держись. Да и волочь виновных на кош мне никто не говорил. Разобраться — вот наказ атамана. Это Хист с против пошёл. Да и он сам в этом виноват, потому что раньше всегда с молодняком отправлял бывалого казака».
— Ладно, — примирительно произнёс есаул, — кажи, как оно случилось?
Захар всё рассказал. Есаул выслушал его, посмотрел на Хиста и опять, по привычке, стеганул по сапогу.
— А на этот косяк можно поглядеть? — не без вызова спросил Хист.
— Можно, — Захар повернулся к Хисту, — если он не убег.
Тот с ехидством рассмеялся:
— Убёг! Конечно убег! Его гама и не было.
— Был! — вставил слово и Андрей, поглядев не очень любезно на Хиста.
Есаул понял, что может случиться поношение, и решил тут же его предотвратить.
— Пошли узрим! — предложил он.
— Пошли! — поддержал Андрей.
И они тронулись в путь. Когда подошли, то, несмотря на наступившие сумерки, увидели солидный косяк тарпанов. Есаул даже тихонько присвистнул:
— Вот так удача! Будем гнать!
Он хорошо знал, как это делается. Надо только определить вожака и его заарканить. Но вот аркана-то ни у кого не оказалось. Кто думал, что их поджидала такая удача? Есаул решил поутру скакать в кош и вернуться со всем необходимым.
Утром, перед рассветом, как просил есаул, его поднял Андрей. Поёжившись от утренней прохлады, разбудил своих. Не поев, они ускакали на кош. Перед расставанием Хист не очень дружелюбно посмотрел на Андрея. Когда вернувшийся есаул всё рассказал атаману и казакам, те долго смеялись. А косяк-таки они пригнали к себе, чем окупилась вся тревожная ночь. Кто-то из казаков даже заметил при этом:
— Пущай жгуть огнища, лишь бы пригнать таки косяки!
А для Андрея и его друзей время бекетства подходило к концу.
Степь за это время сильно пожухла, стала однообразной и неприветливой. Куда делась её красота, которая так поразила когда-то Андрея? Будылье, которое покрыло землю, даже наводило тоску. Вопреки желанию ему на память часто приходила спасённая незнакомка. Он даже вспомнил о шкурке, которую он ей подарил. «Выкинула, поди!» — с какой-то внутренней жалостью подумал он.
О, если бы он знал, что этот небольшой клочок меха был для неё застывшим мгновением неожиданного счастья. Эта мимолётная встреча с незнакомым юношей теперь занимала в её сердце особое место. С горечью она признавалась себе, что её Александр, любовь к которому заполняла всю её, оказалась поколебленной. Она не могла понять, отчего это с ней случилось. И где сейчас тот юноша?
— Господи! — её глаза остановились на образе, — спаси меня и помилуй! Не дай мне, грешнице, творить непослушание слову Божьему, а дай мне силы жить целомудренно, соблюдать ум, не осквернённый нечистыми мыслями. Прости меня и помилуй! — она упала на колени и неистово крестилась. Закончив молебен, княгиня поднялась и, почувствовав охватившую её слабость, подошла к одру и упала на него. Слёзы потекли из её прекрасных глаз по белоснежным щекам. Она ощутила себя глубоко несчастным человеком. И тут у неё внутри что-то встрепенулось. Глаза мгновенно осушились. И она улыбнулась. «Его», — с нежной лаской подумала она. Перевернувшись на бок, сунула руку под подушку и вытащила небольшую шкурку. Проведя по ней рукой, улыбнулась и спрятала её под сердцем.
