Дэвид Вейс - Возвышенное и земное
«Больше всего меня заботит будущее детей. Поймите, мой друг, всевышний одарил их необычайным талантом; если я сложу с себя попечение о них, это будет означать, что я отступился и от него. Потерянных мгновений не вернуть никогда, я и прежде понимал, сколь ценно время в юности, но теперь я в этом полностью убедился. Вам известно, что мои дети приучены трудиться. Они понимают: чтобы чего-то достигнуть, нужна железная воля. Но кто знает, какой прием ожидает меня в Зальцбурге? Может, такой, что мы будем рады тут же убраться прочь? Я всецело полагаюсь на Вашу мудрость и доброе сердце».
Хагенауэр ответил без промедления: «В Зальцбурге у Вас по-прежнему есть добрые друзья. Возвращайтесь домой, Леопольд, понемногу все утрясется».
При виде Унтерсберга Мама и Наннерль от радости бросились друг другу в объятия, а Вольфганг вдруг понял, почему Папа не хотел возвращаться домой. Теперь уже Папа не будет главой, не он, а кто-то другой будет теперь распоряжаться. Вольфгангу стало жаль Папу. Он радовался, что скоро ему исполнится одиннадцать, хотя Папа по-прежнему утверждает, что ему только девять, а, между прочим, Папа прекрасно умеет считать.
Часть четвертая. ГОДЫ МУЖАНИЯ.
21
Остался ли он вице-капельмейстером? По возвращении домой этот вопрос не давал Леопольду покоя. Он страшился положительного ответа – тогда ему придется надолго застрять в провинциальном Зальцбурге; но страшился и отрицательного – это означало бы полную зависимость от публичных концертов, а сбора от них никогда заранее не предугадаешь. Но ответа на свой вопрос Леопольд ни от кого не мог добиться. У казначея не оказалось для него денег. Леопольд доложил о своем приезде капельмейстеру Лолли – тот, как всегда, бодро дирижировал капеллой, готовя ее к домашнему концерту, – но Лолли даже не удостоил Моцарта приветствием, а лишь бросил через плечо:
– Ваши обязанности исполняет Михаэль Гайдн, обратитесь к нему.
– Мне помощь не нужна, – сказал Гайдн и повернулся к подросткам, которым давал урок игры на скрипке, буркнув себе под нос: – Я выполняю свои обязанности по указанию графа Арко.
Граф Арко пребывал вместе с архиепископом в охотничьем замке в горах. Никто не знал, когда они вернутся, да и мало кого это заботило.
На вечере, устроенном Хагенауэром в честь возвращения Моцартов, все разговоры сводились к их поездке.
– Скажите, Леопольд, мадам Помпадур, правда, была так хороша собой? – поинтересовался Хагенауэр.
– Я бы скорее назвал ее импозантной, чем красивой. Она немного похожа на императрицу.
Хагенауэр пришел в смущение, а Леопольд невольно улыбнулся наивности друга.
– Неужели англичане даже оперные арии поют на своем ужасном языке? – спросил Баризани.
– В Лондоне все оперы исполняются па итальянском.
– Вольфганг действительно понравился Рамо и Баху? – допытывался Венцель.
– Да. И Манцуоли тоже. Уезжая в Италию, знаменитый певец пригласил нас к себе.
– А подарки, подарки? – О подарках хотели знать все. – Неужели вы получали их от самого Людовика XV и от короля Георга III?
Леопольд с гордостью продемонстрировал золотую табакерку, полученную в подарок от французского монарха, и пояснил:
– Англичане предпочитают одаривать звонкой монетой. – Затем он велел Наннерль и Вольфгангу принести в гостиную наиболее роскошные сувениры, а сам давал пояснения: – Дюжина золотых часов, две дюжины табакерок, пекоторые с золотыми и серебряными инкрустациями, серьги слоновой кости с жемчугом, четыре золотых кольца, дорожный серебряный бювар с серебряными перьями, чтобы Вольфганг мог сочинять в пути, две шпаги с рукоятками, осыпанными драгоценными камнями, голландские кружева, английские шляпы, фламандские плащи, французские накидки и коробка для зубочисток из чистого золота.
Леопольд приостановился, чтобы дать возможность затаившей дыхание аудитории оценить все эти удивительные дары, и Буллингер заметил:
– Эти подарки, должно быть, стоят не одну тысячу гульденов?
– Обер-камергер Людовика сообщил мне, что, если я когда-либо пожелаю продать золотую табакерку, король купит ее за несколько сот гульденов.
Гости полюбовались табакеркой, а затем Буллингер спросил:
– Вы, наверное, заработали за поездку никак не меньше десяти тысяч гульденов?
Радостно оживленный Леопольд внезапно омрачился, подозревая какой-то подвох.
– Не забудьте, мне пришлось потратить целое состояние, чтобы не ударить в грязь лицом перед знатью. А сколько мне стоил каждый концерт, представить трудно! Я сомневаюсь, покрыли ли мы все наши расходы.
Шахтнера удивило, что Вольфганг почти не вырос за эти три с половиной года. И пока Леопольд перечислял знатных господ, перед которыми выступали дети, Шахтнер внимательно присматривался к брату и сестре Моцартам. У девочки гордый вид, совсем как у отца, но Вольфгангу явно успели наскучить подарки. Пожалуй, черты лица мальчика стали еще тоньше, думал Шахтнер, а худоба и бледность говорят о том, что болезни его не щадили. Но Вольфганг не забыл его, при встрече бросился на шею и особенно оживился, когда Шахтнер попросил:
– Покажи-ка мне свои новые сонаты.
– Я написал еще и вариации, они вам непременно поправятся.
Но прежде чем мальчик успел отправиться за нотами, в разговор вмешалась Анна Мария. Она за руку подвела к Шахтнеру Наннерль и спросила:
– Ну скажите, Андреас, разве она не подросла?
– Очень, и к тому же похорошела.
Наннерль вспыхнула и, чтобы скрыть смущение, стала показывать ему свои голландские кружева.
– Удивительно красивые, – похвалил Шахтнер. – Вы счастливица.
Анна Мария отослала Наннерль и Вольфганга к другим гостям и лишь тогда спросила:
– Его светлость сердится на Леопольда?
– Отчего же?
– Андреас, вы отлично знаете, Леопольд получил отпуск всего на год.
– Я не сомневаюсь, что Леопольд знал все условия.
– Вы не отвечаете на мой вопрос!
– В следующий раз, Анна Мария, спрашивайте моего совета до отъезда, а не после.
– Но Леопольд такой упрямый!
Словно почувствовав, что разговор идет о нем, к ним подошел Леопольд, и Шахтнер спросил:
– Вы решили навсегда покончить с поездками?
– Ни один разумный музыкант не станет пренебрегать такой возможностью.
– И все-таки рассчитывали, что вас встретят здесь с распростертыми объятиями?
– Разве я мало сделал для прославления Зальцбурга?
– Но какой ценой! Дети очень плохо выглядят: похудели, бледные.
– Они так много болели, – вздохнула Анна Мария. – Но теперь отдохнут.
– Скажите, Леопольд, сколько вы заработали? За вычетом всех расходов?
– Почему это вас интересует? – Леопольд поразился любопытству друга.
– Я хочу знать, стоило ли так рисковать.
Леопольд сделал предостерегающий жест – к ним подходил граф Арко. Леопольд заметил, что гофмейстер постарел, черты лица его заострились.
– Моцарт, – объявил граф Арко безо всякого вступления, – его светлость желает, чтобы ваш сын сочинил музыку к первой части драматической оратории «Долг первой заповеди». Гайдн и Адельгассер сочиняют вторую и третью. Мальчик должен писать музыку в Резиденции, дабы не возникло никаких сомнений в его авторстве.
– Неужели его светлость сомневается в том, что Вольфганг сам сочинил присланные мною сонаты?
Еще как сомневается, подумал граф Арко. Потому-то он и запирает его во дворце. Вслух граф сказал:
– Трудно поверить, чтобы одиннадцатилетний ребенок мог написать такие зрелые вещи.
– Вольфгангу было девять, когда он сочинил французские и английские сонаты.
– Тем более он не нуждается теперь ни в чьей помощи. Леопольд промолчал. Тон графа Арко ясно говорил, что дальнейший спор бесплоден.
Граф Арко продолжал с печальной улыбкой:
– Вся моя семья благодарит вас за соболезнование.
– Графиня удостоила нас своей дружбой, – ответил Леопольд. – Ее смерть была тяжелым ударом для всех нас и особенно для Вольфганга – графиня очень его любила.
– Она хвалила мальчика в своих письмах.
– Графиня ван Эйк была необыкновенной женщиной. Знакомство с ней для нас большая честь.
Подошли другие гости, и граф снова заговорил официальным тоном:
– Оратория должна быть готова через месяц, к годовщине возведения его светлости в сан. Он рассчитывает получить произведение, соответствующее важности этого события.
– Целый месяц? – Леопольд рассмеялся. – Этого вполне достаточно, ваше сиятельство.
– Полагаю, ваш сын не обманет наших ожиданий, – сухо сказал граф Арко. – Это явилось бы большим разочарованием для его светлости.
Почему Папа беспокоится? Вольфганг был совершенно уверен в себе. Он выдержал такое же испытание у принца Конти, а в то время знал куда меньше. От того, как он, Вольфганг, справится с ораторией, во многом зависит авторитет и положение отца; Вольфганг это понимал, но Папе не стоило волноваться, все будет в порядке. Сюжет старой мистерии был скучноватый, но сочинение музыки к ней не представляло трудности. Вольфганг слышал немало ораторий и прекрасно помнил, как строится их музыка. Ему достаточно было один раз услышать какую-нибудь вещь, и он мог легко воспроизвести ее форму. И все же, когда за ним закрылись двери салона, где он должен был сочинять в обществе одного только лакея, у Леопольда было такое лицо, словно сына бросили в темницу.
